Гарем и легкость. Книга от депрессии (СИ) - Афанасьев Семён

А что до общественного устройства, то, может статься, гномов даже кое в чем и опережали.

За перевалом, в степи, навстречу сразу стали попадаться всадники, поодиночке и целыми группами.

На бредущего пешком коротышку, что интересно, вообще никто внимания не обращал. Один раз мелькнувший в полусотне саженей сбоку явно военный разъезд буквально лишь на пару секунд притормозил, словно присматриваясь.

Бронкс на всякий случай даже приготовился объясняться (благо, страны между собой врагами не были).

Но конные и вооружённые орки, видимо, не сочли одинокого пешехода сколь-нибудь достойной целью для своего внимания. Оттого ровно через два мгновения здоровяки хлестнули своих коней и двинулись по делам дальше.

___

Ближайшая придорожная корчма имела настораживающее для гнома название «АС-ХАНА»[i] и манила целой гаммой неповторимых запахов.

Первые пару мгновений Бронкс резонно сомневался насчёт названия заведения. На Всеобщем оно звучало так себе.

Но на открытом огне, сбоку от одноэтажного саманного строения, жарилась четвертушка свежезабитого барана, благоухая специями. А чуть далее, на местном подобии очага, кипела источающая сложные ароматы явно мясная похлёбка.

Бронкс, посомневавшись для приличия, ещё раз принюхался и, весело отбрасывая любые сомнения, скомандовал самому себе:

— Пора и привал учинить!

Что хорошо, купальни в этих местах (спасибо всё той же религии) были если и не на каждом шагу, то при каждом общественном заведении непременно.

Всеобщим языком здесь тоже вполне себе пробавлялись, используя его наравне с собственным.

Смыв пыль, простирнув наскоро кое-что из одежды, Бронкс занял отдельный стол, стоящий под навесом — и на какое-то время исчез из мира сего, говоря фигурально.

Надо сказать, местные столы оказались вообще высотой от пола небольшими и не приспособлены были под стулья. Оттого они снабжались изрядным обилием подстилок и подушек, так как сидеть за таким столом надлежало прямо на полу.

Гнома, впрочем, подобным смутить было нельзя. Уже через четверть часа он, сопя голодным вепрем, отдавал должное и местному супу, и той самой четвертушке барана.

Вначале, после аккуратно уничтоженного мяса (только здоровенная кость и осталась), ему подали чай.

Испив чаю, гном понял, что в животе осталась ещё толика места для следующего блюда — какой-то снежно-белой крупы, разваренной вместе с мясом в полукруглой здоровенной кастрюле, исполненной из меди.

Набив желудок полностью, Бронкс собирался уже уточнить, где здесь путешественникам предлагается ночлег. Хотя до заката и было ещё далеко, но он не отдыхал нормально уж который десяток дней; и на дальнейшее созерцание степи из-под навеса его почему-то не тянуло.

Откровенно говоря, эти самые последние полтора часа его глаза вовсю разбегались между миловидной девицей-орчанкой лет семнадцати, управлявшейся на кухне с очагами — и, судя по внешности, её же приятной во всех местах мамашей (наверняка выскочившей замуж рано и сейчас едва-едва подбиравшейся к возрасту самого Бронкса).

Родителя семейства, что характерно, видно не было.

Бронкс изрядно воспарил духом в свете некоторых заманчивых возможностей, прямо переходивших в определённые перспективы.

Правда, был он порядком утомлён и оттого в точности своих впечатлений не уверен. Если бы не усталость, он бы голову на отсечение дал: обе фемины тайком друг от друга (при каждой возможности!) стреляли глазами именно в его сторону.

А настоящей муж подобного женского внимания без ответа не оставит никогда.

Хотя-я-я, если поразмыслить и совсем уж разум не терять, в уме следовало держать размеры потенциального главы семейства: девица была выше Бронкса на голову; мамаша же была выше самой девицы.

Интересно, какой тогда супруг и отец был им под стать…

А с другой стороны, события последнего времени не были богаты, увы, на деликатного рода приключения. Мужской же организм Бронкса, находясь в самом расцвете сил, регулярно требовал своего. Вот как сейчас, например.

Бронкс скосил взгляд вниз и мысленно возблагодарил местных богов за такие удачные низкие столики, так ловко скрывающие потенциальные мужские страсти.

Отдельной благодарности местные боги удостоились за то, что, метаючи Бронксу на стол съестное, фемины то и дело наклонялись низко-низко. До самого стола. Чем изрядно тешили Бронксову же любовь к виду прекрасного (нижнего белья данная местность явно не знала, а рубахи на девицах были вполне себе просторными).

Идиллия длилась часа полтора, после чего была разрушена непонятным разъездом из трёх орков, галопом подлетевших с той стороны, где находился ближайший город.

Для начала, двое из них вообще не стали слезать с коней. Третий же, соскочив в одно касание и вызвав тем самым зависть Бронкса к своим умениям прирождённого кавалериста (Бронкс верхом допрежь почти не ездил), подлетел к молодой орчанке и без разговора залепил ей с размаху по лицу.

Мать девушки, как раз хлопотавшая над второй четвертушкой барана, вскрикнула раненым лебедем и, выставив вперёд одни лишь ногти, бросилась на обидчика.

Девица рухнула на колени.

— Хоть бы нож прихватила? — задумчиво и встревоженно заметил сам себе Бронкс по поводу матери пострадавшей, наблюдая происходящее широко открытыми от удивления глазами.

Он даже моргнуть не успел, как далеко не старую и вполне ещё симпатичную, чего уж, мамашу полновесный мужской удар кулаком в живот вначале заставил скорчиться, а затем упасть на колени и забиться на земле в судорогах и рыданиях.

— Эй, полегче! — выкрикнул Бронкс, с тяжёлой душой принимая развитие событий и делая то, что надлежало делать.

Пытаясь громогласным криком переключить внимание нападавших на себя, он выкарабкался наконец со своего места и споро понёсся на четвереньках с ковра, от неудобного коротконогого стола, на землю (где оставил обувь).

Увы, на специально поднятом над землёй постаменте под столик даже ему приходилось напрягаться, чтобы развернуться.

Надо сказать, что перед тем, как столоваться, недавний полусотник-десятник гномьего войска подробно выспросил у обеих местных фигуристых хозяек и о стоимости ночлега, и о цене пропитания. Будучи донельзя удивленным ответом старшей (но тоже миловидной) орчанки, он уточнил ещё раз:

— Как так? Неужели, в с ё бесплатно?

Фемина уверенно покивала головой, после чего пояснила: гость в этих краях — священный человек.

Был бы Бронкс местным, какую-то мелкую монетку с него б, может статься, и попросили. Ну, или если нет денег, то предложили бы помочь мужской силой: дров там наколоть, воды принести…

Но именно его вид явно выдавал чужестранца, а таковых местный кодекс прямо указывал считать гостями от бога. Из чего следовали вполне себе заманчивые выгоды и удобства.

— Для начала, платить не надо ни медяка, — довольно пробормотал тогда сам себе Бронкс на родном языке и уже по-новому оценил стати обеих особей женского пола.

К однозначной внешней привлекательности дочери и матери, стремительно и уверенно добавлялись радушие и крайне необычное для родины гнома гостеприимство. В принципе, уже ради созерцания таких диковинных обычаев стоило плюнуть в морду командующему, перелезть через горы и заявиться сюда.

Признаться, после их заявления о неприемлемости платы деньгами, он всерьёз принялся рассчитывать на взаимность своих внутренних устремлений если не со стороны дочери, то уж от матери точно. Только после заката.

А тут такое!

Как бы ни хотелось отрешится от ратного прошлого, но за него, похоже, судьба решала сама.

Перво-наперво, гном щедро сыпанул в сторону двух конников предусмотрительно перехваченным из армии «чесноком» — металлическими шипами, аккурат против конницы и предназначенными.