Алексей Щербаков - Интервенция

Когда эту околесицу понес пятый оратор, у Джекоба мелькнуло циничное предположение. Он заподозрил, что все эти люди только тем и занимались, что с этими самыми фашистами боролись. Причем, судя по лексике и по облику ораторов, всю жизнь они вели бой с тенью. Но даже если этого самого фашизма и не было – неважно. Джекоб все-таки вырос среди евреев – и знал, что, скажем, антисемитизм при желании можно найти в чем угодно. Видимо, эти товарищи тоже что-то находили где-то – и тянули зеленые бумажки с американских налогоплательщиков.

– И сколько же всякой сволочи мы кормили… – будто бы прочитав его мысли, пробормотала Анни.

Количество желающих высказаться не убывало. Причем, поскольку трындеть в очередной раз одно и то же становилось бессмысленно, ораторы стали сворачивать на обличение предыдущих ораторов. Нет, не по существу дела. Все были за Америку и демократию. Но было важно указать, какие сволочи их оппоненты. Кое-кто из высказавшихся стал подпрыгивать на месте, явно намереваясь пойти на второй заход и дать достойный ответ.

Но генералу уже хватило. Он поспешил объявить обеденный перерыв.

Тут снова пришлось прибегнуть к помощи морпехов. Еды для гостей было заготовлено много. Всем бы хватило и еще осталось. Однако высокое собрание набросилось на пищу, как стадо оголодавших павианов. Джекоб бывал с миссиями гуманитарной помощи в глухих закоулках разных стран. Там, где люди по-настоящему голодали. Так вот, тамошние ребята вели себя куда приличнее. Хотя местные граждане, судя по их виду, отнюдь не умирали от недоедания. Творилось нечто невообразимое. Люди старались ухватить все подряд, что только было на фуршетных столах.

Впрочем, постепенно все утряслось. Собравшиеся набили не только желудки, но и карманы и портфели. За считаные минуты столы оказались подчищены так, что на них не осталось ровным счетом ничего. Затем началась вторая серия дурдома. Первоначально предполагалось, что дальше собравшихся начнут потихоньку пристраивать к делу.

Казалось бы, дело простое. Как объявила Анни, теперь желающие сотрудничать с новой администраций должны подойти к определенным людям и выразить желание заниматься тем или другим делом. Потом с ними побеседуют и найдут каждому место по способностям. Эти самые люди стояли тут же возле столиков, над которыми были вывешены таблички: «коммунальное хозяйство», «ремонт дорог», «охрана общественного порядка», «средства массовой информации» и все такое прочее.

Но здесь так не получилось. Толпа все клубилась вокруг опустевших столов, люди перемещались то туда, то сюда, сходились и расходились. Более всего это напоминало восточный базар, где все кричат в голос – и очень сложно разобраться, почему они так кричат. Только, в отличие от базара, тут ничего не покупали и не продавали. Тут просто кричали.

Внезапно толпу разрезала своим немаленьким бюстом Анни. Следом за ней двигалась рысью толпа русских, которые что-то на бегу ей внушали. Ловко вывернувшись, работница выскочила в коридор, промчалась по лестнице и скрылась в кабинете, охраняемом солдатом, скандалить с которым преследователи не рискнули. Туда же проник и Джекоб:

– Ну, что скажешь?

На лице Анни читалось отчаяние.

– Джекоб, это просто ужас! Ты думаешь, они хотят нам помогать? Как же! Они хотят, чтобы мы им помогали!

– Ну, так мы ведь затем и прибыли…

– Ты не понимаешь. – Анни обессиленно рухнула на стул. – Все эти люди кричат, что они элита, совесть народа и что-то такое еще. Ты вот можешь представить человека, который является совестью всех остальных? А эти кричат, что, дескать, только они понимают, что нужно народу. Хорошо, пусть так. Но проблема в том, что делать-то при этом они ровным счетом ничего не желают! Да и, если честно, не умеют. Они хотят «хранить культуру»!

– Так и прекрасно. Насколько я знаю, в этом городе множество музеев. Кто-то должен с ними разбираться, спасать то, что еще не разграбили.

– Да нет же! – воскликнула Анни со слезами в голосе. – Таких, кто всерьез готов этим заняться, – один-два человека. А остальные просто хотят «хранить культуру».

– Что-то я не понял.

– А я понимаю? Насколько я вообще разобралась, они полагают, что хранят ее одним фактом своего существования. А поэтому мы должны обеспечить, чтобы они безбедно жили. Ах да, есть еще политики. Эти говорят: наше движение будет вас поддерживать. Я им говорю: сейчас отведу вас к коменданту города, с ним решайте – пусть люди из вашего движения помогут с расчисткой хотя бы центральных улиц. А они: мы лучше предложим наши теоретические наработки. И тут же мне подсказывают другие – в его движении – пять человек… Я начинаю беседу с этими другими – и все повторяется по новой. Вон смотри. – Анни протянула Джекобу засаленную бумажку, на которой было нацарапано корявыми буквами: «План создания консультационного совета общественных организаций». – Вот таких бумажек у меня двадцать две штуки. Все они хотят консультировать. А кто будет работать?

Анни была крепкой женщиной, убежденной феминисткой, поэтому всегда и всюду пыталась доказать, что она ничем не хуже мужчин. Но общение с представителями местных демократических сил ее доконало. Она, как самая обычная женщина, уткнулась Джекобу в плечо и разрыдалась. А журналист с тоской подумал о том, что для успокоения оставшихся в Америке налогоплательщиков придется строчить материал об успешной встрече генерала с местными сторонниками. Джекоб стал смутно догадываться, почему с Россией случилось то, что с ней случилось…

Кончилось все, впрочем, не так уж грустно. Генерал Адамс в конце концов набрал некоторое количество нужных людей. По большей части это были бывшие чиновники, которые работали на разных мелких административных постах и хоть что-то умели. Подыскали какое-то количество бывших журналистов для издания местной газеты, радиотрансляции, а впоследствии – и местного телевидения. Людей, правда, все равно не хватало. Армейское начальство начало понимать, что придется воспользоваться помощью сектантов. Дело в том, что вместе с армией в Петербург каким-то образом проникли представители Свидетелей Иеговы, мунисты и прочая нечисть. Они сразу же предложили свои услуги в организации местного гражданского населения. Генерал Адамс отнесся к их предложениям более чем сдержанно. Ему не хотелось, чтобы «пришлые» захватывали тут все посты. А уж кто такие сектанты и какая у них хватка, он имел некоторое представление. Но, похоже, иного выхода просто не было.

Что же касается представителей местной демократической общественности, которых не удалось никуда запихать, о них тоже не забыли. Пока что всем сторонникам демократии назначили ежедневные пайки в размере армейского рациона. До тех пор пока в аналитическом отделе не придумают, что же с ними делать. Теперь же всех этих людей с собачьими глазами деликатно, но твердо выпроводили вон. Они медленно брели в свете прожекторов, освещающих площадь, поминутно останавливаясь, хватая друг друга за руки и продолжая бесконечные споры.

Хроника летающих балконов

Брошенный город похож на мертвый кулак.

В свое время на Джекоба произвели большое впечатление висящие в нью-йоркском Метрополитен-музее картины Джорджо де Кирико[7]. Любимой темой художника было изображение загадочных безлюдных улиц под безрадостным небом. Те картины были фантазиями, порождением кошмаров талантливого, но не очень здорового на голову художника. Мог ли журналист предполагать, что окажется внутри этих картин? Длинные пустынные улицы, тусклые стекла домов и витрин, трава, пробивающаяся сквозь асфальт, – все это затягивало, как наркотический трип[8]. Квартал за кварталом – все те же, выровненные как по линейке петербургские дома, в которых никто не живет. Джекоб увлекся путешествиями по пустому городу. В этом было какое-то извращенное эстетство – как на картинах все тех же сюрреалистов. Благо для американца такие прогулки были практически безопасны. Местная уголовная публика не трогала военнослужащих (а Джекоб носил военную форму, только без знаков различия). Это вам не Фергана и не Тегеран, где отойти или отъехать в одиночку от военной базу более чем на километр означало гарантированно лишиться головы. В буквальном смысле.

И ведь, несмотря на свою заброшенность, Петербург был дьявольски красив! Да, пожалуй, затея превратить его в город-музей будет иметь успех. Хотя когда по его улицам начнут шляться толпы горластых туристов, а в домах угнездятся рестораны и магазины сувениров, будет уже не то. Джекобу никогда, к примеру, не нравилась Венеция, с которой сравнивал генерал Адамс будущее Петербурга. Город, существующий исключительно ради туристов, – в этом было что-то неестественное. Но иного выхода не было. Все лучше, чем он просто развалится.