Великокняжеский вояж - Олеся Шеллина
Карета остановилась возле входа в дом, откуда сразу же выскочил сам Акинфий Никитич, и подбежал к карете, отталкивая какого-то дворового, который попытался открыть дверь.
— Ваше высочество, какая радость видеть вас в добром здравии, — раскланялся Демидов в поклонах, да таких интенсивных, что я усмехнулся.
— А уж как я рад видеть вас, Акинфий Никитич, вы даже не представляете. Особенно мне отрадно видеть, что не память ни рассудок вас не подводят и вы меня на этот раз узнали, — и мы улыбнулись друг другу широкими и совершенно неискренними улыбками. Что характерно, старый лис не задавал вопросов про Машку, наверняка понимал, что я ее сюда под угрозой смерти не повезу. Да и в общем-то других дурацких вопросов он также не задавал. Просто выпрямился и сделал приглашающий взмах в сторону дома.
— Прошу вас, ваше высочество, отобедаем, чем Бог послал. Стряпухи еще до петухов поднялись, чтобы расстараться и стол, достойный вашего высочества организовать.
— Ой, что-то я рано за вашу память порадовался, Акинфий Никитич, — я продолжал широко улыбаться, и шутливо погрозил ему пальцем. — Вы совсем забыли, что у вас служит месье Ленуар, прекрасный повар из самого Парижа. Или вы решили меня удивить, и порадовать исключительно русскими блюдами, потому кухарок работать заставили? — вот по мне, так лучше бы действительно кухарок заставил, потому что то, что готовят разные французские повара для русских варваров, лично я есть не могу. В Петербурге об этом прекрасно знают, и даже на обязательные ужины с теткой для меня готовят отдельно. Так что здесь я, скорее всего, останусь голодным.
— И все-то вы знаете, ваше высочество, — Демидов, как и я, продолжал улыбаться, вот только взгляд его улыбки не отражал, был холодным и сосредоточенным.
— Так ведь и положение у меня такое, я обязан все знать, — разговор продолжался во дворе, потому что в дом я пока не собирался заходить. — Но, время обеда еще не пришло, так что предлагаю, начать знакомиться с заводом прямо сейчас.
— Как вам будет угодно, ваше высочество, — тут же отреагировал Демидов. Значит, предполагал, что я могу вот так с колес начать с его детищем знакомиться. Тем лучше, меньше недомолвок будет. — Я готов сопровождать вас куда вы пожелаете.
— Не думаю, что это будет хороший вариант. Предлагаю, чтобы сэкономить время, и, чтобы у нас было много разнообразных тем для разговоров за предстоящим грандиозным обедом, который, я просто уверен в этом, будет восхитительным, разделиться. Вы пойдете с Романом Илларионовичем, — я махнул рукой, призывая к себе Воронцова, которого специально забрал с собой, — в кабинет, и там вы ознакомите его со всеми книгами и бумагами, которые расскажут Роману Илларионовичу о том, как именно вы ведете дела. Я же вижу, что вас мучат боли, и вы не сможете долго ходить, зачем же себя мучить? А мне компанию составят ваши сыновья, все трое, если это возможно. Не думаю, что они не смогут мне ничего показать. Не так ли? — лицо Демидова слегка вытянулось, вот такого пассажа он точно не ожидал, но Акинфий Никитич быстро взял себя в руки, тем более, что десяток гвардейцев, под командованием Лопухина, ясно давали понять на чьей стороне сейчас сила.
— Конечно, ваше высочество, как вам будет угодно, — в течение пяти минут была произведена небольшая рокировка и я в сопровождении Румянцева, Криббе, Федотова с тремя гвардейцами и трех братьев Демидовых, направились к входу на завод.
***
С самого раннего утра Санька был как на иголках. Он уже десять раз пожалел, что согласился исполнить просьбу незнакомого иностранца, который подошел к нему еще вчера вечером, когда он бежал из башни, куда его послал с поручением мастер, в барак, где жил уже пару лет, с тех самых пор, как его забрали из деревни на заводы. И вроде бы и дело-то было плевое, больше на баловство похожее, и боязно было, просто спасу нет.
Но, рассуждал Санька, если его поймают, то за такое высекут, так не впервой, а рубль, отданный иноземцем, вот он, в сапог спрятан. Но все равно боязно.
Дело близилось уже к обеду, и Санька, который извелся совсем, хотел уже найти того иноземца, и отдать ему рубль, сказав, что передумал. Хоть рубль и жалко было, но страх был сильнее, а вдруг не просто выпорют, а что посерьезнее за свою шалость он получит? К тому же он не знал, над кем именно нужно было подшутить. Вроде бы и гости важные, но, с другой стороны, перед особо важными гостями Акинфий Никитич всегда куда-как расстараться пытался. Здесь же, просто прошелся по заводу, да и махнул рукой, пробормотав что-то про то, что бесполезно. Что было бесполезно Санька не понял, да и не спешил понять, потому что занят был: образец получившейся стали надо было в башню отнести. Но такое отношение позволило думать, что гости не слишком важные приезжают.
Из кареты выскочил молодой совсем вельможа, надевающий на ходу шляпу. И хоть дверь кареты перед ним сам Акинфий Никитич, выглядел вельможа не слишком значительно. Темный камзол, какие-то странные прямые брюки, совсем мало вышивки, еле видно серебряные нити, даже парика и того нет, шляпу он на свои светлые и очень коротко остриженные волосы надел. Не то что тот второй, с которым Акинфий Никитич ушел, важный такой, но тоже не слишком пышно одетый, да и парик маловат будет. С этим же молодым из кареты сыновья Демидовские двинулись в сторону завода, даже в дом не пройдя и не отобедав. Санька не помнил, чтобы кто-то от обедов в доме Демидова отказывался, значит, Акинфий Никитич сам не предложил гостям перекусить с дороги.
Придя к таким выводам, которые следовали из всех предпосылок, Санька окончательно успокоился. Ничего ему не будет за шалость, может быть, даже и не побьют сильно, так что можно рискнуть и не отдавать заветный рубль. Такого богатства он и не видел никогда, а теперь он у него и вовсе останется.
Вместе с сыновьями Демидова, среди которых только младший Никита Акинфиевич принимал участие в
