Алексей Корепанов - Тайны Древнего Лика
Чтобы не наклоняться и не тревожить ноющую спину, Флоренс присела на корточки. Выключила фонарь и повесила его на шею. Возвращаться к воротам было, наверное, еще очень и очень рано — не в тысячи же раз замедлялось здесь время, — и она, упираясь руками в колени, встала и вновь побрела вперед, в слабый рассеянный свет бесконечного зала.
Но уже через несколько десятков шагов опять остановилась. Перед ней была круглая выемка размером с автомобильное колесо. На дне этой выемки, похожей на отпечаток большого мяча в мокром песке, лежал удивительный и очень знакомый предмет — Флоренс видела такой же не только в Интернете, но и в музее американских индейцев в Нью-Йорке.
Вновь присев на корточки, Флоренс дотянулась до своей находки и взяла ее в руки.
Она рассматривала прозрачный человеческий череп с огромными светящимися глазницами и похожими на бриллианты зубами, гладкий и прохладный, и ей невольно вспомнился Гамлет, принц Датский.
— Бедный Йорик, — улыбаясь, тихо произнесла она.
Флоренс знала, что череп высечен из кристалла кварца.
У нее не было удивления — она просто любовалась этой искусной поделкой, вероятно, принадлежавшей к тому самому семейству «хрустальных черепов», что стало широко известно после очередного фильма об Индиане Джонсе.
Первый такой череп был обнаружен на полуострове Юкатан, при раскопках заброшенного города майя. Лубаантун, «Город упавших камней» — так назвал древние руины английский археолог Фредерик Митчелл-Хеджес.
Впоследствии похожие черепа нашлись в запасниках музеев и в частных коллекциях — не только в Америке, но и в Европе, и в Азии.
Экстрасенсы и просто высокочувствительные люди уверяли, что череп «Митчелл-Хеджес» навевает им особые, почти гипнотические состояния, которые сопровождаются необычными запахами, звуками и яркими видениями — как из далекого прошлого, так, возможно, и из будущего…
Флоренс знала и о неизвестно на чем основанном утверждении о том, что эти черепа когда-то служили своего рода приемо-передатчиками, работающими в диапазоне психических энергий и мыслеобразов. Кое-кто предполагал, что они использовались для секретной связи между посвященными, находившимися на большом удалении друг от друга, — на различных континентах, а то и на разных планетах…
Нанотехнолог, продолжая держать череп в руке, вглядывалась в светящиеся глазницы, похожие на включенные автомобильные фары. Да, этот череп очень напоминал тот, который ей довелось увидеть в нью-йоркском музее.
«Ты сделан именно здесь, — без всяких эмоций подумала она. — Здесь, на Марсе. Все те хрустальные черепа, которые боги якобы подарили людям, сделаны здесь. А боги пришли на Землю с Марса…»
Она не задавалась вопросом, откуда в этом зале взялся хрустальный череп. Она не собиралась ничего анализировать, не собиралась выдвигать какие-то предположения — она просто принимала все как есть: вот зал, вот лунка и вот — прозрачный череп с сияющими глазницами…
Флоренс не заметила того момента, когда заклубился под прозрачным хрустальным гладким лбом черепа белый туман, и зашептали что-то непонятное далекие голоса, и тонко-тонко зазвенели со всех сторон невидимые колокольчики…
Туман расползался, растекался, заполняя собой все окружающее пространство, она плыла в этом тумане, поднимаясь все выше и выше… Невнятный шепот постепенно утих, а колокольчики, напротив, звенели все сильнее. Уже не колокольчики это были, а огромные серебряные колокола, сотни, тысячи колоколов, каждый со своим голосом, ритмом, мелодией… Они ничуть не оглушали, их пение было таким же естественным и ненавязчивым, как дыхание, как стук собственного сердца. Прошло то ли мгновение, то ли вечность, и Флоренс поняла, что этот перезвон издают звезды, невидимые на дневном небе. Небо было просторным и светлым, внизу безмятежно зеленела равнина, сверкал на солнце величественный Купол, и Марсианский Лик был четким и красочным: белый лоб, розовые щеки, почти прозрачная слеза, изумрудные зрачки… А еще — темные волосы и красно-желто-синий головной убор… Мягко блестело золотое покрытие равнины, покачивались на легком ветерке шарообразные белоснежные цветы, с дерева на дерево неторопливо перелетали птицы цвета сапфира, похожие на голубей. Вдали играла, переливалась бликами волнистая спина океана, и в розовой дымке у горизонта бродили, непрерывно меняясь местами, сияющие, уходящие в небо колонны… Она знала, что это за колонны, ей был понятен ритм их движения, и вообще она знала все об этом мире, воссозданном в новой плоскости бытия как воспоминание об иной Вселенной. Отсюда, из невесомой прозрачной вышины, она могла заглянуть под Купол, вернее, сквозь Купол, очутиться в любой из пирамид, одним взглядом охватить все помещения Лика. Она могла тонким лучом проткнуть небеса и скользнуть в пустоту — живую, дышащую пустоту, — а потом воплотиться в краю других пирамид, возле другого Сфинкса — еще одного воспоминания о предшествующем слое бытия.
Она повернула голову к солнцу — и увидела сияющий в небе хрустальный череп. Нижняя челюсть черепа двигалась, и несся оттуда звон множества колоколов.
А потом череп вдруг стал преображаться — и превратился в лицо пилота Свена Торнссона.
И это ее тоже совершенно не удивило.
Ей было спокойно и хорошо, но внезапно в этот изобилующий разноцветьем красок приветливый мир вторглись какие-то посторонние звуки, донесшиеся с небес. Звуки приближались, нарастали, заглушая серебряный звон колоколов, и все вокруг содрогалось в такт этим звукам. Содрогалось, блекло, съеживалось как сухой осенний лист — и проступало, все более четким становилось другое: слабо светящиеся стены… темный каменный пол… круглая ложбинка с углублением в центре. С углублением в форме черепа.
Размеренные звуки не прекращались, в них полностью растаял серебряный звон. Флоренс разжала пальцы — и хрустальный череп скатился в ложбинку.
Она поднялась на ноги, обогнула ложбинку, сделала еще несколько шагов вперед, навстречу приближающимся звукам, и остановилась.
Флоренс догадалась, что значат эти звуки. Это были чьи-то шаги. Кто-то шел к ней из глубины пустынного зала.
6
Он даже не успел ничего понять. Внезапно налетевший теплый вихрь подхватил его, плеснула в лицо упругая, словно резиновая, волна, — и он, мгновенно ослепнув и оглохнув, перестал ощущать собственное тело. Он как бы существовал и не существовал одновременно, он чувствовал, что сердце его продолжает биться, — но знал каким-то запредельным знанием, что нет теперь у него никакого сердца…
Ошеломление и испуг пришли позже, когда кто-то могущественный и умелый ловко воткнул его сознание назад, в исчезнувшую было плоть, — или же поймал сачком-телом бабочку-сознание…
Перед глазами все еще стояла потрясающая, невероятная картина: земная Луна над далекими сизыми горами, темные пирамиды, вздымающиеся над деревьями, — и все это возникло прямо внутри Марсианского Сфинкса! Ворвался в подземный зал теплый ветер, принес с собой запахи свежей листвы и цветов, запахи дыма, и Алекс сказал что-то… «Древний город… Открылся переход…» A потом сзади раздался глухой удар, от которого задрожал пол подземелья. А дальше? Что было дальше?
А дальше налетел вихрь и принес с собой черную волну.
Откуда-то издалека доносились монотонные голоса, но слов было не разобрать. Свен Торнссон лежал на чем-то твердом, непоколебимом, и под головой у него была явно не подушка. Голоса зазвучали напевнее, мужские низкие голоса, и ему представилось, что это идет церковная служба. Церковная служба — в Марсианском Сфинксе? Или это Батлер умудряется говорить сразу несколькими голосами? Или такое уж здесь необычное полифоническое эхо?
Он уже знал, что никакой это не Батлер, что все теперь совсем другое… и надо принимать это другое, потому что выбора нет…
Свен открыл глаза.
На то, чтобы изучить окружающее, у него ушло буквально несколько секунд. Оказалось, что он лежит на дне довольно глубокой каменной чаши, высоко над его головой, в колышущемся неярком свете то ли факелов, то ли костра, виден плоский каменный потолок, и круглое отверстие в нем находится точно над центром чаши. В отверстие заглядывало небо — не розовое, а темно-синее, и звезды в этом кружке казались свечами на торте по случаю дня рождения.
Да, небо было не розовым, марсианским, а темно-синим, глубоким — земным.
«Это древний город, Свен… В Мексике. Открылся переход…»
Так буквально минуту-другую назад сказал Алекс Батлер, Орфей-гитарист, специалист по Марсу. И, судя по его рассказам, по земным древностям тоже.
А вот Алекса Батлера рядом не было.
Пилот сглотнул и провел рукой по комбинезону, словно проверяя, на месте ли тот. Комбинезон оказался на месте, фонарь тоже — он лежал на груди, только почему-то выключенный. Из-за кромки чаши продолжали доноситься голоса. Теперь это, несомненно, было пение, сопровождающееся размеренными звонкими ударами, — словно колотили железным прутом по большой сковороде. Теплый воздух был насыщен незнакомым пряным ароматом с едва уловимой примесью запаха кофе.
