Теневик. Конец войны - Денис Старый
Однако, понимая серьёзность ситуации и то, что мои эмоции должны быть понятны командованию, чтобы составлять статистику и приближаться к пониманию Альфы, я продолжил:
— Жажда убивать тех, кто это сделал. Повысилась температура и участился пульс, — кратко описал я своё состояние.
Неожиданно старший лейтенант подошёл ко мне, потрогал лоб, прижал сонную артерию, отсчитал секунды и удары моего сердца.
— Да, есть температура и учащённое сердцебиение, — констатировал Вороной, вглядываясь в сторону леса, как будто там кто-то должен быть.
После ко мне подошёл ещё и младший лейтенант Коротченко, также проверил пульс, но уже записал показатели в блокнот.
— Что чувствуешь? — спросил комиссар госбезопасности Сенцов у Вороного.
— Командир, вы же знаете, что уже тот факт, что я чувствую, говорит об опасности, — сказал старший лейтенант.
И тут меня поразила реакция Сенцова. Он моментально направил на Вороного пистолет, который держал в правой руке, а в левой достал ракетницу и пустил в небо красную ракету.
В этот момент я начал чувствовать резкое жжение во лбу, а после стал задыхаться. Пришло понимание, что меня отравили. Постепенно стали неметь конечности. Я стал пытаться противодействовать, купировать распространение яда Силой, но ничего не получалось.
— Стой там, где стоишь! — закричал Сенцов.
— Товарищ комиссар госбезопасности, но объясните! — сказал Вороной и в его голосе я даже услышал нотки обиды.
— Бах! — на грани слышимости прозвучал заглушённый выстрел.
Сенцова отбросило, он картинной развернулся в полете и рухнул на землю.
— Бах, бах, бах, бах! — из своего ППШ открыл беспорядочную стрельбу Дед.
Было сухо во рту, нёбо, словно склеилось, я не мог произнести ни звука, но настойчиво, не обращая внимания, что уже подкашиваются ноги, старался выкрикнуть. Всё же привычка — большое дело. Я не сразу понял, что слова мне никакие не нужны. Ну и соображал как-то медленно, даже для того себя, до обретения Силы.
«Игнат, идёшь на три часа к толстой сосне. Занимаешь оборону. Якут, всеми силами защищаешь Лиду. Лекарка! Не стой сама, беги к Якуту и вместе с ним подходите к Сенцову. Он не должен умереть! Спасай его!» — отдавал я мысленно приказы. — «Яга, Ольга, прячься ща дерево и работай!»
«А как ты?» — прозвучал растерянный девичий голос у меня в голове.
«Лида, твою Богу душу мать! Исполнять приказы! Яга, почему не посылаешь свою любовь в сторону, откуда пуля прилетела?» — мысленно кричал я.
Оказывается, что общаясь с телепатически, можно даже кричать! Или это я так думал, что кричу. Между тем, яд действовал и я вынужденно припал на одно колено. Словно какая-то слизь покрывала мою гортань. И я пробовал мысленно вызвать у себя рвоту, руками себе уже помочь не мог.
«Кто? Какая сука предала⁈» — проносилось у меня в голове.
Мог ли это быть Вороной? Сильно сомневаюсь. Я не чувствую в нем гниль, не наблюдаю того набора действий и поступков, которые обычно совершает предатель. Сейчас старший лейтенант сидел на коленях рядом с Сенцовым, сгорбившись, прикрывая своей спиной командира. Тем же временем он двумя руками зажимал рану на груди Сенцова. Это предатель? Нет, но предательство было.
Кто ещё? Какая-то очевидная мысль крутилась у меня в голове, но никак не могла раскрыться. Будто что-то мешало понять, что может происходить сейчас, или кто-то. Очевидно — чтобы меня отравить, нужно было либо распылить аэрозоль с ядом, либо прикоснуться ко мне, либо накормить меня чем-то.
Да! К моему лицу прикасалась Лида и старший лейтенант Вороной! И всё же, кто-то из них предатель?
— Бах, бах, бах, бах! — раздавались выстрелы.
Я нашёл себе силы и, приподнимая голову, увидел, что пули пролетают в опасной близости от Игната, который вышел на самый край поляны в направлении предполагаемого места стрелка. Теперь мне становится более чем понятно, зачем капитан Игнатов в моей группе. Он отвлекает диверсионную группу, которая пришла, чтобы нас уничтожить.
То, что работает не один человек, а целая группа, стало понятно и без применения способностей. Стрекотали автоматы, раздавались одиночные выстрелы. Против нас работали четыре или пять человек. И никого из них я не мог почувствовать. Мало того, так не сразу и приходили нужные мысли. И это был не ментальный удар. Меня никто не пытался взять под контроль гипнозом. Дело было в чем-то другом.
Тем временем Лида уже топталась за спиной Якута, который закрыл глаза и переминал свои чётки. Редкие пули летели и в их сторону, но они, будто бы вязли, замедлялись, а после и опадали. Может очередью из автомата такую защиту Якута и можно пробить, но пока все держались.
Девушка прикладывала обе руки на рану Сенцова, она будто светилась.
«Туман, без потери времени я больше ничего не могу сделать для комиссара. Десять минут он будет жить. Я иду к тебе» — прозвучало у меня в голове.
Одновременно с этим, у меня начало мутнеть в глазах, вырвало какой-то чёрной желчью, в которой я почувствовал Альфу. Нет, не скверну, но от понимания, что меня травят ядом с Альфой, мне не становилось легче. Я уже лежал на сырой, после утреннего дождя, земли, моё тело скрутило судорогами, уже не мог пошевелить даже пальцем. Я всё, или почти всё, чувствовал, даже понимал, пусть и замедленно, а вот сделать ничего не мог. Казалось, что сейчас яд подойдет к сердцу и, словно рукой рубильник переключить, отрава остановит главную мышцу организма.
И свою боль, и ту энергию, которую распространяла Ольга — все это ощущал. Наверное, Яга-Оля растерялась и била просто по площадям. Как бы не получилось так, что Якут станет оборачиваться на суккубу и не сможет сдерживать пока невидимых мне противников, как и их пули.
«Всем защищать Ольгу. Впереди тот, кто хочет её убить», — ретранслировал я ложный посыл.
Если и случилось так, что Якут с Игнатом резко возжелали Ольгу, то я их направлял в нужное русло — защитить всеми силами свою любимую. Возможно, после моих слов они не будут срываться с мест и отвлекаться от дела, а продолжат свою работу. Хорошо, что Дед полностью невосприимчив к магии суккубы.
Пожил не полный месяц в новой жизни, хватит? Вот так бесславно уйти? Я пробовал сопротивляться яду, но он просто не реагировал на мои потуги. И тут что-то воздушное, словно мягкая перина или пенка молока коснулась моего лба. Не трудно было догадаться, чьи это прикосновения.
