Александр Митич - Игра в поддавки
Даже группа иностранных туристов под водительством старика Шляпы не осталась в стороне от всеобщего боевого безумия. Двое шустрых жилистых мужичков лет сорока пяти прижали к стеночке двух других мужичков, чуть помладше, в клетчатых рубашках и черных бейсболках с одинаковыми надписям «I love NY».
- Fuck you! - неслось из-за столика с туристами.
- Fuck you, you fucking fuck! - отвечали оттуда же.
Американская тетушка-феминистка растянула в фарфоровой улыбке свою загорелую морщинистую физиономию. Ее глаза сияли торжеством. Наконец-то она живет так, как надо! На гребне волны! У бездны мрачной на краю! Среди ополоумевших от ярости самцов! Это так возбуждает, подруги!
Лишь ученые оставались трезвыми среди всеобщего опьянения. Словно ничего не происходит, они сидели за своим угловым столом, трескали чебуреки, прихлебывали текилу и беседовали о своем, о нобелевском.
- Так вот я тогда напряжение пси-поля возле того разлома померил… И намерил целых пятьдесят грофов!
- Хорош заливать!
- На что поспорим?
- На твой горный велосипед!
- Идет!
- Тогда довожу до твоего сведения, Григорий, что ты проиграл свой замечательный горный велосипед. Потому что мой ПДА все логи тех измерений благополучно засейвил. Вот, погляди-ка!
…Примерно в таком духе, да.
А вокруг них летали стулья.
Лопались шрапнельными бомбами бутылки и пивные кружки.
Стонали и ругались матом, вздыхали и попискивали дерущиеся люди.
Разлетались в мелкое крошево сервировочные блюда.
Выворачивали внутренности в нежданном рвотном позыве изможденные пьянством тела.
Трещали по швам брюки.
И так далее…
Драться мне расхотелось так же внезапно, как и захотелось.
Вот будто просто взяли - и где-то глубоко внутри меня вырубили напряжение.
Я вдруг стал кроткий, как ягненок. И миролюбивый, как буддийский монах в оранжевой хламиде.
Я нашел взглядом Ивана и Тополя - все это время они сидели за нашим столиком, потребляли недопотребленное и, уподобляясь ученым, делали вид, что все пучком и происходящее их не касается.
Я помахал им рукой - мол, пробирайтесь к выходу, бродяги.
Иван, конечно, смысла моих пантомим не разобрал. А вот понятливый Тополь - очень даже.
Улучив момент, когда между барной стойкой, под которой спрятался благоразумный Неразлучник, и общим залом Бара, теперь более походящим на спортзал, где проходят спарринги по рукопашному бою, образовалось нечто вроде безопасного коридора, они поставили свои кружки на стол и метнулись к нам с Ильзой.
Забыл сказать, что после того, как ее обидчики были уничтожены морально и физически, принцесса Лихтенштейнская, пользуясь тем, что нас никто не видит в узком и темном туалетном аппендиксе, чмокнула меня в небритую сталкерскую щеку. Это был первый поцелуй венценосной особы в моей нелегкой жизни.
- Ну как вы? Живы? - спросил Иван. Похоже, он не на шутку перетрухнул.
Спрашивал он, конечно, не столько у меня, сколько у Ильзы, но я сделал вид, что об этом не подозреваю. И что тронут его заботой.
- Да живы… - отвечал я, потирая указательным пальцем ушибленную скулу. - Полечил тут троих из «Свободы»… Чтобы учились вести себя с приличными женщинами, - пояснил я.
- Надо бы льда попросить у Неразлучника, - заметил Тополь, указывая на розовую шишку, которая неумолимо напухала у меня на лбу.
- Обойдусь и так, - вздохнул я. - А то неудобно как-то… Я же всю эту драку вроде как затеял. А теперь еще и льда прошу. Мы вот спать пойдем. А Неразлучнику потом все это дело убирать. Осколки подметать. Блевотину отмывать. И все такое прочее.
- Не бери дурного в голову, брат. Ну заработают они сегодня на сто единиц меньше, чем обычно… Ты думаешь, эти бокалы дорого стоят? Стекло, штамповка среднеазиатская. Или, может, лавки эти, из бревен выстроганные, достались им за бешеные деньги? Вот именно что нет. Их глухонемые тут недалеко, возле Луцка, на закрытом заводе производят. А государство их продает почти по себестоимости. Так что пусть терпят наши дебоши. Уплочено! - обнадежил меня Тополь.
Под грохот падающих стульев и звон посуды, бьющейся о керамогранитный пол Бара, мы четверо спускались в подвал, где располагались сдающиеся комнаты, по грубо сработанной винтовой лестнице.
Я приблизительно знал, что дальше будет.
Как джентльмены мы уступим Ильзе единственную кровать - ту самую, на которой видит свои серые сны бармен Неразлучник.
Сами же мы раскатаем спальники и ляжем на полу.
Точнее, это мы с Тополем раскатаем свои спальники и ляжем. А Ивану мы сделаем что-то вроде подстилки из второго одеяла (если их два), или снимем с кровати матрас (если этот матрас есть). На всем этом жидком хозяйстве спать нашему избалованному Ивану будет холодно. Поэтому, поворочавшись, он среди ночи встанет и тихонечко прикорнет на кровати рядом с Ильзой. И всю ночь от сырых стен комнаты бармена будет отражаться его гулкий богатырский храп.
Утром я, как всегда, встану первым.
Потянусь. Оденусь. Причешусь.
Проверю, на месте ли контейнер цвета аквамарин (ведь я уже считаю его своим, хотя с точки зрения суеверий это неправильно).
Потом посмотрю сонным взглядом на Костю. Лицо у него всегда такое умное, когда он спит, - будто во сне он дифференциальные уравнения решает.
Затем я переведу взгляд на парочку наших найденышей. Они будут лежать на кровати, трогательно обнявшись. Большое лицо Ильзы будет кротким и бледным. А лицо Ивана - простоватым и высокомерным, таким же, как в жизни.
Несколько минут я буду смотреть на них и размышлять о том, почему некоторым людям в жизни везет, а некоторым - не очень.
А потом гаркну этак грубовато: «Подъем, братва! Нас ждет Темная Долина!»
Глава 23. Через Темную Долину
Come on!
Gonna kill you, gonna send you to the grave tonight, оh yea that’s right!
«Death Of The Prodigy Dancers», Prodigy
Ненавижу Темную Долину! Лютой ненавистью!
И будь я Тем, От Которого Все Зависит, или хотя бы Отвечающим Чувачком, У Которого Есть Маленькая Атомная Бомба, я бы вполне ответственно эту маленькую атомную бомбу на Темную Долину уронил.
Потому что лично я был бы рад, если бы ее не было на карте Зоны.
Пусть будет Радар, от одного вида которого у меня шарики за ролики закатываются. Пусть будет даже ЧАЭС с ее бесконечными коридорами, шахтами, лазами, расширителями. А вот Темной Долины, пожалуйста, не надо.
Начать с того, что когда-то давно, кажется, что сто лет назад, а на самом деле всего десять, в Темной Долине я потерял и напарника, и наставника, у которого ходил в отмычках.
Я был еще молодым салагой, недоноском. И кличка у меня была другой - тогда меня звали не Комбатом, а Сэнсэем, мне почему-то казалось это страшно круто - прозываться Сэнсэем, вспоминались восточные боевики с их задорным ногодрыжеством, рукомашеством, кувырками в обезьяна-стайл и прочими буддийскими монастырями.
Моего тогдашнего напарника звали Кнопкой. Вопреки беспонтовой кличке он был рассудительным пацаном со смуглым лицом и умным, живым взглядом. Не таким рассудительным, как зануда Тополь. Но все же.
Кнопка был моим земляком. Мы вместе учились в школе, а потом на физфаке, когда, с треском провалив третью по счету сессию (у меня лично было два «несрубаемых» хвоста - по программированию и, конечно, по иностранному языку), мы решили сдернуть в Зону, где никаких сессий нет, где физика, так сказать, живая, весомо-грубо-зримая, где двойкой называется не оценка в зачетке, а блуждающая парная жадинка, где над тобой нету никого - ни мамы с папой, ни декана, ни милиционера. Никого, кроме, конечно, Бога, в которого мы с Кнопкой тогда не верили.
В общем, было бы сказано, сделать недолго.
И мы, бросив универ и даже не уведомив родителей (которым нам так сильно хотелось отомстить за их якобы черствость и их якобы тупость), поперлись искать счастья на берега Припяти. Черствые и тупые родители тут же заявили в милицию, мол, пропали дети, возможно, похищены… Но это уже совсем другая история.
И вот мы сходим с поезда (никогда не забуду тот плацкартный вагон) на вокзале в Киеве.
Январь. Минус десять. В четыре - темно. Погода такая, что хочется немедленно купить веревку, мыло и тут же, в общественном сортире с запекшейся вокруг очка лавой экскрементов, удавиться.
Помню, из вещей у меня был только пластиковый пакет со сменой белья, станком для бритья и телефоном, у которого коротил аккумулятор.
На банковском счету у меня было сорок единиц - подарок тети на мой семнадцатый день рождения (она подарила деньги вместе с карточкой). У Кнопки денег было чуть побольше - единиц триста. Он, оказывается, копил на какой-то супер-бупер-компьютер. На эти триста единиц мы пили и ели первое время. На них же мы наняли машину, это был допотопный «газон» с колесами, обмотанными цепями. Машина довезла нас до самого Периметра…
