Джо Холдеман - Бесконечная война
Глава 8
Химические препараты обладают свойством ослаблять память о том, как к тебе возвращалось сознание, что, надо думать, само по себе не так уж и плохо. Мои диафрагма и пищевод горели огнем и саднили от рвоты, с помощью которой организм очищался от жидкости. Кэт выглядела жутко, а я старалась не смотреть в зеркало, пока мы вытирались полотенцами, надевали контактные сетки, забирались в свои боевые скафандры и готовились к высадке.
Наша стратегия, какой бы она ни была на самом деле, по мере приближения к портальной планете казалась все менее соблазнительной. Два таурианских крейсера действительно принадлежали к устарелым моделям, но они в сотни раз превышали размерами нашу миноноску и поскольку были задействованы на синхронную орбиту, то так и висели над базой, и нам, чтобы добраться до базы, надо было обязательно пройти под их огнем. Нам, однако, разрешили приблизиться, не делая попыток сбить меткими залпами, что делало рассказ Человека более заслуживающим доверия.
Возможно, они понимали, что наше главное предназначение — вызвать на себя огонь базы и крейсеров. Если бы они нас аннигилировали, то «Боливар» наверняка применил бы другую стратегию.
Когда Моралес решил, что мы идем на посадку и приземлимся на полосе, примыкающей к базе почти вплотную, я пробормотала: «А не все ли равно, за что быть повешенным — за козленка или за овцу». Кэт, бывшая со мной в связке, спросила, кому это нужно — вешать овец. Я ответила, что объяснять долго. Так говаривал мой отец, но если он и объяснил мне смысл этой поговорки, то я его все равно позабыла.
Посадка сопровождалась диким грохотом, но оказалась на удивление мягкой. Мы переключили боевые скафандры с режима транспортировки и попробовали передвигаться по поверхности планеты, где сила тяжести составляла всего треть g.
— Сюда надо было послать Коя,— сказала Кэт. Так мы привыкли называть марсианина Чанса Нгуема.— Он бы чувствовал себя тут как дома.
Нам пришлось поторапливаться: люди стремились побыстрее занять боевые позиции. Кэт отправилась на другую сторону базы. Мне же предстояло сопутствовать Моралесу в его миссии стучать в дверь. У офицеров есть свои привилегии — либо нарваться на пулю, либо на приглашение пожаловать к столу.
Здания базы выглядели так, будто ее сконструировал какой-то очень трудолюбивый и серьезный ребенок. Блоки без окон, выложенные в строгом геометрическом порядке. Все, кроме одного, выкрашены в песочный цвет. Мы направились к серебристому кубу штаба. Во всяком случае, на его двери большими буквами было написано «ШТАБ».
Сверкающая дверь со свистом взлетела вверх подобно готовому сейчас же обрушиться вниз ножу гильотины. Мы вошли в проем, стараясь без особого успеха сочетать быстроту с достоинством. Дверь, лязгнув, тут же опустилась. Этот «нож», он же дверь, отличала массивность, так что даже в вакууме мы услышали этот лязг благодаря вибрации пола, переданной подошвам наших сапог.
Раздался свист воздуха — его мы услышали уже по-настоящему, и минуту-другую спустя вторая дверь шлюза открылась сама собой. В нее мы прошли боком — мешали габариты наших боевых скафандров. Я думаю, мы могли бы прекрасно пройти и прямо, по дороге расширив дверной проем. Могу сказать, что я даже совершенно серьезно рассматривала такую возможность, пока лезла боком — по-крабьи. Это лишило бы хозяев возможности пользоваться шлюзом до тех пор, пока ему не сделают изрядный ремонт.
Дальше была еще одна дверь — металлическая, предохраняющая от взрывной волны, толщиной в полметра. Медленно она распахнулась перед нами. За простым круглым столом сидели Человек и женщина, похожие друг на друга, как близнецы. На обоих были одинаковые голубые мундиры.
— Приветствую вас в Алькатрасе[8],— сказал Человек.— Это название берет начало от очень древнего анекдота,— Он жестом указал на четыре пустующих кресла.— Почему бы вам не снять скафандры и не расслабиться?
— Это было бы не слишком умно,— ответил Моралес.
— Вы же окружили базу. Даже если бы я захотел причинить вам вред, то вряд ли решился бы на такую глупость.
— Это ради вашей безопасности,— поспешила вмешаться я.— За четыреста лет вирусы могли подвергнуться сильнейшим мутациям. Вы сами не захотите дышать одним воздухом с нами.
— Ну, это не проблема,— ответила женщина.— Поверьте мне. Мои тела куда более эффективны, нежели ваши.
— Мои тела? — спросила я недоумевая.
— А, да ладно!
Она сделала жест рукой, который показался мне лишенным смысла. Две двери, находившиеся в разных концах комнаты, открылись одновременно. Из той, что была ближе к женщине, вышла процессия женщин. Все — точные копии сидевшей за столом. Из второй двери так же молча вышли копии Человека.
Их было штук по двадцать каждого сорта. Они посмотрели на нас одинаково пустыми глазами, а затем сказали хором:
— Мы ждали вас.
— И я — тоже! — В комнату вошла пара полуобнаженных тауриан.
Наши вооруженные лазерами пальцы мгновенно нацелились в их сторону. Выстрелов, однако, не последовало. Я отцепила от пояса метательный нож и метнула его. То же сделал и Моралес. Оба существа с легкостью уклонились от ножей. Скорость их движений была куда больше, чем у людей.
Я приготовилась к смерти. Живых тауриан я не видела со времен кампании Йод-4, но во время КМЖС я билась по меньшей мере с четырьмя сотнями таких. В тех случаях, когда речь идет о возможности прикончить человека, вопрос о собственной гибели для них просто не существует. Однако эта парочка почему-то нападать не торопилась.
— Туг многое придется объяснять,— сказал один из тауриан тонким прерывающимся голоском. Его голосовое отверстие то расширялось, то сокращалось. Тела тауриан были лишь чуть прикрыты свободными мундирами, похожими на людские. Они скрывали только часть морщинистой оранжевой кожи, странные члены и ребристую муравьиную грудь.
Оба медленно в унисон мигали, что, возможно, было каким-то социальным или эмоциональным сигналом. Почти прозрачная мембрана, влажно блестя, прикрывала их фасеточные глаза. Дрожание складки мягкой кожи на месте носа лучше бы не сопровождало каждое мигание глаз.
— Война кончилась. Кончилась почти повсюду.
Снова заговорил Человек:
— Теперь люди и тауриане совместно используют Старгейт. На Земле есть представитель тауриан, на их планете — Дж'ардкух — Человек.
— Люди — такие же, как ты — распечатанные машиной?
— Я действительно рожден машиной, но она живая, называется матка. До тех пор, пока я и в самом деле не превратился в одного, мир наступить не мог. Ведь когда нас — очень непохожих друг на друга — миллиарды, идея мира вообще не может быть воспринята.
— И что же — сейчас на Земле все вот такие, как ты? — спросила я.— Означает ли это, что сохранился только один вид людей?
— Нет, кое-где во Вселенной еще существуют изолированные участки, где длится Вечная война. Там есть такие же, как вы,— ответила мне женщина.— А вообще-то существует лишь один Человек, так как я могу быть по желанию и мужчиной, и женщиной. И есть лишь один таурианин. Я создана (или создан) по образу и подобию реального человека — его звали Кхан. А я зовусь Человек.
Вот какая штука, значит, получилась: считалось, что мы сражаемся за спасение человеческой расы, а оказалось, что она уже заменена новой и улучшенной моделью.
Где-то справа и слева от меня послышались звуки, напоминавшие отдаленный гром. Однако мой личный коммуникатор молчал.
— Ваши люди атакуют,— сказал Человек,— несмотря на то что я предупредил их о бессмысленности подобных действий.
— Дайте мне поговорить с ними! — закричал Моралес.
— Не получится,— ответила ему женщина.— Они собрались под полем стазиса сразу же, как только увидели, пользуясь вашими глазами, тауриан. В действие приведено их автоматическое оружие. Когда они поймут, что оно не работает, то попытаются прорваться сюда с помощью поля стазиса.
— Такое случалось и раньше? — спросила я.
— Не здесь. В других же местах бывало. Результаты неоднозначны.
— Ваше поле стасиса,— вмешался таурианин,— было нам хорошо известно уже сотню лет назад. Мы воспользовались его улучшенной моделью, чтобы помешать вашей стрельбе.
— Вы сказали, что результаты неоднозначны,— обратился к женщине Моралес.— Значит ли это, что иногда сражение выигрываем мы?
— Даже если вы убьете меня, это не будет победой. Теперь некого побеждать. Нет, единственная неопределенность заключается в том, какое число ваших людей выживет.
— Вполне возможно, что нам придется уничтожить ваш крейсер «Боливар»,— снова вмешался таурианин.— Насколько я понимаю, там следят за нашими переговорами. В настоящее время он находится в нескольких световых минутах от нас. Если они не выскажут намерения кооперироваться с нами, у нас не будет другого выбора.
