Евгений Бабарыкин - Палач
– Ничего вы не понимаете в искусстве, – в шутку обиделся Дима. – Лучший фильм всех времен и народов – «Властелин колец».
– А, помню, – кивнул я. – Да, ничего, только нудноватый…
– Дурак ты, Серега, хоть парень вроде и неглупый.
Я только через минуту понял, о чем он говорил.
– Блин, так ты про это… чудо, что в подземельях с главным волшебником билось?! Не, не похож…
– Да ладно, не похож. Очень даже.
– Ну, как скажешь. А чего ржал?
– Да напоминает те места, где фильм снимали. – Дмитрий кивнул налево.
Сейчас мы шли чуть ниже середины пологой стороны горного кряжа, возвышающегося от нас справа. С другой стороны склон уходил вниз, так что мы видели его до границы леса. Изумрудная трава скрывала неровности, а торчащие то здесь, то там коричневые валуны и черные оплавившиеся камни делали местность живописной и одновременно суровой, негостеприимной. Увы, наш мир не любит его прежних хозяев.
Мы с Дмитрием и не заметили, что остановились и любуемся уходящим вниз склоном.
– Парни! – окликнул нас Иваныч. – Давайте поживее, а? Хорошо бы к вечеру до перевала дойти. А то тут ни дров, ни укрытия. Как три тополя на Плющихе, блин.
Рыжая согласно гавкнула и завиляла хвостом.
Дальше шли без остановок. Иваныч ускорил и без того не медленный темп, но мы не протестовали. Как ни красиво тут было, но я чувствовал себя неуютно. Иваныч прав. На открытой местности было опасно. Кроме того, мы настолько привыкли жить в городе, зажатом со всех сторон лесом, что уже не представляли себе каково это – находиться на открытом пространстве. Клаустрофобия наоборот – кажется, раньше это называлось агорафобией.
К перевалу мы вышли по плану, к вечеру. К этому времени кряж справа поник, стал клониться к земле все ниже и ниже, пока не исчез совсем. Я так уже свернул бы, от гор остался каменистый холм метров пятьдесят, не больше, высотой, с удобным для подъема склоном, но Иваныч все шел и шел вперед.
– Там спуск потом ровный будет, а то по горам придется километра три еще идти, это по верху уже, – пояснил он. – Да еще и спуск с горы с той стороны намного круче, чем тут, так что лучше обойти. Умный в гору не пойдет…
Не знаю даже, по каким приметам он определил, что перевал уже начался, на мой взгляд, ничего не изменилось. Но Иваныч остановился, дожидаясь, когда мы с Димой нагоним его, и кивнул вправо:
– Все, можно на ту сторону переходить. Давайте вы вперед, а я сзади подстрахую, если что… да тут не круто, смотрите только аккуратно опору для ног выбирайте. Если упадете, цепляйтесь хоть зубами, главное, по склону не покатиться. Ну, с Богом, пошли.
Иваныч перестраховывался. Идти было совсем не трудно. Иногда из-под ног выскальзывали камни и, гремя, катились вниз, собирая за собой жидкий каменный ручеек. Тогда я просто заваливался вперед, опираясь еще и на руки, и, убедившись, что опасности скатиться вниз нет, продолжал подъем. Дима шел параллельно со мной, не отставая. Даже Рыжая, за которую я переживал больше, чем за себя, легко поднималась по склону. Она то и дело обгоняла нас и оглядывалась, словно приглашая двигаться быстрее.
Через десять минут мы были на вершине. Я увидел все то же плато, только почти без травы и без привычного горного кряжа справа. Дальше, где-то в полукилометре, было видно начало спуска и темнели верхушки елей вдали.
Я обернулся и протянул руку Иванычу, помогая подняться. Ну, что же, первую часть нашего путешествия мы преодолели не только без потерь, но и ни разу не встретив ни одной твари – ни земной, ни адской.
Словно подслушав мои мысли, Иваныч вытащил пластиковую бутылку с водой, сделал несколько глотков и протянул мне:
– Думаю, мы прошли самый трудный участок. Дальше людей уже не встретим. На севере в этом районе, кроме тайги и гор, ничего нет до самого Полярного круга, но там тоже только поселки нефтяников да газовиков. А в них вряд ли в живых кто остался еще после Первой Кары. Следующая-то зима суровая была, обычная, не то что сейчас – думаю, там просто замерзли все… кого адские гончие не пожрали… Возле эпицентра, куда мы идем, часть воинская еще была, ракетчики стояли. Но с ними связь сразу пропала. Если и выжил кто, вряд ли до наших дней дотянул, их там всего-то батальон и стоял. Да нет, не может быть, что кто-то еще там остался.
– Это ты к чему?
– Да к тому, что вряд ли нечисть какая тут шляться будет, разве что собаки.
– Почему это?
– Так людей-то нет, что они жрать тут будут?
Я задумался. Логика в его словах была, но для того же демона Ли лишних пятьсот-тысячу километров пролететь, думаю, не проблема. Будем надеяться, что прав Иваныч, а не я.
Дима, всматривающийся в ту сторону, откуда мы пришли, вдруг полез на высокий камень и приложил руку ко лбу, закрываясь от красноватого света начинающегося заката, пробивающегося сквозь легкие облака.
– Ты чего, Дим? – встревоженно спросил Иваныч, подходя к нему.
– Не знаю, что-то вижу как будто… Или показалось.
– Да что там?
– Не, не пойму, – спрыгнул с камня Дима.
– Давайте-ка убираться отсюда, – подвел я итог.
Уговаривать никого не пришлось. Плоская, почти ровная желтая каменная поверхность, утыканная черными обломками, оставшимися после камнепадов, позволяла нам идти очень быстро. Но чувство тревоги не оставляло меня. Однако время шло, а ничего не происходило. Я уже решил было, что сам себя накрутил, но Иваныч, шедший впереди, вдруг пошел медленнее, так что мы его догнали, а потом и вовсе остановился.
– Ты чего? – встревоженно спросил Дмитрий.
– Не могу парни, все…
Он обернулся к нам, и я его не узнал. Бледный, пот градом катится, руки и ноги трясутся, как у припадочного, – я такое видел только когда при мне на улице Севка Хромой упал в эпилептическом припадке. Единственное отличие – у Иваныча не шла ртом пена. Тут же завыла Рыжая.
Я подхватил Иваныча под мышки и помог сесть так, чтобы он оперся рюкзаком на спине о камень. Дмитрий снял с плеча и прислонил рядом с ним его винтовку с оптическим прицелом, расстегнул куртку и верхние пуговицы рубашки, чтобы ему было легче дышать. Я вытащил бутылку, дал Иванычу напиться и вылил немного воды ему на голову.
Иванычу не стало легче, но он успел сказать:
– Парни, вырубаюсь… Как на ферме… – Иваныч закатил глаза и захрипел, потеряв сознание.
– На ферме? – удивился Дмитрий. – О чем он говорит?
– Блин, Дима! Демопсы рядом! И Рыжая взбесилась!
Собака выла, не переставая, и явно была напугана.
Я схватил Иваныча под мышки и крикнул:
– Бери за ноги!
Мы затащили его в каменный мешок, образованный несколькими большими камнями, стоящими кру́гом. Между двумя из них оставался узкий, едва протиснуться, проход. Мы положили Иваныча на бок, чтобы он не захлебнулся собственной слюной и не подавился языком. Рыжая забилась между двумя камнями, прикрыв голову лапами и скуля, как щенок. Оставив Дмитрия с Иванычем, я влез на ближайший камень и посмотрел в сторону Лисинска. И сразу их увидел, причем это было гораздо хуже, чем я мог себе представить. По плоскому гребню горной гряды прямо к нам неслись две черные точки, оставляя за собой смазанные черные следы. У меня не осталось сомнений, что это адские гончие.
Но это было не самое плохое. Высоко в небе я увидел еще одну, висящую над демопсами, черную точку. Как только я поднял голову, мое внимание привлекла еще одна, чуть в стороне. Сначала я подумал, что померещилось, но нет – справа приближалась вторая точка, она была гораздо крупнее, и я уже мог различить фигурку, парящую на раскинутых крыльях.
Через несколько мгновений я услышал знакомый полурык-полувой, и над каменной грядой, в том месте, где мы только что прошли, показались головы еще двух чертовых псов!
Несколько секунд, и они оказались возле моего камня. Раскаленные пасти и горящие угли глаз, мышцы, стальными канатами перекатывающиеся под черной шкурой, раскрашенной красными полосами, стальные когти и клыки – передо мною стояли две совершенные машины для убийства. Не знаю, как они нас выследили и зачем вообще за нами шли. А те два демопса, что еще не достигли этого места? А демоны, парящие в небе? Хозяева и слуги? Охотники и загонщики?
Я бросил взгляд на Иваныча – он затих, и я не знал, жив ли он еще.
– У нас гости, – бросил Дмитрию, не спуская глаз с тварей.
– Я чувствую, – отозвался он и в мгновение ока оказался на соседнем камне.
При первых звуках моего голоса адские гончие присели и напряглись, словно готовились к прыжку. Медленно переступая, они начали приближаться к расщелине между нашими камнями. Демопсы рычали, словно собаки, но этот рык больше походил на рев военного самолета, который однажды очень низко пролетел над нашей деревней и запомнился мне на всю жизнь. На нас псы уже не обращали внимания. Я понял, что они чувствуют запах Иваныча, а может быть, его душу. Но я не намерен был отдать его просто так. Это не жертва, не искупление за грехи, а обычное убийство. Мне плевать, пусть жрут и меня.
