Сергей Кусков - Игрушки для императоров. Иллюзия выбора
Холодная ярость. Меня может спасти только она. Я должен иметь холодную голову на плечах, но моя давняя подруга при этом должна не просто обуять, а буквально сочиться наружу. Только тогда смогу совершить то, что в реальной жизни совершить невозможно.
Начал я с того, что сел. Хватит стоять, обстановка внизу вряд ли изменится, количество ботов, ограниченное чувством целесообразности управляющей программы, умнеющей на глазах, не увеличивалось, идущие следом роботы рассеивались в окружающем пространстве. Плохо, при прорыве я оставлю позади лишь незначительное их количество. Теперь музыка. Я активировал режим перчатки и включил меню проигрывателя. Угу, прямо здесь, на внутренней поверхности забрала, чего мелочиться! Вряд ли те, кто носят эти шлемы в боевых условиях, могут представить подобное кощунство.
С музыкой разобрался минут через десять, заполнив список треков более чем на час. Меньше может не хватить, а больше нет смысла, если не прорвусь за это время. «На щите» мне музыка не понадобится. Закрыл глаза, выключился, уплывая на волнах ритма, пока еще не слишком бешеного, но уже концентрирующего внутренние резервы. «Собрался, Шимановский! Собрался!» – подбодрил внутренний голос.
Теперь самое сложное – ненависть. Она много раз активировала мои способности, вытаскивала из разных передряг. Я ненавидел Кампоса-младшего и вздрючил его в фонтане. Я ненавидел хранительниц инфанты и все-таки достал одну из них, пусть в реальном бою это стоило бы мне жизни. Я ненавидел ребят на тренировке, потому что дошел до стадии предела, а они начали биться не по правилам. Но это срывы, неконтролируемые срывы, теперь же мне нужна ярость ХОЛОДНАЯ. Я не мог ненавидеть так, как тогда.
Значит, это должна быть не простая ненависть. Принципиально другая. Какая? Да кто его знает! Но если не пойму этого в ближайшее время…
Я вспомнил Катарину. Ее вид, внешность, лоск, ехидные улыбки. Я ненавидел ее, и в любом ином случае достаточно было бы лишь вспомнить о приготовленных ею для меня «сюрпризах», чтобы завестись. Но сейчас я, наоборот, поставил себя на ее место, стал ею, опытным офицером, закончившим контракт и воспитывающим корпусных малолеток. Красивым и очень сексуальным. Я непроизвольно улыбнулся. И попытался представить ее внутренний мир. Ну, чем она живет?
Она вышвырнула меня тогда и избила, но так ли ужасно это на самом деле? Вышвырнула? Она изначально сказала, мне здесь не место. Избила? Простите, а что сделал я перед этим? Помчался, как последний лопух, по полосе без доспеха! По дорожке смерти, на которой ни разу не был, САМОЙ сложной из всех, виденных здесь мной! Да она там все локти искусала себе, пока я бежал! Я – гражданский, и она отвечала за меня, а я ее подставил. Я бы на ее месте сделал куда больше, чем пара ударов по лицу. Так-то вот.
Нет, я не пытался оправдать ее. Она лгунья, хитрая лгунья, способная ударить там, откуда не ждешь. Но нет чистого зла без добра, и нет добра без зла. Нет белого и черного. Да, она придумала сногсшибательные комбинации для моего возвращения, местами мне было некомфортно в процессе их реализации, но каков результат? А результат-то впечатляющий! Как бы я поступил на ее месте, имея ее возможности?
А девчонки, что избивали меня по зову сердца? Норма попросила их помочь, согласен, но в том бою они были искренними! Они презирали меня, насмехались, но ситуация такова, что я, крутой и всего достигший, примерно так же отнесся бы к выскочке, не достигшему ничего, но воображающему, что он – пуп Венеры.
Я такой же, как они. Как Катарина. Как черненькая Оливия и ее camarradas. И ненавижу их именно за это.
Получилось, злость начала овладевать мной. Такая противоречивая, но такая сладкая и всепоглощающая. Я понял: злиться надо на себя. Все они, представители корпуса, кого я видел и знаю, в том или ином варианте моя копия, мое собственное отражение, а кого человек больше всего ненавидит в других людях? Так же, как и любит? Чьи ошибки в других никогда не прощает? Правильно, себя, свои.
Руки затряслись. Злость потащила мою давнюю подругу, но теперь я остро ощущал разницу. Я держал себя. Норма права, холодная ярость возможна, вопрос лишь в цене опыта, благодаря которому ее приобретешь.
Итак, в нужную кондицию вошел, теперь слово за тяжелой артиллерией. Дрожащие пальцы переключили на трек, который я оставил как самый «вкусный», как активатор. Это вообще шикарный коллектив, шикарная группа для вещей, вроде пробуждения ярости или безумия. А конкретно этот трек отвечал еще и моему внутреннему состоянию в данный момент.
Dying swans, twisted wings…Beauty not needed here, —
запел далекий голос с сумасшедшим староанглийским акцентом. Я не вслушивался в слова, ловил настрой прямо из его магии. Из медленной неторопливой мелодии, все ускоряющейся и толкающей на то, что условно охарактеризовал «взрывом».
Lost my love, lost my lifeIn this garden of fear…I have seen many thingsIn a lifetime alone…
Услышав это впервые, я попытался перевести, мой «Лингвомастер» офонарел тогда от нагрузки. Но кое-что все-таки получилось. Это песня человека, оказавшегося у черты. У черты – и точка, остальное не важно. Многие слова и обороты по отдельности остались непонятны, но главное в старых песнях не слова, а неповторимый дух, который музыканты тех времен вкладывали в свои творения. Не мелодия, не текст, нечто большее, что мы благополучно забыли за постъядерные века вместе с целой погибшей цивилизацией.
A brave new world… —
сорвался вокалист. Тот самый «взрыв», прыжок в безумие. и я последовал за этим безумием. Тщательно выпестованная ярость нашла выход, я сорвался с места и, не чувствуя боли в поврежденной ноге, вообще ничего не чувствуя, совершил прыжок, ни до, ни после повторить который не отважусь. Дух перехватило.
In a brave new world.
Приземление удалось, упал я как надо, как по учебнику, подставив усиленные гидравликой скафандра руки, и тут же погасил инерцию перекатами через голову. Сам прыжок, благодаря гидравлике ЭТОГО доспеха, получился таким, что… что… В общем, слов не было, как и времени, чтобы подобрать их.
A brave new world, —
продолжал вещать вокалист прошлого.
In a brave new world…[9]
Я побежал. Помчался так, как не бегал никогда. Перед глазами стояла пелена, но это больше не было слепым безумием. И мне это нравилось.
Действительно, кого и за что мне ненавидеть? Чем я лучше их? Тем, что пока не прошел того, что прошли они? И это ставить себе в заслугу? Их действия циничны, да, но рациональны, и разве я на их месте не действовал бы столь же цинично и рационально? Согласен, окрас у этой конторы… тот еще, и запашок ему под стать, но, повторюсь, не бывает белого и черного, как и добра и зла. Даже в масштабах одного меня «злые» поступки постоянно оборачиваются добром, а «добрые» злом. Я ненавижу их, потому что ненавижу себя. Только и всего.
Тем временем в ушах, на дозволенном мембраной пределе, распинался голос из древности. И, как тогда в парке, когда я гулял с девочкой с белоснежными волосами, он оказался для меня пророческим. Мир, что ожидает меня, прекрасен. Жесток и прекрасен именно своей жестокостью. В нем не выживают слабые духом, только достойные. Даже мой нынешний тест – экзамен на храбрость и мужество.
Только такие люди, храбрые и мужественные, смогут столетие существовать рядом с монархом и оставаться на плаву, поддерживая на плаву его самого вопреки несуразице собственного существования. И невероятно, невообразимо дико, что все они – женщины. Впрочем, а женщины ли?
Он ждет меня, этот мир. Терпеливо и бесстрастно переминается с ноги на ногу за гермозатвором выхода из трассы, которая, при всей огромности, не бесконечна. А по пути к нему ожидают всего-то несколько десятков (сотен, тысяч) ботов.
Первого же из встреченных я протаранил, ударив по нему всем телом. До этого бы не рискнул, несмотря на безоружность, роботы не безопасны, а какова прочность, к примеру, забрала? Но теперь это не важно, я летел, за моей спиной развевались не видимые никому, лишь ощущаемые мной крылья.
Первый бот отлетел в сторону, даже не замедлив моего движения. За ним последовали еще и еще. Они пытались что-то делать, атаковали, бросались под ноги, но я каждый раз уворачивался. Я не был одержимым берсерком, я просто был богом. Богом трассы.
Ничто не вечно под солнцем, всему есть предел, даже у предела. Свершенное невозможное потребовало свою плату, тело не выдержало. Для него это оказалось чересчур. Я упал и понял, что не могу больше двигаться, не осталось сил.
Находившийся поблизости бот напал на меня, лежачего, двинув с разбегу ногой в живот. Я отлетел. У них и такое в программе? Поднялся, не понимая, за счет каких резервов это делаю, попытался сопротивляться. Естественно, без толку. Бот ударил снова, проходя мою защиту, словно молот сквозь масло. Больно! Больно не от соприкосновения, не от самого удара, а от реакции доспеха на силу его гашения. Черно-синий доспех защищал даже от таких ударов, но недостающий ключ фразы – «пока еще». Боты невероятно мощные, а его ресурс не беспределен, сколько еще продержится? Я вновь отлетел, а забрало изнутри, в подтверждение последней мысли, покрылось тонкой паутинкой трещин. Следующий удар в лицо оно не выдержит, кулак робота лаконично выбьет мне мозги, размазав их о заднюю стенку шлема. Бот навис снова и в очередной раз собрался меня ударить.
