Зеркальщик - Кирилл Юрьевич Шарапов
Выписали его к обеду в понедельник, полковник даже смотался на служебную квартиру и привез новую чистую одежду. На выходе ему вернули сигареты, зажигалку, кукри, складень и, конечно, телефоны.
На память о ведьме у него остался тонкий шрам от осколка зеркала чуть выше лопатки. Вообще с ним Радиму сильно повезло, рана оказалась глубокой, и если бы осколок вошел на пару сантиметров левее, то оказался бы задет позвоночник, тогда бы тварь его и прикончила. Место, куда угодила пятерня зеркальной ведьмы, благодаря Льву Ароновичу быстро затянулась, да так быстро, что врач, который навидался тут всякого, только глаза округлил, но молча принял это, как факт, и выписал пациента. Так что, теперь у Радима над грудью в районе ключицы имелся шрам с памятную медаль. И это при старании старого еврея, без него все было бы, куда как хуже.
В отделе, куда он явился сразу из закрытой больнички, его встретили аплодисментами. Каждый сотрудник подошел и, пожав руку, сказал несколько теплых слов. Это было очень приятно, Радим вообще чувствовал себя среди зеркальщиков своим. И если бы не некоторые вопросы службы, он бы, не думая, остался в отделе.
Последними к нему подошли Жданов и Ломов.
— Поздравляем с выздоровлением, — выдал дежурную фразу полковник, после чего вытащил из кармана деревянный футляр, на котором выжжен клеймом символ отдела — нарцисс.
Да, вот так просто, обычный цветок. Когда Радим его в первый раз увидел на шевроне одного из силовиков, он с минуту недоуменно таращился, пытаясь понять, как это связано с отделом зеркальщиков. Но все оказалось проще — легенда о Нарциссе, который был заклят богиней Афродитой в наказание, что отверг любовь прекрасной нимфы. Под чарами он увидел в ручье свое отражение и влюбился в самого себя. Он был неспособен оторваться от своего облика, и в итоге умер, а на месте его гибели вырос цветок, который назвали в его честь.
— Наставник, все равно не понимаю, — произнес он, гладя на подполковника Пряхина, который все ему это рассказывал, — причем тут нарцисс и отдел?
— Иногда ты схватываешь суть на лету, а иногда тормозишь, — с улыбкой ответил подполковник. — Это напоминание всем нам, насколько может быть опасно зеркало и то, что мы в нем видим.
Радим тогда потер подбородок и признал, что в таком ключе все выглядит очень логичным.
— Открывай, — подмигнув, произнес Михаил, — это тот самый сюрприз, про который тебе Альберт Романович говорил.
Но Вяземский уже знал, что внутри. Судя по тяжести и размерам, ничем иным, как складнем, это быть не могло. Он откинул крышку и увидел на бархатной подушке складной нож, почти точную копию, что был у него на кармане, разве что клинок и рукоять чуть длиннее.
— Цени, — улыбнулся Жданов. — Гефест не пожалел рунного металла на этот клинок. Руны, как и на кукри, пробития, кровотечения, сокрытия, поиска гостей. Ну, да что я тебе рассказываю? Ты сам все видишь.
Радим вытащил нож из коробки и одним движением разложил его, тихонько щелкнул механизм, запирая клинок.
— Спасибо, — складывая нож и убирая обратно в футляр, поблагодарил Вяземский. — Спасибо, мужики, прям угадали, ведь хотел к концу практики к Гефесту на поклон идти, чтобы сделал мне складень.
— Всегда приятно, когда дар приходится по сердцу, — улыбнулся Ломов. — А теперь двигай к Старостину, он тебя уже ждет. Завтра окончание твоей практики.
Убрав футляр в карман, Радим пожал Альберту и Михаилу руки и направился к кабинету главы отдела.
— Здравия желаю, товщ полковник, — гаркнул Дикий, входя строевым (ну, как он это представлял) шагом в кабинет Старостина, — лейтенант Вяземский по вашему приказанию прибыл.
— Прекрати паясничать, Радим, — попросил его начальник одиннадцатого отдела. Он поднялся навстречу и крепко пожал ему руку. — Рад видеть тебя живым и здоровым. Не многим бывалым зеркальщикам удалось выжить после столкновения с ведьмой в боевой трансформации. И я знаю, что это в основном именно твоя заслуга. А еще ты мне Ломова с Ждановым сохранил, за это отдельное спасибо, не окажись там тебя, и мы бы потеряли двух хороших сотрудников. Так что, завтра вечером быть тут, в парадной форме, планируется небольшой фуршет, награждение, ну и проводы, если ты, конечно, не передумал и не останешься с нами. Условия, которые я предлагаю, ты знаешь — хороший оклад, квартира, через год получишь новое звание. Короче, не обидим.
— Нет, товарищ полковник, не останусь, — покачал головой Радим. — Прикипел я к вам и отделу, это правда, но не мой это город, плохо мне тут, не выдержу.
— Понимаю, — согласился Старостин, — Москва не для всех. Ладно, теперь давай о делах. Я знаю, Альберт довел до тебя, что требуется сделать, чтобы окончательно закрыть твою практику досрочно.
— Так точно, — кивнул Радим, враз став серьезным, — я готов.
— Вот и проверим, на моей памяти было несколько человек, кто не смог этого сделать. Но ты — парень крепкий, уже хлебнул с нами лиха, не помню ни одной такой практики, как твоя. Ладно, Радим, готовься, ночь у тебя будет трудная. Пойдешь отсюда из отдела, через зеркало палача, это своего рода традиция.
— Я буду в отделе, мою каморку еще не отдали никому?
— Нет, — улыбнулся полковник. — До завтрашней ночи она в твоем полном распоряжении.
В кабинете без окон, где ютился Вяземский на время обучения и стажировки, было пусто, стол, стул, зеркало, шкаф, и больше ничего. Радим запер дверь на ключ и, включив мощную вытяжку, прикурил, глядя на свое отражение. То, что он собирался сделать, полностью обрушит доверие к нему сотрудников отдела, если, конечно, они узнают о том, что он сотворил, но, если честно, не должны. Вяземский не считал, что поступает не правильно, он собирался взять то, что его по праву, и так отдел наложил лапы на наследие князя, и дневник у него на руках был единственной вещью, которая ему осталась, а ведь после того, как он покинет отдел, ему уже не удастся раскрыть эту тайну, а она его мучила. И сейчас фактически последний шанс сделать так, чтобы его осталось при нем. Достав из стола дневник князя, он
