Валерий Большаков - Черное солнце
— Сволочи! — взвизгнула Марта.
Сихали спрыгнул через дыру в полу на оттаявший круг земли и выбежал на улицу. «Если они убьют Наташу, — поклялся он, — я истреблю их. Всех!»
Улицы были пусты, если не считать погибших. Мёртвые тела лежали на оплавленном настиле или — расчленённые, обгорелые — торчали из дымившихся воронок.
Прямо по улице брёл потерянный и потрясённый Элмер Данн, спецкорр Ай-би-эс. Его сопровождал всего один робот, водивший кругом камерами.
— Снимайте, Элмер! — крикнул ему на бегу Тимофей. — Всё снимайте!
— Это варварство… — проговорил спецкор, запинаясь, — это есть страшное, ужасающее варварство…
Не слушая причитания Элмера, Сихали понёсся к окраине. За ним грузной трусцой поспешал Гирин. Купри с Белым бежали наперегонки с Ютой, пригнувшись, большими скачками, перепрыгивая воронки и глубокие борозды, в которых остывал остекленевший грунт.
Орбитальники отстрелялись и повернули на северо-запад. Флаеры утюжили западный район, громя теплицы и парники. Раз за разом по дископланам стреляли из развалин, жаля из бластеров и лучемётов, но всё было без толку.
Задыхаясь от быстрого бега, Тимофей выбежал за окраину, с ужасом оглядывая разгромленный ангар с «Катраном». Даже бункер не выдержал — проваленный свод чадил за щербатыми огрызками стен…
Рыча, буквально сгорая от ярости, Сихали заметался среди обломков и руин, пока не заметил Илью Харина, неистово махавшего ему из туннеля, уходившего в гору. Не чуя земли под ногами, согреваемый надеждой, Тимофей бросился к Змею — и, ещё на бегу, увидел родное, милое лицо. Жива!
— Воздух! — крикнул Гирин, догоняя Сихали, тискавшего своё сокровище, и бесцеремонно пихая обоих подальше, вглубь туннеля. — Прячься!
В синеве над горами обозначились три точки. Они быстро росли в размерах и скоро запечатлелись сознанием как стремительные тени. Звено стратегических истребителей летело, задрав носы и тормозя. Два стратолёта, что летели по бокам, изящно разошлись в стороны, а средний понёсся над долиной. Утолщения на его крыльях разошлись шторками, открывая боевые посты, и по Леверетту ударили два оранжевых потока плазмы. Они перепахивали и тощий грунт, и скальное основание, пережигая органику в белый пепел, а режущий визг излучателей перекрывал даже рёв двигателей. Стратолёт прошёлся на бреющем полете, сотрясая горы. То, что ещё оставалось неразрушенным, распадалось на атомы в лиловых вспышках плазменных взрывов, а два оплавленных, стекленевших рва протянулись через всю долину, будто борозды при вспашке.
— Не бойся, не бойся ничего, — шептал Тимофей, поглаживая голову прижавшейся к нему Наташи. Молодая женщина вздрагивала и прятала лицо у него на груди, а мужчина молился Богу, чтобы миновал их убежище губительный луч.
Стратолёт закончил «обработку» и выключил орудия, уходя вверх. А с запада уже заходила вторая машина. И ещё одна лучевая атака пропахала то место, где стоял Леверетт. Адский свистящий рёв пометался меж гор и ускакал громыхавшим эхо.
Пилот третьего стратолёта затеял уже не пахоту, а прополку, тщательно подчищая одиночными импульсами не задетые однополчанами места. И все три боевых машины ушли на базу.
Рёв удалялся, и скоро мёртвая тишь опустилась на Леверетт.
Сихали вышел и посмотрел на то, что осталось от посёлка. По долине словно хорошей бороной прошлись — гладкие, блестевшие глазурью окопы прочертили её вдоль и поперёк, а в закутках зияли воронки. «Окопы» дымились, над ними дрожал воздух. Тимофей протянул руки и ощутил, как пекло ладони.
— Замечательно… — пробормотал он.
— Оверкиль… — пробормотал Тугарин-Змей, облапивший Марину. Илья обнимал её осторожно, боясь раздавить.
— Эти суки, — еле выговорил Юта, — за «Авалон» мстили!
Сихали ничего не сказал. Он покинул тамбур и зашагал к посёлку, ступая по горячим камням, обходя пыхавшие жаром натёки пластмассы. От Леверетта не осталось ничего совершенно, только огрызки свай торчали из остывавших луж. Облака грязно-серого пара и сизого дыма скрывали обломки и куски растерзанных тел, чадивших одинаково смрадно.
— Не всех спалили, — глухо проговорил Гирин, хрустевший башмаками по тонкой корочке шлака. — Надо же…
Из кессонов шахт стали появляться антаркты. Они сначала взглядывали на небо, выходили, неуверенно шагая, и всё посматривали вверх, за горы, ожидая новых напастей. Среди спасшихся находился и Леонид Шалыт. За недолгие минуты налёта генрук АЗО здорово постарел, а глаза его приняли загнанное выражение. Узнав Брауна, Шалыт криво усмехнулся.
— Mea culpa,[120] — сказал он дребезжащим голосом. — Собрать столько людей вместе — и подставить под плазму! Никогда себе этого не прощу…
— Фигнёй не майся, ладно? — грубовато сказал Тимофей. — Лучше собери всех, кто остался в живых. Поговорить надо…
Паче чаяния, спаслось немало народу — сотни три фридомфайтеров сбрелось к уцелевшему кессону угольной шахты. Сихали оглядел хмурые, растерянные, испуганные, злые, ожесточённые лица и медленно заговорил:
— Все вы уцелели не потому, что были умелыми бойцами, а совсем по другой причине — просто оказались ближе к шахтам, где и укрылись. — По толпе прошёл ропот, но Тимофей обратил ноль внимания на сие выражение общественного мнения. Он продолжил, не повышая голоса: — Шалыт себя винит в том, что так много людей полегло, а сами павшие где были? Чем думали? Извините меня, но вы до сих пор никак понять не можете, что «интеры» — это не хулиганьё, не мелкая шпана с окраины, а сильный, опасный, коварный враг! Идёт война, а вы всё никак не наиграетесь в «войнушку». Короче. Я тут предлагал вашему генруку перейти в наступление… Сейчас я только укрепился в своём решении. Нам надо наступать! Надо бить врага!
— А чем бить-то? — раздался горький голос.
Сихали оглядел антарктов, смотревших на него так, будто они ждали явления чуда. Ему не хотелось выдавать военную тайну, но момент был не тот, чтобы умалчивать, ибо секреты припрятывали надежду. Надежду на победу. На мир.
— Собираемся, — сказал он. — Ищем турболёты и вылетаем на Берег Эдит Ронне. Туда прибудет рейсовая субмарина «Хигаси» с грузом пакетных лазеров. Вот будут они у нас, и тогда Трансантарктические горы реально станут фронтом — ни одна сволочь не пересечёт их, собьём на подлёте!
Фридомфайтеры молчали. По их небритым лицам медленно расползалось сияние улыбок. Люди радовались, не пряча слёз, а отец Иоанн завёл отходную молитву:
— Новопреставленных рабов Божьих, воинов храбрых, на поле брани живот свой положивших: Базиля, Юрия, Терренса, Гейлорда, Сайтоти Оле Нджаро, Николая… и их же имена Ты, Господи, веси, в недрах Авраама учинить, с праведными сопричтет и нас всех помилует и спасёт, яко благ и человеколюбец…
Глава 25
«КЛАДБИЩЕ ДЬЯВОЛА»[121]
25 декабря, 15 часов 15 минут.
АЗО, Земля Эдит Ронне.
Земля Эдит Ронне лежит к востоку от Антарктического полуострова, и названа так правильно — в тех местах, придавленный пластами льда, располагается древний матёрый берег. В незапамятные времена, когда в Антарктиде шумели леса, Земля Эдит Ронне выходила к огромному заливу, теперь же и его накрыли шельфовые ледники Ронне и Фильхнера, пожалуй самые мощные на континенте, — под тыщу триста метров толщиной. Однако и море тутошнее, наречённое именем Уэдделла, тоже не мелкое, так что подводная лодка спокойно может проплыть под ледником до самого побережья и там всплыть на поверхность.
«Как?! — возопит иной въедливый читатель. — Как она всплывёт, как пробьётся сквозь полтора километра льда?!»
А никуда ей пробиваться и не нужно — природа сама позаботилась об удобствах подводников. Дело в том, что в тыловой части ледника Ронне, то есть там, где он примыкает к суше, разливаются так называемые озёра-лагуны — сковывает их тонкий ледяной панцирь, который, бывает, и вовсе вскрывается летом. Вот там-то Сихали Браун со товарищи и поджидал рейсовую субмарину «Хигаси»…
…Тимофей чувствовал себя неуютно, топчась на открытом месте. За его спиной из-подо льда показывался угольно-чёрный нунатак, так и маня в тенёк, подальше с глаз «интеров». Наверное, сказывался недавний разгром — нервы были напряжены. Поражение на «Авалоне», бойня при Леверетте…
Сощурясь, Сихали осмотрелся, стараясь не взглядывать в небо. Он как будто сам себе доказывал, что не подвержен страхам и сомнениям, что «по фигу ему эти „интеры“!», как пылко выразился Белый.
Позади выстроились в линейку четыре турболёта разной степени устарелости. Впереди, на белом катке ледника, блестела голубым и синим огромная овальная полынья. Не доходя до неё, гомонили фридомфайтеры.
«Надо бы им всем одинаковую форму выдать», — подумал Тимофей. А то одни в неприметном белом, а другие в ярко-оранжевых каэшках, хорошо выделявшихся на фоне ледника. Мишени…
