Валерий Волков - Блатные из тридевятого царства (СИ)

   -- Ничего, бывает хуже, нас вон завтра повесить должны, -- попытался успокоить надзирателя Кондрат Силыч.

   -- Не а, -- пьяно икнул Ананий, -- сегодня. Уже виселицу ставят, граф с Аркашкой лично командовать изволят.

   -- Это чего так, на ночь глядя? -- забеспокоился Антоха. -- Страшно впотьмах помирать, до утра подождать, что ли не могут.

   -- Ёрик приказал торопиться, -- разоткровенничался Ананий, доставая новую бутыль браги. Сделав изрядный глоток, осоловевший надзиратель вспомнил о служебных обязанностях и небрежно махнул рукой. -- Кыш в камеру, сейчас поп придет грехи вам отпускать.

   -- Уже идем, -- кивнул я, выпихивая корешей в коридор.

   Дверь аккуратно приладили на место и подперли кадушкой с водой. Ананий остался наедине с бутылкой. Сладких снов тебе господин надзиратель.

   В смотровой башне, в бывших покоях старшего надзирателя, все осталось по-прежнему, как и в первое наше посещение. Из окна открылся чудесный вид на захламленный тюремный двор. У забора куча мусора, в дальнем углу деревянный нужник из грубых досок, рядом обеденный стол с ужином для начальства, а в центре суетятся стражники. Весь личный состав охраны, за исключением Анания, брошен на установку виселицы. Граф руководит, машет руками -- ветряная мельница позавидует. С такими темпами и впрямь до темноты уложатся.

   Под окном прогремела телега. Из сортира выскочил Аркашка и, на ходу натягивая портки, помчался встречать священника.

   -- Желающие получит отпущения грехов -- становись в очередь! -- скомандовал я.

   -- А я бы еще погрешил малость, лет сто, -- разминая кулаки, пробурчал Васька.

   Услужливо распахнув перед попом двери, Аркашка первым вошел внутрь. Завидев нас, схватился за сердце и даже не ойкнув, без памяти, грохнулся на пол. Престарелый священник, подслеповато щуря глаза, удивленно спросил:

   -- Это он чего?

   -- От избытка чувств, -- честно ответил я.

   -- Оно, конечно, -- перекрестился поп, -- не каждый день людей жизни лишают. Хоть и изменники, а все же Божьи души. Показывайте, где приговоренные томятся, молитвой утешать буду.

   Я подмигнул Евсею, тот пнул под зад Шестерок и Ванька с Васькой мигом отодвинули кадушку с водой от дверей караульной комнаты. Кондрат Силыч напутствовал священника:

   -- Заходите святой отец, этот злыдень давно покаяться хочет, весь пол слезами омыл.

   Поп подтянул рясу и уверенно шагнул через порог. Пьяный Ананий попытался встать, но ноги подкосились и он рухнул на колени. Святой отец осенил нас крестом и приказал:

   -- Ступайте, дети мои, дело куда серьезней, чем я думал.

   Два раза просить не пришлось. Кадку задвинули на место. Евсей пригоршней зачерпнул воды и плеснул в лицо Аркашки. Приказчик вздрогнул, щечки порозовели, а под мятой рубахой колыхнулась воробьиная грудь. Раз колыхнулась, два и застыла. На сером каменном полу угловато-костлявое тело Аркашки смотрелось жалкой бледной кляксой.

   -- Окуните молодца, по роже видно с утра не умывался, -- кивнул я Ваньке.

   Братья схватили Аркашку за ноги, едва не разодрав пополам и сунули в бочку. Через пол минуты вода в кадушке начала пузыриться, ножки приказчика задергались, как у кузнечика коленками в обратную сторону. Реанимацию пришлось прекратить, бедолагу извлекли, перевернули и прислонили спиной к стене.

   Отдышавшись и отплевавшись, Аркашка безумным взглядом окинул нашу компанию и снова решил потерять сознание. Фокус не удался. Стоявший ближе всех Азам залепил пленнику звучную затрещину. В голове у Аркадия наступило просветление, он облизнул разбитую губу и, кивнув в сторону хана, заскулил:

   -- С нехристем разговаривать не буду.

   -- Хорошо, поговори с христианами, -- согласился я. Братья Лабудько с готовностью выступили вперед.

   -- И с ними не буду! -- не сдавался пленник.

   -- Тогда зови графа.

   -- Это я мигом, -- расцвел Аркадий. -- Уже бегу!

   -- Что б ни споткнулся, Евсей с Федором помогут.

   Аркашку поволокли к выходу. Плюгавенькую головенку приказчика высунули наружу и придавили дверью.

   -- Зови графа, -- чуть слышно процедил Фраер и ткнул кулаком в ребра приказчика.

   -- Гав, гав, гав... -- донеслось из-за двери.

   -- Ты, это, чуток ослабь, вишь воздуху на слова не хватает, один лай собачий получается, -- прошептал Подельник.

   Евсей приоткрыл дверь и снова треснул кулаком по сутулой Аркашкиной спине.

   -- Графа зови, кому сказано!

   -- Господин гад! Господин гад! -- заблеял Аркашка. -- Вас тут зайти просят.

   -- Некогда мне! -- донесся слюнявый Лёнькин голосок.

   Федька с Евсеем в два смычка врезали Аркашке по почкам.

   -- Ой! -- взвыл приказчик. -- Господин граф, душевно просят!

   -- Говорю же -- некогда! -- завыпендривался Лёнька. -- Виселица готова, а веревку купить забыли, может здесь, где найду. Я уже две помойки переворошил, еще две осталось.

   -- Да откуда же ей здесь взяться? -- надрывался Аркашка.

   -- Ну, значит, не найду, -- резонно заметил граф.

   -- Ой-ей! -- перешел на другую тональность Аркашка. -- Мне тут люди подсказывают, что у них есть веревка!

   Веревка имелась. Едва запыхавшийся Лёнька ворвался внутрь, его скрутили по рукам и ногам. Уже опробованным на Аркашке способом графскую морду высунули на улицу и заставили приказать стражникам разойтись по домам. Кто-то поинтересовался:

   -- Что, всем?

   -- Ага, -- пискнул Лёнька, которому в последний момент придавили дверью нос.

   Служивые спорить не стали, приказ начальства -- дело святое, через пять минут тюремный двор опустел. Во второй раз за последние двое суток тюрьма города Волыни оказалась в наших руках. И во второй раз я мечтал оказаться за ее стенами, как можно быстрее и дальше.

   Ошарашенного Лёньку не церемонясь бросили на пол. Обмотанный веревкой, как египетская мумия бинтами, он лупал глазками по сторонам. Разглядев Аркашку, граф встрепенулся и закричал:

   -- Кто разрешил прогулку! У них казнь через час! Загнать всех на место!

   Более рассудительный Аркашка лишь хрюкнул в ответ:

   -- Я лицо сугубо гражданское, и всяким тюремным штукам не обучен. Вот если денег кому дать, взаймы конечно, али из города вывести -- всегда, пожалуйста.

   -- Это ты на что намекаешь, приказчицкая морда? -- не выдержал Евсей.

   -- Боже упаси! И не намекаю вовсе, а прямо говорю -- денег дам! Все, что есть и даже еще чуть-чуть. Чую -- графа на куски рвать будете. Оно правильно, да не люблю я этих сцен, пойду, лучше письмецо сестре чиркну, как в прошлый раз, ну вы помните. Все ваши рублики, что при обыске изъяты в целости и сохранности у нее под матрасом хранятся, не извольте беспокоиться...

   -- Сука! -- выдохнул Федька. Кулак Подельника впечатался в Аркашкину челюсть.

   Приказчика развернуло и бросило в объятия Сороки. Кузнец захватил головенку Аркадия под мышку и свободной рукой, как молотом о наковальню, принялся вбивать в голову приказчика простую мысль -- каждый человек сам кузнец своего счастья.

   На Аркашкином лбу вздулась лиловая шишка. Вмешательство Кондрат Силыча спасло приказчика от полной контузии. Но даже после того, как Сорока прекратил махать кулаком, борода Аркашки еще пять минут дергалась в такт ударам. Я дождался, когда взгляд приказчика из идиотского сделался придурковатым и спросил:

   -- Ну, подскажи, любезный, как нам ловчее из города выбраться?

   -- Я, да, я могу, -- зашепелявил Аркашка, сплевывая выбитый зуб. -- Только по голове больше не бейте, лучше по заднице, она у меня привычная к запорам, много чего стерпит. А из Волыни вам посуху не уйти, только по реке. На пристани и днем и ночью народу тьма, охрана никудышная, ладьи так и шмыгают туда-сюда без досмотра.

   Надо отдать должное, этот вариант бегства не приходил в голову даже мне. Городские ворота стерегутся не хуже гарема султана, в степи без лошадей суслика в норку не загонишь, а любой верховой пешего за версту видит. Пожалуй, стоит попробовать.

   -- Пора, братцы, -- скомандовал я. -- Антоха, глянь, как там святой отец с Ананием.

   -- Нормально, -- доложил пастух. -- Причащаются.

   Васька, как куль с картошкой, взвалил на плечо Лёньку, Федька с Азамом взяли под локти Аркашку и мы выбрались на свежий воздух.

   Легкий ветерок приятно щекочет кожу. Тюремный двор в темноте выглядит, чуть ли не сказочным садом, луна предательски высвечивает страшные очертания виселицы.

   Дед Кондрат взобрался на эшафот, внимательно оглядел всю конструкцию и неожиданно предложил:

   -- Пахан, красота-то, какая! И без дела стоит. Опробовать бы надо.

   Первым отреагировал Аркашка:

   -- Золотые слова, господин Кондрат Силыч, брильянтовые слова! Я так думаю -- граф сие сооружение строил, ему и честь, первому в петле покрасоваться.

   -- А! -- очнулся Лёнька, -- Я!... Мне нельзя... геморрой обострился.