Александр Тихонов - Кремль 2222. Легенды выживших (сборник)
– …Это будет, если хотите, крепость! – громогласно вещал Веденеев. – В строящихся микрорайонах Омска, в основном на левом берегу, имеется огромное количество стройматериалов, есть техника. Районы застройки противник бомбить не спешит. Это значит, у нас есть реальные шансы в кратчайшие сроки построить Красногорский объект.
Зал бурлил как кипяток в чайнике, люди кричали, что вокруг полно раненых, что не погребены тела погибших, а генерал предлагает заняться строительством.
– Молчать! – рявкнул Веденеев, которому порядком надоел многоголосый гвалт, и крики моментально смолкли. – Я не призываю отказаться от погребения погибших. Я лишь предполагаю, что может нас ждать в скором времени, и пытаюсь спасти горожан.
– Откуда вы знаете?! – раздался выкрик с задних рядов.
– У меня есть связь с Москвой, – пояснил генерал. – Обмен стратегическими ударами завершен, все понимают, что еще немного – и земной шар просто перестанет существовать. Настало время тактической войны. В Кремле держат оборону, но противник уже высадил десант биороботов неподалеку от крупнейших городов. Омск на очереди. Не построим укрепления – погибнем. Верьте мне…
С этого всё и началось. Вдохновленные фразой «верьте мне», люди, которых уже покинула надежда, вновь нашли путеводную звезду. Как выяснилось, это генерал Веденеев приказал освободить склады и цеха заводов. Именно он потребовал немедленно направить строительную технику из всех микрорайонов города к Красногорскому гидроузлу. Идея генерала была проста – создать укреплённый объект, способный вместить множество людей. Чудо фортификации планировалось построить в кратчайшие сроки. Мне – профану по части подобных премудростей, казалось, что это невозможно. Но Веденеев всю жизнь только тем и занимался, что делал невозможное.
Через две недели после начала строительства в Красногорскую крепость вселились первые люди.
– Сейчас системы слежения противника нацелены на Москву, – подгонял строителей генерал, – и авиации врага не до нас. Но это ненадолго. Скоро противник поймет, что сотни машин, курсирующих по трассе, вовсе не разгребают завалы, оставшиеся после бомбежек. И тогда к нам нагрянут гости…
Мне тогда всё происходящее напоминало детскую игру в прятки – казалось, что враги зажмурились и позволяют Веденееву заниматься постройкой крепости. А может, им просто было не до нас. Со слов генерала, в Москве и окрестностях в те дни кипели нешуточные бои, и все силы противника были сконцентрированы именно там. Что им какой-то город за Уралом, в котором уже и так перемололи в мелкую крошку все мало-мальски важные стратегические объекты?..
Вскоре авианалёты прекратились. Крепость строилась, росли жилые кварталы, заградительные линии. Веденеев сообщал, что армия противника внезапно увязла в Грузии, где местное население и военные, вопреки ожиданиям, не стали помогать интервентам и развязали партизанскую войну. Поговаривали, что местные ополченцы даже потопили один из линкоров, в ответ на что был уничтожен ракетным ударом город Поти. Война бушевала далеко от нас.
Все это было два года назад…
– Дым, а вдруг в тех бомбардировщиках не люди? – нарушаю я давящую тишину.
Мы с напарником сидим на вершине дозорной башни, под жестяным козырьком, по которому барабанят холодные дождевые капли.
– С чего ты взял? – откликается Колька через несколько секунд и заторможенно оборачивается ко мне.
– Ну говорят же… что противника нет больше. Армии, то есть живых людей. Остались лишь биороботы…
– Сказки, – заключает Дымов, в очередной раз вдыхая терпкий табачный дым.
Это сигарета из последней пачки. Больше не осталось. Колька берёг её, утверждая, что закурит, когда будем праздновать победу. А вчера у него умер отец. Тёти Кати не стало два месяца назад. И вот теперь Игорь Станиславович ушел… Нельзя напарнику молчать. Замкнется в себе, начнет пить всякую бурду из старых запасов… Я же его знаю. Это у меня дневник глотает пожелтевшими страницами весь негатив, а Дымов прячет переживания в себе.
– А почему им просто не отравить воду? Ну если это люди. Ведь тогда нас легко выкурить. Почему они этого не сделали?
– А ты им предложи, – скалится Дымов, – может, они без тебя до такого не додумались. Или просто берегут воду для себя. Чистой-то после войны наверняка мало будет, а тут её хоть залейся. Если б это были роботы, они бы, может, и отравили… если б додумались. Если бы, если бы… Всё это пустая болтовня!
– Да, наверное…
Я смотрю в темноту. Впереди вздымается над зубчатой стеной сосняка похожая на бочонок конструкция. «Зевс»…
– Всё это глупые рассуждения, – восклицает Дым после нескольких минут молчаливого глазения в черноту, – и бандура эта. Знаешь, Сань, ведь, если б Веденеев боялся, что «Зевс» оживет, он бы приказал его взорвать – взрывчатки предостаточно. Но ведь не приказал же.
Возразить нечего, поэтому я молчу, наблюдая, как поблёскивает огонёк сигареты. Опять эти мысли… Ветром в нашу каморку захлестывает дождевые капли, и листок дневника весь вымок. Написанное шариковой ручкой расплывается, но по-другому никак. Свет на башне зажигать запрещено, и писать можно лишь развернув страницу к слуховому окну, откуда на неё падает желтоватый лунный свет. Едва видно, но терпимо. Ручка скребёт по листку, пока не перестаёт писать вовсе. Все. Стержней больше не осталось, это был последний… Правда, еще есть огрызок карандаша, но боюсь, что и его хватит ненадолго.
– Дым, – говорю я, толкнув напарника в плечо.
– Ну? – Тот бросает окурок вниз, под нудную морось, и оборачивается ко мне.
– Видишь?
Друг отрицательно мотает головой.
– Такое ощущение, что там что-то шевелится, – я указываю на высящуюся поверх дремучей черноты фигуру металлического колосса. Лунного света едва хватает, чтобы осветить контуры гигантской боевой машины, но ниже, там, где сосны обступают торс робота, полнейшая тьма. – Вон там… Точно говорю, что-то шевельнулось.
– Страх, – натянуто улыбается напарник.
– Я серьёзно.
Шагаю через крохотную комнатёнку к письменному столу, на котором свалена груда всевозможного оружия, снимаю бандану и водружаю на голову тяжеленный прибор ночного видения. Опускаю окуляры, колдую с настройками. Таких «игрушек» на базе осталось немного – несколько штук для дозорных и ещё около десятка для разведчиков полковника Муратова.
Подхожу к напарнику, равнодушно посматривающему на меня. Вперив взгляд в темноту, несколько секунд молча созерцаю серо-зелёное мельтешение, после чего с губ срывается:
– Твою мать!..
– Что там? – настороженно спрашивает Дымов. В его голосе больше нет той наигранной уверенности.
– Дым, «Зевс» пропал.
Я не узнаю собственного голоса. Вроде и говорю громко, а всё равно ничего, кроме сдавленного хрипа, из гортани не выходит.
Дымов, щурясь, смотрит на посеребрённый призрачным светом лес.
– Саня, чёрт тебя побери! – орет он. – Вон он твой «Зевс» – на месте.
Я вновь гляжу через прибор ночного видения, затем дрожащими руками передаю устройство Кольке:
– Смотри.
Дымов с явной неохотой принимает из моих рук «ночник».
– Главное, не моргай. Сам увидишь. «Зевс» то исчезает, то появляется.
С минуту Дымов молчит, после чего снимает прибор и произносит:
– Сань, я не знаю, что это за херня с роботом, но он реально исчезает, а потом снова появляется! Может, он таким макаром к атаке готовится?
Минувшей ночью Баренцев увидел на горизонте вражеские самолёты. Те были гораздо дальше, чем металлический колосс, и всё же Серёга их разглядел. И с его-то зрением не увидеть, как растворяется в воздухе, а потом материализуется вновь огромный биоробот?
– Саня, быстрее сообщи командиру, а я тут покараулю…
Это голос Кольки. Он, наконец, понял, что «Зевс» периодически пропадает из виду.
А что потом?..
Вот я бегу по винтовой лестнице. Сердце колотится в такт с моими шагами. Может, в это самое время огромный робот уже идет к нашей крепости, словно спички ломая вековые деревья на своем пути. «Быстрее, быстрее…» – мысленно подгоняю я себя. Дальше – в дежурку, оттуда по коридору к жилым секторам. Бегу, бегу… Наконец я у двери нужной комнаты. Стучусь, отвечаю на стандартное «Кто там?». Дверь открывает заспанная супруга майора Георгиева. А вот и он – в трусах и майке, с удивлением глядит на меня.
Что я ему сказал? Уже и не вспомню. Меня трясло от нервного перенапряжения, и вроде бы Георгиев пытался меня успокоить. Потом мы вместе с ним шли по коридору в командный сектор жилого комплекса, стучимся в очередную дверь. Нам открывает Веденеев.
– Спокойно, боец! – Голос Веденеева вывел меня из шокового состояния, вернул к реальности. Прошла предательская дрожь в ногах, словно кто-то выдернул из розетки шнур электропровода, обесточив мои гудящие от напряжения нервы.
– Так что, говоришь, там с «Зевсом»? – доверительно спрашивает генерал.
