Анна Калинкина - Кошки-мышки
— Похоже, что нет, — с сожалением признал круглолицый. — Ты тогда уже под замком сидела. Но при известном старании всегда можно представить дело в нужном свете. Ну, ты меня понимаешь?
Она понимала и все же стояла на своем — из последних сил, и старалась не падать духом. Чтобы держать себя в форме, проделывала нехитрые упражнения, насколько позволяло крохотное пространство камеры. И по-прежнему ломала голову над тем, чего же от нее хотят? Ведь не могут же опытные люди не видеть, что она совсем не похожа на шпиона? Ей рассказывали, что шпионов долго учат, они хитрые и кого угодно могут обвести вокруг пальца. А по ней, стоит ей только рот открыть, сразу видно — ничему ее в детстве не учили. Разве что с ножом управляться. Издеваются они над ней, что ли? Или им просто надо отчитаться, что не зря здесь сидят, — вот, преступницу поймали?
Если они не знают, на кого повесить кражу мешка грибов, — это еще полбеды. Хотя и за кражу можно было огрести по полной, особенно — еды и боеприпасов. Куда хуже, если поймут, что в их руки попала убийца, преступница, по которой на Китай-городе давно уже веревка плачет, — тогда все пропало.
А может, они хотят таким странным образом завербовать к себе на службу? Так чего прямо не предложили? Зачем эти игры? Она бы, может, даже согласилась, ей сейчас главное — выжить. Иначе некому будет позаботиться о Павлике. Это было единственное, что до сих пор привязывало ее к жизни.
Но Павлика она в каком-то помрачении своими руками отдала непонятно кому. Какой-то цыганке, которая показалась ей знакомой. Теперь Кошка уже не могла понять, что на нее нашло. Может, это была побирушка, которой младенцы нужны, чтоб просить милостыню? Чтоб они не кричали, она будет поить их сонным питьем, а когда умрут, найдет себе других.
Надо было как можно скорее вырваться отсюда. Чтоб разыскать Павлика, пока не поздно. Если еще не поздно. Но как это сделать, Кошка не знала.
В тюрьме было совершенно нечего делать — только спать и думать. Очень скоро Кошка стала ждать вызова на очередной разговор со следователями, как избавления от замкнутого круга: горькие мысли — наяву, череда мертвецов — во сне. Чаще всего приходил Леха. Она даже начала привыкать к нему. Рохля снился реже, к тому же обычно с ним вместе являлась Яна. А уж ее видеть Кошке не очень-то хотелось — Яна отвлекала Рохлю и мешала ей разговаривать с ним…
* * *Однажды дверь темницы отворилась в неурочный час. На пороге стоял тюремщик, а за ним — кто-то еще. «На допрос, наверное, — подумала Кошка. — Может, хоть теперь что-то сдвинется с мертвой точки?». Она приподнялась с кучи опилок, служивших ей сиденьем, но тут в лицо ей ударил луч фонаря, и одновременно она услышала вопрос тюремщика: «Эта?»
— Да, это она, — ответил голос, при звуках которого у нее слезы подступили к глазам. А может, это луч света так подействовал на нее, привыкшую к темноте. Она поднялась, стараясь разглядеть вошедшего, но тюремщик рявкнул:
— Назад!
— Зачем вы так? — с упреком сказал тот же голос. И человек шагнул к ней, опустился рядом на опилки, взял за руку. Она уткнулась ему в плечо и зарыдала.
— Ну что ты, что ты, — приговаривал он, гладя ее по голове. — Теперь я нашел тебя, теперь все будет хорошо.
— Это еще бабушка надвое сказала, — многозначительно произнес тюремщик. — Еще разобраться надо.
— Разберемся, — ответил ему Сергей. — Я где угодно готов подтвердить, что она ни в чем не виновата.
Кошка разглядывала его — похудевший, со шрамом на лбу, в одежде, висящей на нем мешком. Видно, несладко ему пришлось.
— Что с тобой было, как же ты уцелел? Как ты нашел меня? — бормотала она, стараясь говорить тише и то и дело оглядываясь на тюремщика.
— Тише, тише, — говорил Сергей. — Я был ранен, когда пришел в себя — первое время не помнил ничего. До сих пор удивляюсь, что меня оставили в живых.
— А Ро… Паша жив?
Сергей сразу перестал улыбаться:
— Не знаю. Я его мертвым не видел. Но когда начал припоминать что-то, пытался спросить о нем — мне никто не отвечал. Если он и выжил, то, видно, его держали где-то в другом месте. Но если честно — не верю я в это. Боюсь, что убили Пашу.
Чувствовалось, что ученому тоже хочется о многом расспросить, но он не хочет говорить при посторонних.
— Я еще приду, — сказал он прежде, чем уйти.
Ему удалось зайти к ней только на следующий день, когда охранник сменился. Другой был куда сговорчивее, и за горсть патронов согласился оставить их вдвоем на несколько минут. Сергей принес тарелку шашлыка, и Кошка, давясь, ела, стараясь одновременно рассказать ему, что с ней случилось:
— Мы шли по туннелю, и тут у Яны началось… Я думала, нас догонят, но помогла святая заступница.
Сергей и не думал спорить. Заступница так заступница, от радости он готов был соглашаться с ней во всем.
— Старик нас успел догнать, но он ранен был и скоро умер. А потом Яна умерла тоже. Кровью изошла, — Кошка всхлипнула. — Может, если б я знала, что надо делать, она бы не умерла?
— Не вини себя, ты молодец, ты храбрая. Ты ведь не бросила ее одну, осталась с ней до конца. Что делать, так уж вышло. Она могла умереть и на Китай-городе…
Кошка сунула руку в карман и достала сероватый, закрученный в спираль камень. Протянула его Сергею. Он обрадовался, как маленький:
— Мой пропавший талисман! Откуда он у тебя?
— У одного сталкера увидела, узнала и выменяла. Знаешь, я ведь в глубине души не хотела верить, что ты погиб, ждала тебя. Я ради тебя даже ходила в музей, принесла еще кое-что оттуда. Но рюкзак у меня отобрали, когда арестовали… Ладно, это все потом. Расскажи, как ты вообще узнал, что я здесь?
— Давай по порядку. Очнулся я у бандитов и сначала вообще почти ничего не помнил. Они мне рассказывали, как мы на станцию пришли. Спрашивали, зачем мы приходили, и тобой интересовались очень. Я так понял, какие-то счеты у них к тебе. Говорили, что ты убийца, чуть ли не десяток человек на тот свет отправила. Но ведь этого не может быть — наверное, они тебя с кем-то перепутали?.. За мной сначала следили, не хотели отпускать — ну, ты понимаешь. А недавно, наоборот, отпустили, и даже намекнули, что ты жива и что я могу найти тебя на Ганзе. И я тут же отправился тебя искать. У меня ведь больше никого не осталось, и возвращаться мне некуда. Здесь люди мне рассказали, что несколько дней назад схватили девушку, похожую на тебя. Я пытался выяснить, в чем дело, но никто из руководства станции ничего не говорит, зато в народе слухи ходят один чуднее другого. Рассказывают, что на Ганзе недавно нашли задушенной одну шпионку, правда, это было не здесь, а на Проспекте Мира, кажется. То ли она шпионила в пользу красных, то ли в пользу фашистов, то ли для тех и других. С тех пор был приказ усилить бдительность, и видимо, тебя тоже приняли за разведчицу. Тем более, ты появилась с двумя младенцами на руках.
— При чем тут младенцы? Мало ли женщин с детьми? — нахмурилась Кошка.
— Наверное, что-то в твоем поведении показалось странным. А женщина-врач, которая осматривала тебя после ареста, заявила, что ты не рожала, по крайней мере, в последние месяцы, и дети, следовательно, не твои. Они, видно, решили, что ты младенцев специально для отвода глаз купила или взяла напрокат у какой-нибудь нищенки. А что это за дети на самом деле? Неужели бедная Яна родила двойню?
— Долго объяснять, — нахмурившись, сказала Кошка. — На самом деле только один из них Янин, а второй чужой, но теперь он тоже сирота. И кажется, из-за меня. В общем, получается, что теперь они оба — мои. Кроме меня, они никому не нужны. Мне бы только найти их. А для этого надо выйти отсюда.
— Я уверен, что это жуткое недоразумение скоро разъяснится, и тебя отпустят, я так и говорю всем. Ты не можешь быть ни в чем замешана, ты сильная, храбрая, умная, самоотверженная…
Сергей отчего-то смутился и замолчал. Кошка хмыкнула. Похоже, он отправился на ее поиски в надежде, что она поможет ему, разберется во всем, справится со всеми проблемами, как справлялась во время экспедиции. А оказалось, что она сама нуждается в помощи. Знал бы он, как на самом деле все плохо. И тут спасительная мысль пришла ей в голову.
— Если хочешь мне помочь, иди на Улицу тысяча девятьсот пятого года и разыщи там Нюту, Победительницу Зверя. Если кто-то может что-то сделать, то только она.
— Ты ее знаешь?
— Да. Скажи, что ты от Кати, с которой она встретилась на Шаболовской. Она поймет. Скажи, что я в беде, что меня держат в тюрьме и подозревают неизвестно в чем. А еще постарайся узнать про детей. Когда меня забирали, я отдала их какой-то женщине. Такой темноволосой, темноглазой, на цыганку похожей.
Ученый нахмурился, видимо, соображая, почему нельзя было отдать детей в более надежные руки, и при чем тут какая-то цыганка.
— А как ее звали? — спросил он.
— Не помню! — с отчаянием сказала Кошка, внезапно осознав, что за эти дни имя женщины совершенно вылетело у нее из головы.
