Анна Калинкина - Кошки-мышки
Кошка заглянула ей в глаза — и увидела там упрямство и затаенную боль.
— Да, Марта, ты сможешь, если захочешь. У тебя получится, — твердо сказала она. Порылась в рюкзаке и достала складной ножик.
— Вот, возьми на память. И не вешай нос!
— Спасибо! — просияла девочка. — Знаешь что, я схожу еще раз в госпиталь. Может, у них там появилось еще молоко?
Кошка проводила Марту глазами и некоторое время сидела, баюкая младенцев. А потом опять забеспокоилась: Марты не было. Вдруг ее уже схватили и допрашивают? Лучше на всякий случай укрыться.
Она подошла к концу перрона и слезла по железной лесенке на рельсы вниз, с трудом сохраняя равновесие. Подумала и уселась прямо под платформой, прижимая к себе детей и молясь заступнице, чтобы они не раскричались. Здесь было грязно, в лужицах воды валялся всякий мусор. Но ей было не привыкать.
Блокпост был неподалеку, в туннеле, поэтому до Кошки долетали голоса часовых. Потом ей почудилось, что на платформе Марта разговаривает с каким-то мужчиной. Слов Кошка разобрать не могла, но по интонациям догадалась, что он ругает ее за что-то, а девочка жалобно оправдывается. Этот спор мог вовсе не иметь к ней отношения, но Кошка твердо решила, что будет сидеть здесь, не вылезет ни за что, пока не подойдет дрезина. Наверное, тогда она успеет выбраться?
Младенец Регины вдруг расплакался. Кошка трясла его, шикала, укачивала — все без толку. И вдруг у себя над головой услышала:
— Кошка?
Голос был не Марты. Говорил мужчина.
«Вот и все, — обреченно подумала она. — Убегать некуда, отбиваться с младенцем в каждой руке — невозможно…»
По лесенке на пути спустились двое пожилых мужиков в грязных оранжевых жилетах, подошли к ней.
— Глянь-ка! Баба! — сказал один другому. — А я-то думал, кто там мяучит — кошка, что ли, у нас завелась? А это дите орет. Гражданочка, ты чего тут сидишь? Жить надоело? Так хоть дитев пожалей. Сейчас дрезина подойдет.
— Мне как раз на дрезину надо, — жалобно сказала Кошка.
— Так чего ж ты ее под платформой дожидаешься, чудачка? Хочешь, чтоб по путям размазало? Попрошайка, что ли? Так тебя бесплатно не посадят, тем более грязную такую.
— Нет, я заплачу, — пробормотала она.
— Ну и давай, вылезай, — один из мужиков помог ей выбраться и подняться по лесенке. Кошка прислонилась к стене, и тут из туннеля раздался гудок и подкатила дрезина. Мужик помог ей усесться и, судя по всему, был очень рад, что одной головной болью у него стало меньше. Он как-то странно на нее поглядывал — наверное, решил, что у молодой мамаши крыша поехала, а Кошка до самого отправления тряслась от страха. Марту она больше так и не увидела…
* * *На Комсомольской пришлось сойти — младенец Регины как-то странно дергался, и Кошка отчего-то подумала, что он умирает. Она уже измучилась — и с одним-то ребенком было тяжело, а двое — явный перебор, тем более для женщины, находящейся в бегах, в розыске. Как все было бы просто, если бы не дети! Она бы ушла сейчас в коллектор Неглинки, пока все не улеглось. Ей нравились те места — там запросто можно было затеряться. В более новом отрезке коллектора, просторном, как туннель метро, можно было вообще идти во весь рост по берегу неглубокой реки, где водились странные белые рыбы. Еще там бегали огромные белые тараканы, некоторые размером с небольшую собаку. Выглядели они жутко, но для людей опасности не представляли. Земля в этих краях была буквально пронизана подземными ходами — относительно новые пересекались с куда более древними. То был настоящий лабиринт, но Кошка чувствовала себя в нем вполне уверенно. Да и посторонних там почти не бывало. Но с детьми нечего и думать об этом. Их там просто нечем будет кормить.
Сходя на платформу, она пошатнулась, и тут же кто-то поддержал ее сзади. Кошка оглянулась и увидела мужика средних лет с обветренным лицом.
— Вишь, как устала — на ногах не держишься! — добродушно сказал он. — Ты к кому приехала? Чья будешь?
— Я не местная. Мне бы врача. Ребенку плохо, — пробормотала она.
— Да ты его просто держать не умеешь. И завернула слишком туго. Вот, смотри, — он размотал пеленки и вновь замотал. Как ни странно, младенцу это, видимо, понравилось. Личико у него сразу стало спокойным, а мужик еще покачал его на руках. Кошка оглянулась, но дрезина уже отъезжала от станции.
И вдруг она увидела, как прямо под уходящий вагон шагнула девушка в красной шали. Кошка вздрогнула, ожидая, что сейчас начнутся крики, визг. Но ничего подобного не случилось. Дрезина набирала ход, никто словно бы ничего не заметил. Она потрясла головой, стараясь избавиться от наваждения.
— Следующая вряд ли раньше, чем через час, будет, — сообщил мужик. — Пойдем-ка пока, я тебе чаю налью, а то вон ты какая бледная.
Пришлось ей идти за ним. По пути Кошка все оглядывалась — не столько ожидая погони, сколько на красивые арки, соединяющие колонны, на потолок, где выложены были разноцветные картины и висели огромные светильники. Эта станция даже подавляла ее своим великолепием.
Новый знакомый отвел ее к себе в палатку, находившуюся в самом конце станции, а сам вскоре вернулся с кружкой чая. Кошка воспользовалась случаем, чтобы дать младенцам оставшееся молоко, но им явно не хватило. Оба недовольно крутили головенками и морщились. Она дала им еще воды из бутылочки. Мужик сочувственно глядел на нее.
— Тяжело тебе с двумя. А отец-то есть?
Она покачала головой.
— Умер, что ли? Бедняга! — посочувствовал мужик. — Не повезло тебе. Давай познакомимся, кстати. Я — Никита Питерский. Сталкер известный, меня тут каждая собака знает.
— А почему Питерский? — машинально спросила она.
— А у нас тут наверху вокзал поблизости. В прежней жизни поезда оттуда аккурат до Питера ходили. Я эти места знаю, как свои пять пальцев. Где можно пройти, где нельзя, когда веселых мутантов с Каланчевки опасаться надо особенно. Я тебе больше скажу — иной раз из Подмосковья караваны приходят в метро. Ведь выжили-то люди не только в Москве, но и в других местах. Области даже меньше досталось, там кое-где и радиационный фон пониже. Так что где только не живут. Один рассказывал мне, что даже в старых разработках на станции Силикатная обитает группа спелеологов одичавших. Их Катастрофа там застала, они потом как-то приспособились, но уже человеческий язык почти забыли, только друг друга еще худо-бедно понимают. А тебя-то, кстати, как зовут?
— Катя, — неохотно ответила она. Ее раздражали его вопросы, но не хотелось грубить человеку, который по-доброму к ней отнесся. А он рассуждал:
— Трудно тебе придется, Катя. Плохо с детьми одной. Отец-то, небось, тоже сталкером был?
Она кивнула, и мужик продолжил:
— Сталкеры — профессия рисковая. Но мне пока удается перехитрить костлявую. Знаешь, Катя, какие чудища сейчас живут наверху? Ты, наверное, и на поверхности не была ни разу?
Кошка снова молча кивнула, начиная догадываться, что мужик слегка навеселе — оттого такой добрый и разговорчивый. В собеседнице он, похоже, не слишком нуждался: сам себе задавал вопросы и сам тут же на них отвечал — знай только кивай и поддакивай.
— Если б ты увидела, к примеру, вичуху или стигмата, боже упаси, ты бы от страха умерла, наверное.
Кошка дернула головой, стараясь удержаться от смеха. Вичух и стигматов ей за последнее время встречать приходилось немногим реже, чем людей. Мужик по-своему истолковал ее движение — решил, наверное, что девушка смутилась и напугалась. Ободренный таким вниманием, он вещал дальше:
— А уж веселые мутанты с Каланчевки — это, скажу я тебе, чуть ли не самые кошмарные существа. Они примерно как люди, только все волосами заросли и передвигаются на четвереньках — да так быстро. И дышат хрипло на бегу — хех-хех-хех — как будто хохочут. Оттого, когда стая бежит, ее издали слышно. И ведь многие одеты в обноски какие-то — вот в чем кошмар. Так посмотришь на них и задумаешься — что жизнь наша? Сегодня ты еще ходишь на двух ногах и спишь в тепле, а завтра уже на карачках бегаешь и объедкам радуешься. Но я тебе так скажу — не это самое страшное в теперешней жизни, Катя. Теперь ведь человек человеку — зверь. Убить готовы друг друга из-за ерунды. И ладно бы мужики только. Бабы еще хуже лютуют. Вон, говорят, на Китай-городе одна троих порешила просто из-за того, что не понравилось ей, как они посмотрели на нее. Представляешь, что творится, если даже там, на станции бандитской, ужаснулись люди? Даже по их понятиям это — форменный беспредел. И ведь так до сих пор убийцу эту и не поймали. Как подумаешь, что и теперь она где-то поблизости ходит… Вот только представь себе — идешь ты с детьми по туннелю, а она — тебе навстречу. С ножом. Говорят, за нее большую награду обещали. Я все сам собираюсь по туннелям побродить — может, встречу ее где? Мне ту премию получить совсем не помешало бы, да и дело бы доброе сделал — хороших людей от убийцы избавил. Страшные времена настали, Катя, вот, что я тебе скажу, если даже бабы так озверели…
