Внешняя беговая - Юрий Витальевич Яньшин
Валерий Васильевич опустил стекло перегородки:
— Кондратьич, ты там тормозни у дома со стороны улицы. Сможешь?
— Смогем, — кивнул тот. — От чего же не смочь?
— Вы тут не стойте и меня не ждите, а сразу заезжайте во двор. Я быстренько обернусь, — присоединилась она к просьбе Афанасьева.
Возле дома они остановились, и она шустрой ласточкой выпорхнула из автомобиля, бережно прикрывая за собой тяжелую дверцу, за что удостоилась благодарственного взгляда от старого водителя, ревностно относящегося к сбережению казенного имущества. Выпустив пассажирку, которая дробными каблучками застучала по асфальту, на ходу надевая марлевую повязку на лицо, машина медленно и грузно стала протискиваться во двор, уставленный автомобилями местных жильцов так, что и припарковаться не было решительно никакой возможности.
— Какой подъезд? — не оборачиваясь, спросил шофер у Валерия Васильевича.
Тот, наморщив нос, что-то быстренько прикинул в голове и неуверенно выдал:
— Кажется, второй.
Выходить из машины с тонированными стеклами не стал, дабы лишний раз не светить свою, легкоузнаваемую персону перед окнами местных жителей, наверняка уже приникшими к окнам в порыве житейского любопытства. Чтобы скрасить, хоть как-то ожидание, решил узнать мнение о своей новой знакомой у старого и проверенного друга:
— Ну, как она тебе, Кондратьич?
— В-о-о! — обрисовал заскорузлыми ладонями воображаемую фигуру женщины, Кондратьич, удовлетворенно цокая языком.
— Да, я тоже так думаю, — кивнул диктатор головой. — Ну, а вообще, в целом, как она тебе? — продолжал он допытываться.
— Уважительная женщина и, кажется, без выкрутас, как у всех современных баб, особенно московских. Твоя-то бывшая, Аглаюшка, не в обиду будь тебе сказано, маленько кобениться стала, особенно в последние-то годы, как ты в рост пошел, — высказал глубоко затаенное Кондратьич.
Напоминание о бывшей супруге неприятно резануло слух генерала, но он не подал и вида, что это хоть как-то задело его, тем более, высказанное суждение о ней носило истинный характер, и он это прекрасно знал.
— Девка пока еще неиспорченная и без зазнайства, — продолжал рассуждать вслух словоохотливый водила. — И во всем-то она хороша, да вот только…
— Что, только? — жадно ухватился за конец фразы Афанасьев.
— Баба-то по всему видно — огонь! Изголодавшаяся, видать, по мужской ласке, девка. Глазища-то у ней, так и сверкают, так и сверкают, аж мороз по коже! Вот, я и не знаю, управишься ли?
— Попытка — не пытка, — буркнул Афанасьев, уязвленный в самое нутро души.
— Дело, конечно, хозяйское. А тока я бы не рискнул остатками своего здоровья. Ну, да ладно. Ты спросил — я ответил, — подытожил Кондратьич, заметив перемену в настроении своего босса.
Больше они не затрагивали эту неудобную тему. Вероника, тем временем, не заставила себя долго ждать, появившись из-за угла с двумя большими и вероятно увесистыми полиэтиленовыми пакетами. Букет полыни, подаренный расторопным, но не слишком разбирающимся в цветах адъютантом, она держала, при этом, подмышкой. Афанасьев неловко, по-медвежьи выбрался ей навстречу из чрева автомобиля, чтобы галантно перенять у нее ношу. Она безропотно отдала ему пакеты и он прежде чем последовать за ней в подъезд обогнул авто и подошел к Кондратьичу с его стороны:
— Ты, Аверьян Кондратьич, меня не жди. Езжай в гараж. Если возникнет, какая надобность, то я позвоню и вызову дежурную машину.
Кондратьич сжал губы в упрямую полоску и покачал укоризненно головой:
— Я-то, конечно, могу и уехать. Мое дело — кучерское. А тебе все ж не худо бы позаботиться о дополнительной охране. Мало ли, что может приключиться?
— У меня с собой пистолет, если что, — машинально ответил и тут же спохватился. — О какой это дополнительной охране ты говоришь?
— Кхе, — усмехнулся водитель наивности своего начальства. — Да это все Саныч. Не послушал тебя и послал нам вдогон машину с охраной. Она за нами всю дорогу ехала метрах в трехстах. Я их сразу заприметил.
— Ладно-ладно, езжай, зоркий ты наш сокол, — одобрительно проворчал диктатор, отпуская водителя и поспешая к открытой двери подъезда, что держала Вероника, ожидая его.
Поднимались, слава Богу, медленно, так как свет в подъезде еще не зажигали по причине раннего времени. К тому же неровные ступеньки лестницы, выщербленные временем и несколькими поколениями жильцов, не давали расслабиться. Она, как и положено хозяйке, шла впереди, он же послушно следовал за ней, неся в обеих руках продукты. В районе четвертого этажа сердчишко начало давать сбой. Вероника сразу поняла это по его сбивчивому и учащенному дыханию, поэтому сама предложила остановиться и передохнуть.
— Сколько раз писали в управляющую компанию, чтобы починили лифт нормальным образом! — с упреком в голосе произнесла она. — А то месяц поработает, а потом опять ломается.
— А они, что говорят? — просипел Афанасьев, еле переводя дыхание.
— Как обычно, — пожала она плечами. — Ждите своей очереди. Вы у нас не одни. Жилой фонд находится в ветхом состоянии.
— Ладно. Уладим. Ну, пошли, что ли? — вздохнул он, поглубже набирая воздух в легкие для нового рывка.
На шестом этаже вновь остановились. Он дышал, как загнанная лошадь. Постояли минутку, пока его грудная клетка не перестала ходить ходуном. Убедившись, что он почти отдышался, она взяла у него один из пакетов и нажала кнопку звонка возле одной из дверей, выходящих не лестничную клетку.
— Ты пока поднимайся потихоньку, а я продукты передам бабушке.
Он уже был в полуэтаже, когда до него донесся голос старухи:
— Кто там?
— Это я, Таисия Михайловна, Вероника. Принесла вам продукты.
— Ой, спасибо, моя милая! — загремела та многочисленными запорами, открывая дверь. — Чтобы я без тебя делала, кормилица ты моя?!
— Да мне не в тягость! Я же по дороге в магазин забежала, — ответила Керженцева, передавая бабке второй пакет. — В «Феврале» затарилась. У них сегодня завоз, как раз. Смотрите, хлеб еще совсем теплый.
— Ой, спасибо! Ой, спасибо, родная! — закудахтала старуха. — Сколько всего много! Почитай на неделю хватит! Много, чай, отвалила?!
— Согласно чеку! — рассмеялась та в ответ.
— Да, ты проходи, не стой в дверях-то! Я сейчас деньги отдам, только очки найду! Куда они, проклятые, запропастились?!
— Да они же у вас на лбу, Таисия Михайловна! — опять развеселилась Вероника. — Ладно. Мне некогда. Я побежала. Потом отдадите, когда-нибудь, — скороговоркой выпалила она, и, не дожидаясь денег,
