Богоборец - Матвей Геннадьевич Курилкин
Доменико немного подумал, а потом кивнул. Кажется, мне удалось его убедить. Хотя, если честно признаться самому себе, римская республика так и не стала мне Родиной, так что я не очень-то переживал по поводу её судьбы. Если уж совсем прижмёт, я предпочёл был перебраться куда-нибудь в Тартарию. Вместе со всей семьёй, конечно же.
Глава 22
Утром отправился в сторону храма чистоты. Со спутниками прощаться не стал — зачем, если всё уже оговорено? Для начала зашёл в снятую накануне халупу — ту, что в Борго. Там и переоделся, благо этаж первый, и окна выходят на противоположную от улицы сторону и даже случайного прохожего не удивит появление нищего калеки с фосфорной челюстью из ниоткуда. Именно эту личину я выбрал для визита в храм. Что может быть естественнее для такого доходяги? Нет, до разговора с Доменико я думал побыть кем-нибудь другим, но когда он пересказал некоторые подробности о том, как нынче проходят службы понял, что маска калеки будет гораздо естественнее. Раньше чистые пренебрегали добрыми чудесами, предпочитая запугивать паству. Теперь всё немного изменилось. Говорят, будь ты нищим, умирающим в грязи и нечистотах, или богачом, которого поедает изнутри неизвестная болезнь — если на тебя пал взор кого-то из святых подвижников церкви чистоты, твоя жизнь кардинально изменится. За это можешь быть уверен. Конечно, больных и убогих много, и чудес исцеления на всех не хватает. И все равно люди надеются. Особенно те, кому надеяться больше не на что.
До храма добирался пешком — было бы странно, если бы мой персонаж в обносках воспользовался услугами извозчика. Такие бедолаги обречены ковылять пешком, вот и мне пришлось в очередной раз прогуляться. Причём медленно и неторопливо, как и положено смертельно больному. В результате возле храма оказался всего за пару часов до начала службы. На паперти пока что было почти пусто, лишь несколько моих «товарищей по несчастью» сидели на ступенях в ожидании чудесного исцеления. Однако, чем ближе к началу службы, тем больше собиралось народу. Люди бродили вокруг, постепенно подбираясь поближе к входу. Толпа собиралась внушительная, многие явно принарядились — нарядные, как на праздник. Мне стало мерзко — на кой чёрт вообще беспокоиться об этих тварях? Им всё равно, лишь бы зрелище — и плевать, что уже завтра на алтаре можешь оказаться ты сам. Главное, что сегодня мучается кто-то другой, а ты можешь полюбоваться на чужие страдания, а то и получить чудесное исцеление на халяву. И вот об этих людях я беспокоился когда-то? Да пропади они пропадом. Будем честными — они заслуживают того бога, которого сейчас имеют.
Я негодовал, но к разговорам прислушивался. Говорят, сегодня службу проводит сам пречистый подвижник Мигель де Айяла. Да-да, после смерти чистого бога, монахи отказались от привычки заменять себе имена на числительные. Теперь они несут их с гордостью. Про де Айялу я слышал — тоже Доменико рассказал. Официальный титул у него длинный. Стоявший возле подножия трона девяти высших иерархов церкви, осеняющий чистотой, низвергатель темных тварей, покровитель праведных воинов, пострадавших в войне со скверной и нечистым воинством. Такой, получается, очень авторитетный товарищ. Я, правда, точно знаю, что все, кто стоял «у подножия трона» иерархов, сдохли вместе с ними — слишком большую часть их души занимал чистый бог. Так что это кто-нибудь из бывших слабосилков, выживших после смерти своего бога и волей судьбы возвысившихся. Впрочем, народ его любит. Говорят, во время его служб чаще всего случаются чудесные исцеления. Близок де Айяла к их мёртвому богу. Ещё и проповеди читает не только в главном храме — периодически наносит визиты во все храмы столицы, да ещё, говорят, и по соседним городам ездит. Достойная личность, очевидно. Должно быть, он собрал много сил на жертвоприношениях.
Да, сегодня в храме будет людно.
— Пречистый уже не раз являл свою духовную силу, исцеляя тех, кому в жизни не повезло, — шепчет какой-то бедолага рядом, удерживая на руках бледную, покрытую испариной девчонку. Лихорадка? Простуда? Воспаление лёгких? Таких, как этот мужчина я даже толком осуждать не могу. Когда болеет твой близкий, к кому угодно обратишься, чтобы помог. И, между прочим, я собираюсь лишить его даже шанса получить исцеление для дочери. Неприятно, и совесть гложет. Я усилием воли отбрасываю ненужные мысли. Прежние боги тоже, порой, лечили безнадёжных больных, и при этом не требовали человеческих жертв. Да и лечение у простых, смертных врачей, раньше было гораздо доступнее. Сейчас позволить себе обратиться к лекарю могут только зажиточные граждане.
Толпа, тем временем, всё увеличивалась. Вряд ли местный храм сегодня сможет вместить всех желающих попасть на службу. До начала действа остаётся всего ничего. Богослужение начнется как только последний закатный луч отразится от ярко начищенного медного зеркала на шпиле собора.
Следующие полчаса я провёл, сидя на ступенях у входа в храм. Меня никто не трогал — брезговали. Слишком отвратительно выгляжу. А вот некоторым из пришедших вместе со мной или даже раньше так сильно не повезло. Стали появляться зажиточные горожане. Вот из локомобиля выходит кто-то из благородной семьи. Охрана, расталкивая других ожидающих, провела начальственное лицо прямо ко входу в храм. По дороге того мужчину с больной девочкой спихнули со ступеней, он упал, выронил свою драгоценную ношу… Я пристально вгляделся в машину. Нет, не вижу отсюда герб семьи. А жаль, хотелось бы запомнить этого любителя праведности. И непременно нанести визит, чуть позже.
Вижу, как кривятся в презрении губы у мужчины при взгляде на меня. Ну да, неприятное зрелище. Оно меня и защищает от внимания таких, как он.
— Развели всякую нечисть, — шипит мужчина, проходя мимо. — В прежние времена…
Дальше я не услышал. Впрочем, догадался. В прежние времена таких, как я и тот мужчина с девочкой в храм чистоты даже не пустили бы. Да такие и сами старались держаться подальше, ведь единственное милосердие, которое мог оказать для калек чистый бог — это распылить, чтоб не мучились. В прежние времена больным и увечным не было места возле храма. Их не пустили бы даже на территорию, обнесенную ажурной, позолоченной оградой. Послушники не позволили бы ноге запятнавшего свою чистоту даже коснуться белого мрамора двора, не то, что сидеть на ступенях.
Теперь чистые вынуждены проявлять больше доброты. Давать
