Богоборец - Матвей Геннадьевич Курилкин

Люди — не совершенные твари. Нас создали из грязи и глины другие, древние боги, жалкие и отвратительные перед ликом властителя нашего, но когда он пришел и поверг их, он взглянул на их творения, прозябающие во тьме и мерзости, и в великодушии своем решил дать шанс. Он дал нам возможность увидеть, как он велик и прекрасен, и как отвратительны и несовершенны люди. Он дал нам цель, и теперь только от людей зависит, сможем ли мы оправдать доверие бога, сможем ли мы очиститься! Но не все поняли Его замысел. Люди вспоминали старых богов, люди взывали к ним, в надежде, что они вернутся. Мы, мальчик мой», — говорил мне наставник, — «неблагодарные твари. Мы не оценили великодушия бога нашего, мы захотели себе других, старых богов. И тогда он вернул их нам. Он вернул всех старых богов, он дал им подобие жизни, Он сплавил их в единое целое, и сказал — вот ваши боги. Вы хотели их — и я их вернул. И люди ужаснулись, потому что увидели мерзость и грязь, услышали вой и вопли единой сущности тех, которые нас создали. Наш бог мудр. Нечистый стал напоминанием для нас. Теперь мы видим, от чего нас спас наш бог, видим, чего мы должны бояться. И теперь мы не хотим Нечистого, да только Чистый — не слуга людям. Теперь мы сами — мы, все, каждый из нас, должны повергнуть его, чтобы доказать нашему богу, что поняли его и действительно хотим присоединиться к нему в чистоте».

Так сказал мне мой наставник. И с тех пор я еще яростнее, еще ожесточеннее борюсь со скверной, где только ее ни увижу. Я уничтожаю слуг нечистого, я вычищаю по мере сил скверну, которая прорастает в людях. Нечистый силен. Для нас, для людей силен, и многие соблазняются его силой. Делом жизни моей я считаю уничтожение скверны, и делом жизни каждого кто в этом храме, и каждого, в этом городе и в этой стране, и в других пределах!

Я несовершенен. Я нечист. Да-да, люди, я недостаточно чист даже для того, чтобы бог наш попирал мое лицо, но я каждый день делаю маленький шаг, чтобы очиститься. Мне отвратительна мысль о той грязи, что во мне еще осталась, и я всеми силами стремлюсь избавиться от нее. И я знаю, что каждый из вас поступает так же. Наше несовершенство мешает нам, мы совершаем ошибки. Порой мы забываем о необходимости блюсти чистоту, и падаем в грязь, но нужно каждый день, каждую минуту стремиться исправить свои ошибки. Очиститься. Жаль, что не все следуют моему примеру. Есть и такие, кто вовсе отвергает чистоту. И это непростительный грех. Ошибиться может каждый, но не сознательно отвергать бога. Такие не заслуживают прощения. Такие не заслуживают жизни. И очень важно вычищать тех, кто порочит своим существованием весь человеческий род, ведь по поступкам одного, судят о многих. Мы должны показать нашего бога, что все, кто его отверг — отвергнуты нами. Мы должны уладить его слух их криками, и мольбами о пощаде, только тогда мы сможем заслужить прощение за тех, кто своим грехом бросил тень на всех нас.

Толпа, увлеченная проповедью, смотрела только на оратора. Поэтому никто не заметил, как из ризницы вывели совсем молодого юношу, почти мальчишку. Он был обнажен, если не считать тяжелых кандалов, сковывающих руки и ноги. Монахи грубо толкнули грешника к алтарю, а когда он споткнулся, растянувшись у подножия жертвенника, грубо вздернули на ноги и швырнули на камень. Парень двигается с трудом. Тело как будто истощено, на коже видны язвы, некоторые из них кровоточат. Ничего, эта кровь мёртвого чистого бога не оскорбляет. Не уверен, что он что-то соображает от боли. Я заметил, как по лицу де Айяла скользнула тщательно скрываемая тень недовольства. Перестарались монахи. Вид врага должен вызывать ненависть, а не жалость. Кому-то после проповеди не поздоровится. Ах да, если у меня все получится, им будет не до этого.

Сегодня грешнику снова напомнят, что такое боль, попытаются очистить плоть и душу. Каждый следующий день будет для него все более ярким, пока, наконец, очищенная душа и тело не воспарит в высь, чтобы соединиться с богом — такова официальная версия происходящего. Говорят, когда практику публичного очищения только ввели в прошлом году, монахи иногда ошибались и жертва умирала раньше запланированного. Полагаю, им это не нравилось — кому будет приятно упустить крохи силы, отпустить пленника в посмертия раньше, чем он отдаст всю энергию? Теперь представители церкви чистоты редко ошибаются, и уж если берутся за какую-то работу, делают ее со всем прилежанием. И каждая служба — настоящее театральное представление. Это престижно и к тому же очень увлекательно — чужие мучения многим кажутся любопытным и поучительным зрелищем.

Речь пречистого Мигеля де Айялы подходит к концу. Ритуал очищения вот-вот начнется. Огромная электрическая лампа уже опускается на толстых тросах к самому алтарю. На свою беду юный грешник именно в этот момент приходит в себя — только для того, чтобы увидеть опускающуюся к самому лицу гигантскую полусферу. Интересно, сколько раз ему доводилось видеть подобные ритуалы со стороны? С того места, где я стою, не увидеть лица жертвы, но по его позе понятно — он знает, что произойдет дальше. Где-то внутри стеклянной полусферы начнет разгораться яркая точка. Сначала едва заметная взгляду, она будет становиться все ярче, все сильнее. Свет станет таким сильным, что даже со стороны станет трудно на него смотреть. Было бы и вовсе невозможно, если бы не пречистый Мигель де Айяла. Святой подвижник настолько близок к богу, что свет не приносит ему вреда, наоборот, он придаст ему еще немного сил, сделает еще чуть сильнее. И не так сильно будет жечь обычных людей. Возможно, когда проповедник напитается этой силой света, силой чистоты, он щедро поделится ею с одним случайным человеком из толпы.

Лампа продолжает опускаться, все присутствующие в храме жадно глядят на происходящее, в ожидании, когда начнет вершиться чудо. Только я не слежу за представлением. Я даже глаза закрыл, в попытке найти, заметить, почувствовать хоть какую-то зацепку. Мне нужен, необходим какой-то изъян. Пусть крохотный, пусть совсем незаметный, но изъян, а уж я смогу им воспользоваться. Я не вижу, как люди в едином порыве наклонились вперед, боясь упустить хоть одну деталь представления. Даже те, кто стоит в атриуме. Даже сам Мигель де Айяла, который, конечно, сотни раз участвовал в ритуалах, жадно подался вперед, ближе, боясь упустить хоть каплю силы, что вот-вот польется из электрического солнца.

Я двигаюсь вслед за толпой, но глаза мои закрыты. Я все еще не нашел того, что ищу. Механизмы совершают последний рывок и