Михаил Медведев - Контрольное вторжение
— Мне даже не верится, что очень скоро я снова буду юн, резв и силен. — Глаза Бартони светились от счастья. — И тогда ты расскажешь мне, зачем тебе нужно было рисковать своей прекрасной вечной жизнью. Ведь ты чуть не сгинул в застенках Тэна. Если бы не Гло, ты уже был бы мертв. Надеюсь, ты понимаешь, что мой друг Гло тоже достоин вечной жизни, так как первым сумел разобраться с вытянутой из твоей головы информацией.
Маскировочная ломакинская кожура начала медленно сползать с моего мозга. Туман рассеивался, и старые шершавые воспоминания занимали свои привычные места. Я постепенно становился самим собой. Внешне ничего не изменилось. Все те же два человека сидели друг напротив друга. Один изучал картинки на больших жестких листах, другой сверлил его глазами и не видел происходящих в его собеседнике чудовищных изменений. Мутный поток прошлых жизней, быстро затопивший мое сознание, никак не отражался на сосредоточенном туповатом лице Светозара. Несколько раз я терял связь с текущей реальностью. Безрадостные контрасты моря холода, обнулившийся счетчик кислорода, бездонная пропасть под ногами кадрами порванной киноленты мелькали перед моим внутренним взором, Но ни Бартони, ни Гло не проявили никакого беспокойства, они не сомневались, что знают про меня все. И они действительно знали про меня почти все. Бартони-Васнецов правильно угадал, что я появился здесь под личиной Ломакина с некоей секретной миссией, но не сообразил, что целью миссии был он сам. Задумка Титова удалась, и я мысленно снял шляпу перед Верховным. Он точно рассчитал, что как только в этот мир проникнет кто-то хоть как-то связанный с Петром Васнецовым, то любой из нашей троицы, если он остался жив, обязательно постарается с ним встретиться. Так оно и случилось. Теперь мне осталось сделать сущий пустячок, выполнить грязную, но вполне привычную работу. Уничтожить ошибку. Стереть самого себя, чтобы весь этот ублюдочный мир отправился в черное и унылое пространство нереализованных реальностей.
В какой-то момент я понял, что меня раскусили. Оператор, сканировавший мои мысли, почуял неладное, и у меня за спиной раздался шорох шагов. К спинке кресла приблизились двое, а между мной и Бартони замерцал зыбкая пелена силового поля. Я ощутил чьи-то ладони на своих плечах и сразу перестал нервничать. Теперь дела пошли так, как надо. Меня боялись.
— Почему же вы не сменили тело, господин Васнецов? — глумливо осведомился я. — Сребреников не хватило?
Старик в кресле захохотал. Смех его был страшен и жалок. Так иногда смеются потерянные детьми игрушки, чей кибернетический мозг по недосмотру создателей оказался в состоянии осмыслить никчемность собственного существования.
— Ты все такой же, — восторженно хрюкнул Бартони. — Ты даже не повзрослел. Все тот же романтик. Желторотый комсомолец. Борец за счастье человечества. Мне будет приятно побеседовать с тобой.
— На допросе, — отрезал я. — Тебе светит пожизненное. Уж я постараюсь.
— Как скажешь, — кивнул он. — В вашей тюрьме я готов сидеть целую вечность. Только пообещай, что, если я выпущу тебя, ты спасешь мне жизнь. Местные врачи не в силах обеспечить мне бессмертие. Оно есть только в твоем мире, но надо спешить, — он горестно потряс головой, — я слишком поздно нашел дорогу.
— Ты показал им дорогу?
— Я не желал войны. Я всего лишь хотел жить. Обещаешь, что я буду жить?
Мне захотелось плюнуть в его защищенное силовым полем лицо, но интересы дела требовали от меня осторожных действий.
— Да. Обещаю. — Я решительно встал, и два охранника за моей спиной не посмели меня задержать. — Если те сведения, которые ты мне передал, помогут нам победить, ты будешь жить вечно. Твой друг Гло тоже получит шанс дотянуть до четвертой эпохи мегаколлективизма. Обещаю.
Я протянул руку Бартони, и моя ладонь зависла у мерцающей завесы. Старик засуетился. Он попытался подняться, но силы оставили его. Он что-то злобно пробормотал на незнакомом мне языке. Господин Гло поморщился, и столь сильно мешавшее мне силовое поле исчезло.
— Я знаю… — зашептал Бартони. — Я помню себя и точно знаю, что ты не обманешь меня. Я могу положиться на твое благородство и…
Прежде чем он успел договорить, я схватил его поперек туловища. Его тело было легким и гнулось во все стороны, будто принадлежало театральной марионетке.
Оно удобно расположилось у меня под мышкой, почти не стесняя движений. В самый последний момент я решил не убивать его. И вовсе не из-за того, что пообещал ему вечную жизнь. Я уже вырос из детских игр в честное слово. Просто я ясно увидел путь к спасению, и на этом пути мне до зарезу нужен был живой Бартони.
Я прыгнул с места назад. Обратное сальто через голову не совсем удалось. Ломакинское тело слушалось плохо, а у мордоворотов оказалась неожиданно хорошая реакция. Они слишком быстро вертели своими большими головами на толстых шеях. Пришлось метнуть в них тушкой Бартони, но меня все равно едва не сбили на лету. Огромный кулак просвистел в миллиметре от уха.
Мои мышцы сокращались слишком медленно для приличной драки. Я отставал от собственного графика уже на две пятых секунды! Еще одна задержка, и меня изрешетят выстрелами. К счастью, смертельно испуганный организм чуть-чуть ускорился, и я почти идеально поднырнул под локоть ближайшего громилы. Тот немедленно принялся душить меня левой рукой, но я уже накрыл ладонью его пальцы, сжимавшие лучемет. Выстрел. Второму охраннику снесло полголовы. Кровавый фейерверк славно забрызгал корешки старинных книг. Люблю, когда враги умирают красиво. Запаниковавший господин Гло сунул руку во внутренний карман. Курок еще раз упруго щелкнул. Знатоку мегаколлективизма разворотило грудную клетку. Бесценный прибор, умеющий смещать время, теперь был утрачен навсегда. Жаль.
Удар! В глазах потемнело, и я выпустил оружие. Следующий удар припечатал меня к стене. Кровь заполнила рот, хлынула из носа. Громила сделал шаг назад, готовясь добить меня ногой. Я швырнул себя вперед и вцепился ему зубами в кадык. Пульсирующий поток крови ударил мне в нёбо, хлынул в желудок и легкие. Не разжимая зубов, я отскочил назад. Кусок плоти свисал у меня изо рта.
Агонизирующее туловище рухнуло на Бартони. Пока старик скулил и дергался под центнером теплого судорожно сокращающегося мяса, я отплевывался и обыскивал карманы своих жертв. Почти сразу мне попался отличный нож. Стандартное мультилазерное лезвие было эффектно стилизовано под стальное. С помощью удобного ползунка у меня получилось изменить длину и ширину полотна, а также его энергонасыщенность.
Бывший владелец оружия знал толк в лазерных резаках.
На всякий случай я проверил лучеметы обоих охранников и убедился, что в моих руках, как и ожидалось, они совершенно неработоспособны.
Пока я разбирался с оружием, Бартони выбрался из-под умирающего телохранителя и, стоя на четвереньках, злобно поглядывал на меня. Очень хотелось пнуть его в бок, чтобы он залаял или заскулил. Бурча ругательства, я приподнял оскотинившегося двойника за шкирку, поставил на ноги и продемонстрировал ему все возможности ножа в непосредственной близости от его дрожащих губ. Лицо моего пленника вытянулось, посерело, а глаза слегка вылезли из орбит, однако он сумел удержать себя в руках и не запаниковал, чем вызвал у меня легкий приступ извращенного самоуважения.
— Зачем? — хладнокровно осведомился он. — Я же тебя и так отпускал.
— Зачем тебе меня отпускать? — ответил я вопросом на вопрос. — Я — это ты. Ты мог сам прийти к нам и получить все то, о чем сегодня у меня просил. За просто так. Не унижаясь и никого не предавая. До того, как началась война, тебе были бы только рады. Совсем небольшое усилие с твоей стороны, и тысячи людей остались бы живы. Почему ты не сделал этого усилия?
— Дурак, — его голос дрогнул от обиды. — Я не виноват. Меня заставили. Когда мы отправлялись в прошлое я, ну или ты… Ты должен помнить, как стрелял в Сашку и Борея, а на себя самого у меня… У нас… Пули, короче, не хватило. Микроволновый излучатель, который Борей делал, вообще не включился, а фреза лишь слегка повредила мозг, но не разрушила его. Я пятнадцать лет в коме провалялся, и все эти пятнадцать лет они пытались вытащить из меня наши секреты. Ты понимаешь, что я прожил целую жизнь, даже две, в настоящем аду. — Бартони покосился на труп господина Гло и поморщился.
— Но ведь был же способ умереть? — с горечью вопросил я. — Почему ты остался жить?
— Умирать еще труднее, чем жить. Ты не представляешь, каково мне было здесь жить, но я не смог убить себя. Я привык к тому, что вокруг меня одни уроды. Уроды поработили весь этот никчемный мир. Они перестали прятаться и уже ничего не боялись. Убивали всех лишних, стирали с карты целые страны. Те народы, которые осмелились сопротивляться, истребили полностью, как опасных животных. А остальных, не вошедших в число избранных, теперь разводят на специальных фермах.
