Валерий Волков - Блатные из тридевятого царства (СИ)
-- Все так говорят, -- отмахнулся парень, -- гони рубль и рот разевай.
-- По что рубль? -- не сдавался больной, держась за челюсть. -- Я ж страдалец, мне начальник стражи три дня ареста объявил за неуплату налога на подкованную лошадь, к вечеру в острог велено явиться, скинь полтинничек по доброте христианкой, ты ж не басурман бесчувственный.
-- А не врешь? -- сдался лекарь.
-- Правду говорит, правду! -- Враз откликнулось несколько человек из толпы.
Кондрат Силыч заехал мне локтем в бок, но я и без его подсказки уши в трубочку сложил. Человек в тюрьму собрался, тут есть над чем задуматься.
Мужик покорно уселся на табурет, заглотил стакан перцовки и, обхватив руками колени, раззявил рот. Доморощенный стоматолог примерился, клацнули кусачки, охочая до зрелищ толпа взвыла громче пациента, Васька старался больше всех, от его рыка с ближайшей бабы сдуло платок. Придя в чувство, мужик, перемешивая стоны с матом, сдерживая дыхание, спросил:
-- Вытащил, али нет?
-- А то, -- гордо ответил зубодер. -- Лошадям за раз рву, токо все одно -- с тебя рубь.
-- Это как же так! Бог свидетель, за полтинник сторговались!
Парень пожал плечами и указал пальцем под ноги, на земле валялось два коренных зуба.
-- Я вместе с больным еще здоровый зацепил, каждый по полтиннику.
-- Мы так не договаривались, -- сплевывая кровь, разорался мужик, но народ встал на сторону лекаря.
-- Два зуба вытащил, плати за каждый! -- Напирала толпа.
-- Тоды пусть второй стакан перцовки нальет, -- не сдавался буйный пациент.
И это требование зрители признали справедливым. Продезинфицировав развороченную челюсть, мужик перешел на шепот:
-- Слышь, господин лекарь, я тебе втрое заплачу, ежели моей тещи вместо зуба язык вырвешь.
-- Языки рвать не обучен, -- отказался парень.
Охая и почему-то прихрамывая, мужик поплелся на выход, мы следом. В кривом заросшем переулке Васька вырвался вперед, в два прыжка нагнал страдальца и прижал к покосившемуся забору.
-- Не дергайся, я не лекарь, одним ударом всю челюсть вынесу!
Но видать не вся перцовка в организме больного пошла на обезболивание, какая-то часть смешалась с мочой и ударила в голову. Мужик размахнулся и зарядил Ваське по пузу, требуха нашего богатыря колыхнулась мелкой рябью и встала на место. Таким ударом до Васькиной "души" не достучаться, калибр не тот, бревном если, да с разбегу...
Пришлось ускориться и перейти с рыси на галоп. Первым подскочил Федор, сбил мужика с ног и, рискуя здоровьем, закрыл собственным телом. Васька заметил смену декораций лишь после второго удара, когда забор разлетелся в щепки. Вдвоем с дедом Кондратом мы кое-как утихомирили разбушевавшийся вулкан.
Отрясая с колен пыль, поднялся Подельник, следом, забыв про зубную боль, встал спасенный мужик. Мгновенно протрезвев, он шальными глазами смотрел на искрошенные в труху доски.
-- Почитай заново родился, -- ободрил его Кондрат Силыч. -- Как кличут-то, новорожденный?
Мужик все еще прибывал в прострации, но нашел в себе силы и представился полным именем:
-- Фрол, сын Акима Сучкова.
-- Чего ж ты, Сучий сын, на людей с кулаками бросаешься?
-- А нечего меня как девку по углам зажимать и лапать!
-- Это кто лапал, кто лапал! -- разобиделся Васька.
Пришлось вмешаться:
-- Цыц! Живо штакетником прикинулись и забор изобразили!
С корешей ограда, как с колокольни телебашня, но стоят, сопят, глазками зыркают. Фрол тоже язык прикусил, ладонью щеку оглаживает, про зубы вспомнил. Выдержав паузу, я кивнул страдальцу:
-- За какие заслуги Ёрик нарами жаловал?
-- А бес его знает, он нынче как с цепи сорвался. Я с налогом на три дня запоздал, оно и раньше бывало, и с рук сходило, а сегодня -- по морде хрясть, сколь просрочил, говорит, столь и отсидишь. Хорошо сразу не посадил, до зубодера сбегать дал, коль в остроге зуб прихватит свету белому не возрадуешься, в темнице их вместе с головой рвут.
-- А что, -- вмешался Кондрат Силычь, -- тюремная стража тебя в лицо знает?
-- Может и знает, но я отродясь с супостатами дружбы не водил, -- гордо ответил Фрол, но тут же сбавил обороты и горестно добавил: -- А явиться надо, ежили начальник городской стражи вздумает проверку учинить, а меня не имеется... Изловят и голову с плеч долой, и что характерно, без всякой перцовки, оно может и пронесет...
Я достал из кармана блестящий золотой червонец. Фрол заткнулся и заворожено, как кролик на удава, уставился на монету. Битый час мы пытались втолковать Фролу, чего от него требуется. Чудак-человек, ему и деньги суют, причем немалые, и в темницу за него идти согласны, а он ломается, как первый блин на сковороде. Мне б такое счастье, всем святым бы свечек натыкал.
Дожал Фрола Подельник, уже ни на что не надеясь, он в сердцах ляпнул:
-- С такими деньгами все клыки выдрать можно и золотые в три ряда вставить!
Удар попал в цель. Вдарили по рукам. Ничего не скажешь, взаимовыгодная сделка -- Фролу червонец золотой, нам нары. Справедливость, где ж ты шаришься? Ау!
Решение одной проблемы породило другую. Срочно требовался подходящий кандидат на роль Фрола. Дело предстояло рисковое, приказать корешам я не мог, совесть не позволяла. Кондрат Силыч словно читал мои мысли, цепкие стариковские пальцы вцепились мне в локоть.
-- Я пойду, Пахан. Росточка мы одного, да и по возрасту схожи. Для надежности голову тряпкой обмотаю, мол, челюсть болит, почитай вся Волынь в курсе, как Фролу зубы драли, глядишь, пронесет. Главное Лёньку из стены вытащить, а ты уж ломай голову, как его из камеры вызволить. Меня, дай Бог, через три денечка так отпустят. А если что -- годов немало, пожил свое, мне и помирать не страшно.
Прав Кондрат Силыч, других вариантов нет. Будем надеяться -- удача на нашей стороне. До заката оставалась часа четыре, время есть, но сидеть сложа руки некогда. Попасть в тюрьму просто, выйти проблема. Ускоренным темпом мы двинулись назад к телегам.
Базар пустел на глазах. Жидкая кучка самых настырных покупателей все еще слоняется по рядам, но торговцы уже прячут товар под прилавок, крестьяне с окрестных деревень, не расторговавшиеся за день, с мужицкой основательностью готовятся к ночевке. Отшумел базарный день, всюду груды мусора, легкий ветерок смешал запахи свежего сена, заморских яств и откровенной тухлятины. Случайные прохожие морщат носы от таких ароматов.
В этот поздний час, как не странно, самым оживленным местом на рыночной площади оказался наш закуток. Переднею телегу окружило человек двадцать, все больше крестьяне да приказчики, но среди разгоряченных и злых мужицких рож мелькает штук пять вполне респектабельных купеческих лиц.
Взгромоздившись на корзину с огурцами и размахивая пучком укропа, Евсей крыл собравшихся матом. От души, с углублением в родословную.
Рядом подпирает оглоблю верный Ванька. Антоха, Сорока и Азам стерегут тылы. Ни дать ни взять -- отчетно-перевыборное колхозное собрание. Речи отгремели, народ созрел для мордобоя. Наше появление раскалило обстановку до предела. Не забивая голову лишними вопросами, Васька отломал от ближайшей подводы оглоблю и поспешил к брату, наши ряды сдвоились и красноречие Фраера взлетело на небывалую высоту:
-- ...морды барышные! Деды ваши ослами были! Отцы козлами родились! И внуки у вас пацифистами вырастут!!!
Аплодисментов не последовало. Докладчик выдохся и на секунду заткнулся. Растолкав мужиков, я пробился к "трибуне" и мирно поинтересовался:
-- Чего бузим?
-- Цены их наши не устраивают, дешево торгуем, покупателей переманиваем. Завтра с утречка бесплатно огурцы раздавать стану! -- Прорычал Евсей.
Вперед выдвинулся розовощекий купчина с золотой цепью на дряхлой шее.
-- Нельзя так делать, цену надо держать, иначе какая торговля...
-- Завтра увидишь какая, сморчок поганый. Ишь харю нажрал из-за щек ушей не видно!
Вон оно что. Признаться по делу торгаши взъелись. Нам прибыль ни к чему, от товара бы избавиться, а людям жить на что-то надо. Завтра пол города за дешевыми огурцами сбежится, мужики в убытках будут, овощ товарный вид теряет быстро, день-два не продал -- вези на свалку.
-- Господа! -- призвал я торговцев к порядку. -- Есть товар -- есть проблема, нет товара -- нет проблемы, купите все оптом, за ценой не постоим и торгуйте как хотите.
-- А чего тут покупать? -- усмехнулся розовощекий. -- Красная цена три рубля, вместе с корзинами.
-- Годится, -- кивнул я.
-- Позвольте, позвольте! -- подал голос лысый купец с культурной окладистой бородой. -- За три-то рубля и я не прочь поживиться.
-- И я! И я! -- послышалось с разных сторон.
Спрос превышал предложение. Я забрался на телегу, задвинул за спину Евсея и громко произнес:
