Александр Маркьянов - У кладезя бездны. Часть 3

… Здесь и сейчас я обращаюсь к обоим вашим народам, сербскому и хорватскому! Я говорю вам — покайтесь и вам будет даровано прощение, ибо Господь милосерден! Я говорю вам — протяните друг другу руки, и пусть в них не будет ни камня, ни ножа, ни пистолета — ведь все вы братья, братья во Христе! Здесь и сейчас, в скорбный день Видовдана я говорю вам — простите друг друга, не держите в душе зла, ибо…

Видимо, для кого-то из радикалов, стоящих неподалеку от трибуны, упоминание дня Святого Витта, любимого праздника сербских националистов, да еще в таком контексте стало последней каплей — в трибуну полетел башмак. Никто просто не взял ни камней, ни арматуры — и в бессильной злобе он кинул в Папу, которого счел предателем свой башмак. И сделал это зря — ни полиция, ни кто-либо другой не успели. Заячий вскрик — и усташ исчез во вспухшем и моментально успокоившемся людском водовороте.

Папа же — сделал и вовсе немыслимое. Микрофон был радиофицированным, без провода, просто он стоял на подставке, чтобы было удобно произносить речь. Удивительно резким для его возраста, решительным движением — Папа выхватил микрофон, сделал несколько шагов — и вышел из-под защиты бронированного стекла, встав на краю трибуны.

Вот я! Если кто-то хочет стрелять — стреляйте! Если кто-то хочет убить — убейте! Убейте же меня, если кому-то еще не надоело лить кровь! Вот он я — перед вами! Я здесь!

Толпа молчала.

А если нет — то простите! Каждый из вас — простите брата своего! И живите в мире!

Все ожидали беспорядков. Взмыленный как ипподромная скаковая лошадь, начальник местной полиции Гарич разговаривал по телефону с Веной, то и дело переходя на крик, только что он отдал приказ надежным граничарским полкам, в мирное время находящихся в ведении МВД начать движение к столице. В пригороде Аграма Лучко — к выходу готовились резервные взводы антитеррористической группы Лучко, одной из лучших на всем европейском континенте. Все те, кто обеспечивал безопасность мероприятия, с ужасом понимали, что если толпа тронется — а для этого достаточно даже одного провокатора — то ее не остановит ничего. Ибо на стадионе и в окрестностях было не меньше трехсот тысяч человек — это только то, что у самого стадиона. А потом — взорвется весь город.

Но люди не дрались. Люди не били друг друга. Люди — просто молчали.

Было ли им стыдно? Никто не скажет. Но факт оставался фактом — ни один не ударил другого, ни один больше ничего не бросил, ни один ничего не сказал и, ни к чему не призвал. Все просто молчали…

Папамобиль — белый, высокий бронированный внедорожник Штайр Даймлер Пух стоял у самой трибуны. Под гробовое молчание — Папа сел в машину, машина медленно тронулась и люди дали ей дорогу. Папа сидел в машине — и ни одно яйцо, помидор, ни один камень — не полетели в бронированный прозрачный кокон, окружающий Папу.

Поняв, что, по крайней мере, сейчас — пронесло, сопровождающие Папу лица начали спешно рассаживаться по машинам. За Папамобилем — плавно тронулся Хорьх с архиепископским гербом на дверце — служебная машина Примаса Хорватии, доктора Котанича. Полковник Гарич сел в свой служебный Штайр, ехать было практически невозможно — люди, люди. Водитель потянулся к небольшой чужеродной коробке на приборной панели — она включала крякалку с резким, неприятным звуком и проблесковые огни под решеткой радиатора — но полковник ударил водителя о руке, злобно обругал его. Дело в том, что водитель был совсем молодым, сын какого-то дальнего родственника — и он не видел беспорядков, настоящих беспорядков. А вот полковник Гарич — их видел. И знал, что не вовремя включенной сирены может быть достаточно, чтобы все взорвалось. Машину перевернут, подожгут — и хорошо, если не доберутся до них, и они задохнутся от дыма в машине. А если доберутся — толпа разорвет их на куски. И пойдет громить дальше…

Сам полковник собирался сразу, как это только станет возможным, ехать в старую аграмскую тюрьму. Это здание может выдержать любую осаду и только за ее стенами он будет спокоен.

Они прошли самое месиво, тащась со скоростью пешехода. Дальше стало полегче: бело-черные полицейские машины, отблески мигалок и отключенные сирены, полицейские, сдерживающие толпу с бело-желтыми флагами. Как потом оказалось — в самый разгар речи отключилась трансляция через городскую систему оповещения, и люди просто ничего не слышали. Может — случайно. А может — и нет…

Полковник набрал номер городского головы, доктора Невзнича. Тот сильно болел, не смог прийти — врачи категорически запретили.

— Господин Невзнич… — заговорил полковник, как только соединили

— Я все слышал… — раздался хрипловатый, с присвистом голос городского головы, он курил по две пачки в день и оттого болел — громят?

— Нет, никак нет.

— Плохо…

— Что, простите? — не понял полковник

— Да нет. Ничего. Что вы предпринимаете?

— Я приказал граничарам и резерву Лучко выдвигаться в город. Ваша охрана будет усилена. Я бы попросил вас позвонить Бану, я не имею права звонить ему напрямую и попросить…

Бум!

Люди, попавшие под взрыв, обычно не помнят, что с ними произошло — просто они внезапно осознают, что с ними что-то не то. Что они ехали, разговаривали по телефону или сидели в кафе — а теперь они, почему-то лежат, кто-то кричит, много дыма и ужасный беспорядок.

Полковнику Гаричу было легче — бронированный внедорожник принял на себя большую часть ударной волны и только опрокинулся на бок. Салон остался цел и он сам остался цел. Просто он в какой-то момент понял, что он лежит на боку, все болит и рука в крови.

И он не помнил, что произошло. Вообще не помнил. Он просто пришел в себя, лежа в перевернувшейся машине.

Ему удалось встать на ноги. Теперь надо было открыть бронированную дверь — она весила полтораста килограммов и открывалась теперь, получается вверх, а не вбок. Полковник бился изо всех сил, но никак не получалось.

Впереди кто-то застонал, потом выругался. Водитель. Жив…

— Помоги… — прохрипел полковник и слизнул с пальцев кровь.

Водитель начал протискиваться вперед. Полковник вдруг осознал — что он не помнит, как зовут его водителя. Выбило из головы.

Вместе — им, наконец, удалось вытолкнуть вверх эту проклятущую дверь. Пахнуло гарью и жутким, медным запахом крови. Все было в дыму.

Опираясь ногами на сидения, полковнику хорватской полиции Любойше Гаричу удалось выбраться наверх, на борт своей машины. Он спрыгнул вниз — и едва не закричал от боли в ногах.

То же что-то неладно. Но времени совсем нет.

Шаркая ногами, полковник поплелся вперед.

Дым. Ничего не видно, непонятно даже, откуда дым. То ли что-то горит впереди, то ли нет — но дым не рассеивается. Под ногами непонятно чего, какая-то крошка или что-то в этом роде. Попадается и что-то мягкое. Что-то двигается в дыму, но непонятно, что.

Может, кто-то и кричит. Только не слышно.

Потом — полковник понял, что под ногами что-то хлюпает. И немногим позже, с ужасом понял, что именно — кровь!

Приезд Папы в Аграм — сопровождался значительным количеством стандартных антитеррористических мероприятий. По рангу реализованный план антитеррористического прикрытия Аграма соответствовал плану, применяемому при визите главы государства. Город был полностью перекрыт, полиция временно задержала или выдворила подозрительных, хулиганов, наркоманов и прочую шваль. Был взят под особую охрану, причем задолго до прибытия аэропорт, отель не проверяли, потому что Папа не намеревался оставаться надолго. Были проработаны три основных маршрута движения, с них убраны припаркованные машины, вывезены мусорные ящики. На крышах посадили снайперов. Просить жителей не подходить к окнам — было бесполезно. Были заготовлены места в больницах, подвезены запасы донорской крови, из соседних городов прибыли дополнительные кареты скорой помощи. Больше всего опасались не теракта, а давки с гибелью людей. Буквально за год до этого — в давке во время хаджа в Мекке — погибли шестьсот человек, и у всех этот кошмар был в памяти.

И, тем не менее — террористический акт против Папы Римского произошел. В нем, кроме самого Папы — погибли еще двести тридцать семь человек, в основном жителей Аграма.

Только через девять дней — специальной группе Австрийского криминального бюро, Австро-Венгерского аналога североамериканского ФБР и германского гестапо — удалось получить доступ к месту происшествия. Место было основательно затоптано, нашлись ублюдки, которые начали растаскивать останки принявшего мученическую смерть Папы на сувениры (или на мощи, как средневековые рыцари держали в своих мечах частичку Гроба Господнего). Тем не менее, примерно через месяц — картину удалось восстановить.

Взрыв произошел не над землей — а под землей и был чрезвычайно мощным. Эксперты оценили его мощность в четыреста килограммов в тротиловом эквиваленте. Вывоз всех урн, мусорных баков, припаркованных машин не помог. Судя по всему — кто-то при ремонте, а может быть даже и при прокладке дороги, заложил взрывное устройство, несколько блоков с независимыми детонаторами, примерно в двадцати сантиметрах от поверхности дороги. Взрывное устройство было заложено «гусеницей», примерно по двадцать килограммов на метр, в два ряда. И сработало безукоризненно. Обнаружить его было практически невозможно, ни собаки, ни какие другие средства не помогли бы. Тот, кто закладывал его — знал о блокираторе радиосигнала и поэтому вывел провод от исполнительного механизма в один из домов — там, конечно, уже никого не было.