Вечерний Чарльстон - Максим Дынин

– Ваши люди поступили правильно, – сказала я сэру Ричарду. – Все-таки виконт является – пока еще является – премьер-министром нашего королевства. Ну что ж… я так понимаю, что вашим оперативникам можно полностью доверять.

– Именно так, ваше величество, постольку, поскольку вообще можно кому-либо доверять полностью. Иначе я бы отправил других.

– Спасибо, сэр Ричард. Прошу вас послать этих людей по адресам, где проживают оба содомита, и доставить их ко мне.

– Ваше величество, насколько мне только что стало известно, они вновь направились по тому же адресу.

– Даже так… ну что ж, доставьте их сюда в том виде, в котором вы их там найдете.

Примерно через час оба виновных, завернутых в одеяла, были приведены ко мне. При этом Пальмерстон грозно орал на тех, кто его ко мне вел, угрожая им самыми страшными карами. Но, когда они перешагнули порог, я приказала:

– Снимите с них одеяла!

Нагие их тела ничего, кроме омерзения, не вызывали. Я пристально посмотрела на них, а потом отчеканила:

– Джентльмены, вам, я надеюсь, известно, что подобные действия караются смертью через повешение. Даже если виновные – дворяне.

– Но, ваше величество, – взмолился Спенсер-Черчилль, – мы всего лишь…

– Это только если суд так решит, – неожиданно взорвался Пальмерстон.

– Суд? Будет вам суд. Насколько мне известно, имеются четыре свидетеля вашим богомерзким действиям. Причем дважды. И этого будет достаточно. Отведите их в Тауэр – в том виде, в котором вы их доставили сюда.

– Ваше величество, – Пальмерстон, похоже, наконец-то сообразил, как нужно себя вести. – Умоляю вас, простите нас! Бес попутал!

– Виконт, насколько мне известно, вам принадлежит замок Классибон в графстве Слайго на северо-западе Ирландии.

– Именно так, ваше величество, но он… недостроен.

– Насколько я поняла, часть его пригодна для жилья.

– Именно так, ваше величество, – виконт повесил голову.

– Так вот, вы сейчас напишете прошение об отставке – на это я вам даю ровно десять минут – после чего вы отправитесь в этот свой замок. Вы не будете принимать никого, кроме соседей, и вы не будете состоять в переписке ни с кем. Иначе вы добьетесь того самого суда.

– Хорошо, ваше величество.

– Ступайте. Сэр Ричард, можете послать за одеждой виконта – она, я так понимаю, осталась на этой… Даунинг-стрит.

– Ваше величество, мои люди привезли ее с собой.

– Тогда выдайте ее виконту, после чего отвезите его домой, и пусть он вместе с виконтессой немедленно собирается в путь. Можете не рассказывать ей о… происшедшем. Но пусть один из ваших людей сопровождает их до их замка.

– Сделаем все, как вы приказали, ваше величество.

– Что же касается вас, сэр Альфред… мне очень жаль, что вы загубили столь многообещающую карьеру таких позорным образом. Я дам вам шанс исправиться и для того попрошу графа Кларендона предоставить вам место помощника посла, скажем… в Великом герцогстве Мекленбург.

– В Мекленбурге, ваше величество! Но там же вообще ничего не происходит!

– Альтернатива вам известна – ссылка в одно из ваших поместий без права приезжать в Лондон. Да, сэр Альфред, имейте в виду, что я не желаю больше вас видеть, по крайней мере в течение ближайших лет трех. А теперь, сэр Ричард, прошу вас выдать сэру Альфреду его одежду и проследить, чтобы он как можно скорее покинул Букингемский дворец.

Когда обоих любовников увели, я задумалась. Война с Россией очень дорого обошлась моей империи – тысячи молодых людей либо потеряли жизнь, либо находятся в русском плену, Ирландское море заблокировано русской эскадрой, множество английских кораблей захвачены, в Ирландии вновь начинается восстание… и кто знает, что будет дальше! Да, я не могу простить русскому императору Николаю, что он не позволил своему сыну жениться на мне. Конечно, у меня с тех пор появился мой Альберт, а, кроме того, были и сэр Теодор, и Джон, и кое-кто еще, но такая обида не забывается. Тем не менее нужно обратить внимание на то, что мне недавно написал Чарльз Каттлей в докладной записке про необходимость как можно скорее добиться мира с Россией…

И тут я вспомнила, чей почерк мне напомнила та записка. Может, конечно, я и ошибаюсь, но очень уж на него похоже. И положа руку на сердце, он, наверное, сделал доброе дело.

Эпилог

26 августа 1855 года.

Чарльстон.

Капитан Николай Максимович

Домбровский, снайпер

в Южнокаролинском ополчении

Около двух часов утра, если верить огромным старинным часам, стоявшим у стены, в дверь забарабанили. Я услышал голос Джошуа, старого дворецкого дедушки Роберта:

– Массы нет, джентльмены.

– А кто тогда в доме? – голос был с явным бостонским акцентом.

– Приехали тут из Нью-Йорка двое, хотят биднесом (он так и сказал «биднесом») заняться. Масса и предложил им остановиться у него.

Вообще-то Джошуа говорит на весьма правильном английском, хорошо начитан, и с ним весьма интересно поговорить и о философии, и об истории, и о классической литературе. Я и не догадывался, что он сможет так хорошо разыграть невежественного и неграмотного негра.

– Из Нью-Йорка, говоришь… Ну, покажи нам этих твоих «биднесменов».

Я сделал знак Джимми, мол, рта не открывай, а лучше спи, натянул штаны и вышел в прихожую. Там находились с десяток людей в форме какого-то из массачусетских полков под командованием толстяка с нашивками сержанта. Меня это удивило – все-таки в армии не слишком-то и растолстеешь. Скорее всего, этот был долгое время на гражданке и только недавно вернулся в строй.

– Что вам угодно, джентльмены? – спросил я, демонстративно зевая.

– И правда, откуда-то оттуда, – дружелюбно сказал сержант. – Вот что, приятель. Этот дом принадлежит рабовладельцу, и нам поручено его занять. У тебя и твоего приятеля…

– Компаньона.

– Ну, или компаньона, ровно десять минут, чтобы покинуть здание.

– Так нам же некуда идти, – сказал я. – Тем более в такое время-то…

– Ничего, найдете крышу над головой. Дождя нет, так что в крайнем случае поспите на улице. А потом я бы на вашем месте как можно скорее вернулся в этот ваш Нью-Йорк…

– На Лонг-Айленд, – сказал с обидой я.

– Ну или на Лонг-Айленд. Рассказывают, что у вас там все тупые, похоже, это на самом деле так. Итак, у вас десять минут. Время пошло.

Через десять минут мы покинули наше пристанище, где провели последнюю ночь в этом прекрасном городе, и отправились искать, где бы еще хоть немного выспаться. Я вспомнил про кладбище Круглой церкви недалеко, на Митинг-стрит.

Когда-то давно, еще в двадцать первом веке, я ходил на «тур с привидениями» по Чарльстону, и нам рассказали, что издревле считалось, что именно там по ночам больше всего призраков. Перешагивая через несчастных, выселенных из собственных домов, мы направились к этому месту.

Там и правда никого не было, и ночью никто нас не потревожил – даже привидения.

Мне вспомнилась вдруг песня Михаила Ножкина, которую мне удалось услышать в Москве двадцать первого века. Я неожиданно захихикал, чем сильно удивил Джимми…

Наутро дорожка привела нас к причалам на реке Купер, туда, где стояла наша «Балаклава», которая должна была уйти сегодня утром. Но по дороге мы еще раз угодили в оцепление, и нам очередной сержант приказал, на сей раз с акцентом жителя немецких районов Пенсильвании:

– Идите к мэрии на Брод-стрит.

– Но мы вообще не отсюда, – взмолился я.

– Да, дружище, судя по твоему выговору, похоже, не отсюда. Но у меня приказ.

Ну что ж, пошли мы к мэрии. Весь Вашингтон-сквер перед мэрией и вся Брод-стрит в обоих направлениях были забиты народом. На крыльцо здания забрался какой-то тип в парике и начал:

– Жители мятежного города Чарльстона!..

Вся дальнейшая его речь была долгой, нудной и пересыпанной оскорблениями в адрес южан вообще и чарльстонцев в частности. А объявил он об отмене рабства в Южной Каролине и других южных штатах, и о персональной ответственности всех рабовладельцев, которые немедленно помещаются под арест. Как долго их там продержат, этот зануда не сказал. Кроме того, все жители этих штатов, кто не может доказать, что они либо приехали с Севера, либо выступали против рабства, немедленно поражаются в правах. Тут я понял, что в Штатах начинается вполне серьезная гражданская война, и нам с Джимми следует побыстрее уносить отсюда ноги.

– Да, это мы удачно зашли, – сказал я своему спутнику…

Хорошо еще, что моя любимая, равно как и наша родственница – что ни говори про Агнес, она и правда нам не чужая – ушли пятого числа из Балтимора. А шестого я отчалил на пароходике, шедшем в Чарльстон. Мне пообещали, что мы будем там не позже одиннадцатого, но на траверсе Норфолка неожиданно разыгралась буря – вероятно, подумал я со своим послезнанием двадцать первого века, это был отголосок какого-то карибского урагана.

Наша «Колумбия» укрылась в гавани Норфолка, и через четыре дня, когда, наконец, более или менее исправили повреждения, полученные от сильнейшего ветра, мы вновь отправились к цели. Рано утром четырнадцатого мы подошли к входу в Чарльстонскую гавань и просигналили, чтобы нам прислали лоцмана.