Учебник по химии (СИ) - Ключников Анатолий

Младшая опять захихикала. Старшая тоже не удержалась, прыснула и ещё крепче вцепилась в меня, чтобы не свалиться.

Вот так, балагуря и веселясь, мы и въехали в деревню.

Я направил коня к дому местного старосты, спешился, постучал в ворота.

— Чево надоть? — выглянула на улицу сердитая баба.

— Хозяин дома?

— Дома, где ж ему быть-то? С вашими войнами и сена не накосишь: кругом все вооружённые ходють, того и гляди живота порешат. Только дома и сидеть, — в погребе.

— Зови сюда! Дело военное!

На улицу вышел хромавший мужик, оглядел меня хмуро: салага из себя командира корчит, а ему, уважаемому человеку, надо задницу от завалинки отрывать.

— Возьми двух девок из замка, накорми. Когда всё закончится — вернёшь их обратно. Головой ответишь!

Мужик поджал губу и глянул мне за спину.

— Батюшки, велик Пресветлый наш! Так это же… Вот радость-то! — мужик вдруг стал невозможно слащаво-елейным, хоть в чай его добавляй вместо сахара. Согнулся, и как будто бы воображаемый картуз с головы смахнул, хотя вышел с непокрытой головой.

Я опешил: родственницы его, что ли? Радуется, что они живыми выбралась?

— Да ты что сидишь дурнем?! — заорал на меня староста. — Ты что, не видишь, КТО тут?!! Помоги слезть их милостям!

Две соплячки, и чего? И тут до меня начало потихоньку что-то доходить… «Их милостям!» Но как?! Ведь они же были одеты в какие-то застиранные рубашонки, едва-едва не в дырках!

Я совсем растерялся. Зато хромой быстрее стрелы заскочил во двор, вынес скамеечку, подставил к коню. Засуетившаяся и враз подобревшая хозяйка стала помогать девочкам спускаться наземь. На меня никто уже внимания не обращал, как будто я тут был пустое место.

Девушки пошли во двор, не оглядываясь, опекаемые с двух сторон хозяевами, болтавшими без умолку. Я молча развернулся и поскакал прочь, весь в разобранных чувствах.

Так как спасение родственниц хозяина замка (дочерей, наверное), который числился не последним человеком в стране — это дело серьёзное, я сразу же принялся искать нашего главнокомандующего. Он был уже в замке, в обеденном зале — принимал капитуляцию. Тут же стоял и сам хозяин замка: это выяснилось, когда я сделал невразумительный рапорт «их милости, в количестве двух девиц, доставлены мной в деревню такую-то!»- этот человек, одетый совсем просто, сразу дёрнулся ко мне, ухватил за грудки, встряхнул:

— ЧТО С НИМИ?!

— Не извольте сомневаться, Ваша Милость, в полном здравии и не ранены.

Хозяин сунулся в карман, но спохватился и лишь грустно улыбнулся уголком губ.

Вот так и получилось, что за спасение прекрасной девицы, — даже двух, — я не получил ни шиша. Совсем. Мой сволочной десятник не внёс меня в список участников штурма («А я знаю, што ле, чем ты в тот день занимался?!»), от «волков» мне премия не светила изначально, а счастливый отец оказался обобран до нитки, — одна душа у него и осталась — и тоже не мог мне заплатить. Уже потом до нас дошёл королевский указ: Его Величество выражал глубокую благодарность «отряду волков» за спасение его личного друга и всех его домочадцев от лютой смерти и жаловал им некислую денежную награду. Хотя «волки» сами по себе не спасли никого: не найдя хозяина замка, они пробились на парапет крепостной стены и не дали её защитить на том участке, где сами встали в оборону. В итоге они потеряли своих людей убитыми больше половины, но наши войска в этом месте лезли на стену, как в окно к себе домой.

Друга короля и его жену нихельцы использовали как живой щит, для получения почётной капитуляции. Ну, все «уважаемые» остались живы-здоровы — и слава Пресветлому. А мы — что, мы — люди маленькие, мы уж как-нибудь себе на кусок хлеба насущного заработаем.

А всё-таки старшенькая была так ничего себе… Остроумная.

Нежданный попутчик

И вот я, в королевских кругах человек малоизвестный, в тот самый день заезжал в ворота столицы Нихелии, против которой когда-то азартно воевал несколько лет, мечтая, чтобы все нихельцы, до единого, оказались бы перебиты. Потом моя страна с ней помирилась и начала воевать рука об руку с другими странами, да так, что сам Нечистый не разобрал бы: кто, кого и за что лупцевал.

Ещё издалека стало заметно, что в столицу из наёмников еду не только я один: желающих повоевать пока хватало. Поэтому одуревшая стража на воротах не обратила на меня ни малейшего внимания: дал деньгу за въезд — и всё, езжай дальше, не задерживай очередь. Значит, сама война начнётся явно не завтра, раз ещё столько вояк не успели дойти до армии. Зато какая-то мелкая, грязная, наверняка блохастая собачонка залилась на мою лошадь тонким, истеричным лаем, то и дело бросаясь под копыта, но Чалка только ухом повела, кося презрительно взглядом. Я тоже глянул: около ворот сидело с десяток убогих нищих, разморившихся за день, тупо глядевших на свои шапки для подаяний. Шавка подбежала к одному, виляя хвостиком, как будто совершенно про нас позабыв.

Её одноногий хозяин, в разорванной до пупа грязной рубахе, обнажавшей старые шрамы, сидевший прямо в дорожной пыли, сбитой тысячам ног. (Собственно, все попрошайки были калечными инвалидами, с нехваткой той или иной конечности, а не только друг собачонки.) Я в глубине души понимал, что война запросто может сделать меня калекой, но никак не мог понять, как можно вот так деградировать, и как я буду просить милостыню, сидя на земле рядом с лужей своей же мочи, поэтому в моём сердце жалость не просыпалась. Поэтому просто отвернулся.

Ощущалось грозное дыхание недалёких событий: город патрулировала не только местная стража, но и военная. Никакой расслабленности. Наёмники скупают оружие и щеголяют с мечами в непотёртых ножнах и раскрашенными щитами, не поблекших от дождей и солнца, без единой щербины. У кого-то и доспехи новенькие. Когда по городу шляются толпы таких вот возбуждённых молодчиков, среди которых много зелёных юнцов-первогодков, да ещё и «подогретых» в кабаках на радостях встречи давних друзей или от скуки, то без военных патрулей уже никак не обойдёшься. Причём конных, с которыми драться — совсем не то удовольствие.

Подъехал я к корчме «Три звёздочки». Сколько раз я тут бывал — уже не сосчитать. Могу только ручаться, что хозяин тут четвёртый. Хозяева меняются, но, слава Пресветлому, есть ещё в этой жизни постоянство: полы, лавки и столы тут как воняли прокисшим пивом двадцать лет назад, так и воняют до сих пор. Тот же знакомый запах пота, перегара, курева, горелого масла в светильниках — запах родины, одним словом. И рожи за столами как будто бы не меняются: такие же заморенные, с мутными глазами, с гнилыми зубами, с волосами-патлами, с красными носами, с каплями пота. И девки на раздаче — неизменного возраста, хотя имена их с годами меняются, конечно: была Светлица, а стала Зорка. Даже примета у меня есть: когда тут служила Ярица — я всегда возвращался без ран, а когда Топаза — вечно у меня потом проблемы: то сопрут что-нибудь, то оплата будет неполной.

Невдалеке от дверей корчмы валялся мужик в луже блевотины, с вывернутыми карманами. Вот и приехали, слава Пресветлому.

— Ну, что, лошадка, перекусим? — спросил я свою кобылу, наклонившись над её ухом, сразу отряхнувшимся, как будто у овчарки.

Притомившаяся Чалка согласно фыркнула, кивнула, брякнув уздой. Что ж, раз наши мнения сходится, то, хочешь-не хочешь, а закусить надо. Пива с дороги выпить. Заодно и переночевать.

Я спешился. Навстречу мне выскочил проворный паренёк, подхватил брошенный мной повод и повёл лошадь в стойло. На рубахе у него красовались грязные пятна, — похоже, он торопливо вытирал руки, не сообразив, что они перепачканы конским навозом.

Я вошёл в душное полутёмное (вечер уже) помещение, стараясь не привлекать внимание: ссутулил плечи, взгляд как бы в сторону. Да, не офицерская походка, согласен. Зато у пьяных завсегдатаев при виде такого посетителя не вспыхивает желание сходу набить ему морду, — из расчёта пять придурков на одного вошедшего, чтобы уж наверняка. Я кушать хочу и спать, а не играть в мастера рукопашного боя.