Башня Зеленого Ангела. Том 2 - Тэд Уильямс
Теперь, после трех снов, наполненных образом меча, он забрел далеко от знакомых мест. Его руки никогда не прикасались к здешним камням; сами туннели, если не считать постоянно звучавших призрачных голосов и неизменного зова Великого меча, казались ему совершенно чужими.
Он лишь смутно представлял, как долго ищет меч на этот раз, и в редкие моменты, когда в голове у него прояснялось, спрашивал себя, что король столько времени делает в тайных коридорах под замком.
А еще через мгновение его посетила дикая и одновременно замечательная мысль.
Он потерял меч. Он потерял его где-то здесь, и теперь меч лежит и ждет того, кто его найдет! Ждет меня! Меня!
Гутвульф и сам не заметил, что начал пускать слюни в грязную бороду. Мысль о том, что он сможет обладать мечом – прикасаться, слушать его, любить и поклоняться, – оказалась настолько чудовищно приятной, что он сделал несколько шагов и рухнул на пол, где и остался лежать, пока темнота не забрала все оставшиеся у него чувства.
После того как Гутвульф пришел в себя, он встал и продолжил свои скитания. Потом он немного поспал. А когда снова проснулся, пошел дальше и остановился перед развилкой двух туннелей, пытаясь понять, какой поможет ему быстрее подняться наверх. Что-то говорило ему, что меч находится над ним, так крот под землей знает, в каком направлении следует копать, чтобы выбраться на поверхность. В другие моменты прояснения он беспокоился, что стал слишком чувствителен к зову меча – и тот приведет прямо в тронный зал, где его, несомненно, поймают и убьют, как крота, если тот прокопает путь на псарню.
Но, несмотря на то что он упрямо продолжал подниматься наверх, Гутвульф начал с очень больших глубин и чувствовал, что подъем оказался не таким невозможным, как он опасался в самом начале. Он также не сомневался, что круговой путь уводит его от замка. Нет, прекрасный, наводящий ужас, живой, поющий клинок, который его звал, должно быть, находился где-то под землей, заключенный в камень, как и он сам. И, когда он его найдет, он перестанет быть одиноким. Ему лишь требовалось решить, какой выбрать туннель…
Гутвульф поднял руки и потер слепые глаза. Он чувствовал страшную слабость. Когда он в последний раз ел? Что, если женщина махнула на него рукой и перестала приносить тарелки с едой? Как же было замечательно…
Но если я найду меч, если он станет только моим, – мечтал он, – мне больше ни о чем не нужно будет беспокоиться.
Он склонил голову набок. Где-то у него за спиной раздался скребущий звук, словно кто-то был замурован внутри камня. Он уже слышал такое раньше – на самом деле в последнее время все чаще, – но это не имело ничего общего с тем, что Гутвульф искал.
Царапанье прекратилось, но он продолжал стоять в мучительной нерешительности перед расходившимися в разные стороны коридорами. Даже несмотря на то, что он оставлял камни, отмечая свой путь, он легко мог заблудиться, но не сомневался, что один из туннелей ведет наверх, к сердцу песни – глухой, зовущей, вынимавшей душу мелодии Великого меча. Он не хотел совершить ошибку и потом долго искать обратную дорогу. Он ослабел от голода и усталости.
Возможно, он простоял так час или день. Наконец, зародившись, точно легкий пылевой дьявол, ветер из правого прохода потянул его за волосы. Через мгновение что-то вылетело из него и промчалось мимо – духи, бродившие по темным, призрачным дорогам. Голоса эхом зазвучали у него в голове, тусклые и безнадежные.
…Водоем. Мы должны искать его у Водоема. Он знает, что делать…
Скорбь. Они призвали последнюю скорбь…
Когда щебетавшие существа пролетали мимо, слепой Гутвульф медленно улыбнулся. Кем бы они ни были, призраками мертвых или унылыми результатами его собственного безумия, они наверняка пришли из самых глубоких и древних частей лабиринта. Они пришли снизу… а он стремился наверх.
Он повернул и пошел по левому туннелю.
* * *
Засыпанные мусором обломки массивных ворот Наглимунда были ниже окружавшей их стены, а груды битого камня давали опоры для ног, и графу Эолейру представлялось логичным, что это место лучше других подходило для начала наступления. Однако он с удивлением обнаружил, что ситхи собрались напротив неповрежденного участка стены.
Он оставил Мегвин и встревоженных смертных воинов на попечение Изорна, а сам поднялся по заснеженному склону к Джирики и Ликимейе, которые находились внутри разрушенного здания в нескольких сотнях элей от внешней стены. Ликимейя бросила на него быстрый взгляд, а Джирики кивнул.
– Время почти наступило, – сказал ситхи. – Мы призвали м’йон раши – разрушителей.
Эолейр смотрел на собравшихся перед стеной ситхи. Они перестали петь, но не стали отходить от стены. Интересно, почему они рискуют попасть под стрелы норнов, когда то, чего они намеревались добиться пением, похоже, свершилось?
– Разрушители? – спросил Эолейр. – Вы имеете в виду тараны?
Джирики покачал головой и слабо улыбнулся:
– У нас нет истории подобных вещей, граф. Эолейр. Наверное, мы смогли бы построить подобную машину, но мы решили опираться на знания, которыми располагаем. – Он помрачнел. – Точнее, на то, что нам удалось узнать у тинукеда’я. – Он махнул рукой. – Взгляните, появились м’йон раши.
К стене приближался квартет ситхи. Хотя Эолейр их не узнал, он подумал, что они ничем не отличались от сотен Мирных, разбивших лагерь в тени Наглимунда. Все были стройными, с золотой кожей. Как и у остальных ситхи, среди них не нашлось даже двух похожих по цвету доспехов или волос, что спадали на плечи из-под шлемов; м’йон раши сияли на фоне снега, точно чудом попавшие сюда тропические птицы. Единственное различие, которое граф сумел заметить между ними и остальными соплеменниками Джирики, состояло в том, что каждый держал в руке увенчанный сферой голубого кристаллического камня темный посох из того же странного серо-черного материала, что и меч Джирики Индрейю.
Джирики отвернулся от эрнистирийца и отдал приказ. Его мать поднялась на ноги и что-то добавила. Отряд лучников ситхи окружил группу рядом со стенами, они наложили
