Юрий Никитин - На пороге
Я ощутил, как по спине пробежал незваный холодок ужаса.
– Что… так уж и никто не хочет жить вечно? Из стариков?
Он грустно улыбнулся.
– Сам бы не поверил, услышь такое в свои юные пятьдесят лет. Но это правда.
– А сверхдолгожители, – сказал я, – что живут больше ста лет?
Он слабо поморщился.
– К сожалению, даже несмотря на все успехи науки и технологии, последние годы жизни они не живут, а существуют.
– Догадываемся, – внезапно сказала Ингрид, – как растения.
– Точно, – сказал со вздохом Королькович. – Некоторые, предвидя такой конец, пишут строгие наставления, чтобы при усиливающейся деменции их подвергли эвтаназии. Но, конечно, никто этого не делает. Такие люди, если пользовались известностью, надолго выпадают из сферы внимания прессы, а потом появляется сообщение, что вчера после долгой и продолжительной болезни скончался такой-то и такой-то. Последние месяцы их никому стараются не показывать, это отвратительное зрелище!
Ингрид буркнула:
– На днях видела в Сети ролик, как отмечали стодесятилетие какой-то старушки. Показали ее сидящей в кресле, от горла закрыта цветистым пледом, как в парикмахерской, это на случай, если под нею утка или шланги, на голову надели легкую корону из фольги, поставили на стол пирог со свечами, сами задули, а именинница совершенно не понимала, по ее виду, кто она, что с нею и почему это вот все… Я бы точно не хотела такого конца! Пусть лучше меня убьют в перестрелке.
– Ну-ну, – сказал я, – лучше я тебя сам убью. А вам большое спасибо за интервью! Вы нам очень помогли. Нет-нет, в самом деле помогли. Мы шли, похоже, по неверному следу. Вы правы, некоторые вещи можно узнать только с возрастом. Самому.
Ингрид поднялась, но на лице крупными буквами все еще написано упрямство и недоверие, что и понятно, женщины консервативнее и менее мобильны.
– Все-таки, – сказала она холодновато, – хотя я, как сказал мой напарник, слегка поколеблена, но не убеждена.
Он поморщился, сказал с укором:
– Простите, а хоть кто-нибудь и когда-нибудь спрашивал у долгожителей, хотят ли они жить еще, скажем, сто лет?
Я подумал, сказал в недоумении:
– А, действительно…
Он понизил голос:
– Хотите, кое-что скажу? Да-да, я спрашивал. Ответы такие, что даже я не решился бы их опубликовать. Потому что все вразрез с общепринятым мнением. Вижу, угадали. Я спросил у одного, дескать, а почему же тогда еще живет, а он ответил: только Господь дает жизнь и только он один имеет право ее забирать. А так бы, дескать, давно бы совершил эвтаназию, хотя ничего не болит и сам в здравом уме и памяти.
– Может быть, – сказал я нерешительно, – он… исключение?
Королькович покачал головой.
– Вы наверняка посмотрели мое досье. Мое финансовое положение и раньше позволяло мне не только вести беззаботный образ жизни, но и ездить по свету. Но, правда, ездил я большей частью на симпозиумы и конференции. Могу показать записи бесед с сорока тремя центаврианами, у вас их называют супердолгожителями. Так вот, все эти перешагнувшие столетний рубеж не желали бы продлевать себе жизнь, будь это в их власти. Все они считают правильным умереть «по законам природы».
Покинув коттеджный поселок, Ингрид погнала машину настолько резко, что не надо быть психоаналитиком, чтобы увидеть, насколько рассержена.
– Отрицательный результат, – пробормотал я, – тоже результат… Правда, это в науке, а в полицейском управлении, как я слышал, ученых вообще вешают?
– Если бы, – ответила она зло. – Тогда был бы мир и покой, а я бы ходила в креолиновом платье с оборками.
– В шкуре, – уточнил я. – Креолин – сознание научной мысли. Ну что, едем в город? Нужно начинать по новой?
– Чего вдруг?
– Он изложил все очень убедительно.
Она в раздражении вся перекосилась, словно превратилась в существо из жидкого металла.
– Ты ему веришь?
– Звучит убедительно, – повторил я. – Так что я принимаю во внимание… Дипломатично? Значит, мне можно в МИД. Жаль, там не поймут мой творческий потенциал, а я могу такое наворотить!.. Но, думаю, он в самом деле не стоит за этой группой.
Она сказала с тоской:
– Не обрезай все нити!
– А еще, – сказал я неумолимо, – придется отбросить и остальные версии насчет…
Я запнулся, она сказала быстро:
– Насчет чего?
– Насчет престарелых миллиардеров, – ответил я. – Не знаю, как тебя, но меня он убедил окончательно.
Она покачала головой.
– А меня не очень…
– Тогда что?
– Будем рассматривать другие варианты, – сказала она. – Он не убедил, но поколебал… Вполне возможно, наш подозреваемый как раз в стадии репродуктивного цикла, когда особенно страшатся смерти, так как инстинкт велит стремительно размножаться.
Я посмотрел на нее с интересом.
– Значит, веришь в то, что он сказал?
– В целом, – отрезала она. – Как в теорию. Что к жизни ни одной ногой!.. Хотя, конечно, исключения могут быть.
– Значит, – ответил я, – на этот раз возьмем возрастную группу помоложе. Как Володарский и сказал, а Толстолюбов и Королькович подтвердили, боязнь погибнуть особенно сильна у тех, кто еще не выполнил, как считает природа, своего предначертания. Теперь именно они, эти не выполнившие, и должны быть у нас под подозрением…
Она кивнула, взгляд ее шарил по карте, неожиданно сказала:
– Смотри, возвращаемся в город мимо Анастачковой.
Я сделал вид, что не понял, подозрительно все время выставлять себя знающим, переспросил:
– Анастачкова? Это кто?
Она объяснила победно:
– У тебя выпадение памяти? Она у тебя в списке под номером пять. Коллега.
Я буркнул:
– Только в нашем Центре Мацанюка трудится пять тысяч научных сотрудников. Я что, всех должен знать?
Она ответила победно:
– А я вот уже знаю, что она хоть у вас уже не работает, но частенько является в лаборатории, интересуется делами, дает некоторые советы. Наверное, дельные, если ее еще пускают.
– И что? – спросил я. – Ах да…
– Значит, – сказала она с подъемом и чуточку кровожадно, – у нее есть тоже доступ… и возможность спереть деньги! Что смотришь? Да, женщины менее криминогенны, чем мужчины, но я, как сторонница равноправия, не сбрасываю ее со счетов!.. Тем более что проедем буквально рядом с ее домиком.
Рядом не получилось, хотя на карте село Васькино совсем возле трассы, но пришлось свернуть на проселочную дорогу и попетлять по узким тропкам, пока не открылся ряд домиков, большей частью заброшенных.
Молодежь сбегает в город, что и понятно, но домик Анастачковой выглядит почти новеньким, хотя старый сад такой огромный, что крыша дома едва-едва выглядывает из-за вершин деревьев.
По ту сторону на огромном участке оставлено местечко для стоянки машин гостей, потому я остался в автомобиле, а Ингрид выскочила и позвонила в домофон.
Я не слышал, о чем говорили, хотя мог бы, но приходится сдерживаться, чтобы не перегружать мозг, а то и до инсульта недалеко, ученые должны быть отважными, но осторожными и рассчитывающими каждый шаг.
Дощатая решетка ворот отъехала в сторону, Ингрид, не возвращаясь в автомобиль, сделала ему знак, и он послушно вбежал во двор и припарковался, абсолютно игнорируя человека на переднем сиденье. Вот так и до бунта машин рукой подать. Наверняка им будет руководить человек с несколько оригинальным мировоззрением.
Хозяйка, очень немолодая, но крепкая женщина с породистым лицом и живыми глазами встретила нас на крыльце.
– Я вас приняла за курьеров, – сказала она с улыбкой. – Мне иногда присылают с нарочным кое-какие материалы… какие не перешлешь имейлом. Потом смотрю – полицейский автомобиль! Заинтригована… Проходите в дом.
Я всматривался в ее лицо, обстановку в комнате и уже твердо знал, что она ни в коей мере в кражу денег не вовлечена, прибыли зря, нужно вежливо попрощаться и возвращаться в город.
Не знаю как, но мой мозг так решил… а может, и не мозг, а решил я весь, начиная с самых примитивных пещерных чувств, что определяли еще тогда во тьме веков, кто друг, кто враг, и только это чувство позволило человеку выжить.
– Проходите дальше, – сказала она в прихожей так радушно, что Ингрид расцвела совсем не полицейской улыбкой, а я поневоле прошел следом, не зная, как поскорее поблагодарить и попрощаться. – Не обращайте внимание на этот хлам, там комната поприличнее…
Комната в самом деле не смотрится деревенской, начиная от телеэкрана во всю стену, ультрасовременной кухни, электрогриля, кофейного автомата и прочих понятных уже только для женщин приспособлений.
– Садитесь, – предложила она, – я как раз только что собрала клубнику. В этом году на нее просто невероятный урожай… А вы, кстати, очень интересная пара.
