Олег Верещагин - Я иду искать. История третья и четвертая
— Хорошие слова ты про меня говоришь, и я рад, если это правда, — улыбнулся Вадим, пряча за улыбкой смущение и удивление. — Но я мало что помню. Спасибо за воду, воин.
Мальчишка поднялся, чуть поклонился и вышел. Вадим хмыкнул, посмотрел на Эрну, на Ротбирта. Протянул:
— Мда-а-а-а...
— И что ты теперь скажешь о предсказании Сийбэрэ? — Ротбирт явно еле удерживался от того, чтобы рассмеяться. — Слава бежит за тобой и не поспевает, брат. Подумать только — сколько потерял бы наш мир, не отыщи ты меня в степи, когда я умирал от раны...
А Эрна, сев рядом на кровать, обняла Вадима за плечи.
— Мне дадут умыться, или нет? — проворчал он.
* * *Больше всего анласов поразило то, как спокойно отнеслись хангары к смене власти. Уже через два дня после штурма города на площадях торговали многочисленные лавки, и жители соседних айалов приезжали, везли налоги и удивлялись, когда чуть ли не половину привезённого возвращали: к чему бы это? Судя по всему, такое положение дел жителей устраивало.
Анласы начали строиться. И вскоре уже среди айалов высились варды — за частоколами, с общим внутренним двором, где место повозок заняли сложенные из серого камня с моховой конопаткой и крытые дёрном дома. И могучие быки потянули по здешней — зимней только на словах — земле тяжёлые плуги...
...На тот вечер приходился пир: Синкэ поднялся, и следовало отметить возникновение нового княжества. В коридоре Вадим и Ротбирт, уже шедшие на пир, столкнулись с группой воинов в белых плащах с голубыми и золотыми единорогами Эндойна. Среди них шагал рослый красавец немногим старше мальчишек. Он-то и окликнул их:
— Задержитесь, отважные воины. Не откажите мне в разговоре.
Мальчишки учтиво поклонились. Лицо эндойнца было им незнакомо, и Вадим сказал:
— Прости нас, но — мы, кажется, не знаем тебя.
— Меня называют кэйвинг Рэнэхид сын Витивалье, анлас из анла-даннэй, анлас из анла-даннэй, властитель Эндойна и носитель Рогатого Венца, — представился юноша, чуть щуря бледно-серые глаза. — Я знаю, что ты — Вадомайр Славянин, а ты — Ротбирт Стрелок сын Норма. Знаю я так же, что ни тебя, ни тебя ничто тут не держит — ни клятва, ни родство, ни месть, ни серебро. И ещё я знаю, что вы отважны и разумны — первое для нашего народа обычно, а вот второго нам изрядно не хватает... — он качнул головой. — Что скажете вы, если я предложу вам сменить Орла на Единорога, седло на палубу, пику на весло?
Сохраняя спокойные лица, мальчишки переглянулись. И хорошо вспомнили разговор на речном берегу — про то, что у Эндойна двадцать пять скид. Потом Ротбирт ответил:
— Не торопится с решением тот, кто на самом деле воин. Позволь и нам не спешить. Мы подумаем и ответим, кэйвинг Рэнэхид сын Витивалье, анлас из анла-даннэй, властитель Эндойна.
Кэйвинг, как видно, ждал именно такого ответа — и наклонил голову:
— Конечно. И знайте, отважные воины — отказ ваш меня огорчит... но не обидит. В том я клянусь морем, несущим на своих ладонях мои скиды.
Он пошёл дальше в сопровождении своих воинов. А мальчишки остались стоять в коридоре... и каждый задумчиво смотрел в пол.
* * *Зал вместил бы и больше людей, чем в нём собралось. Кому, как не Вадиму, было помнить, сколько когда-то тут сидело воинов — в гостях у хангаров... А Ротбирт ощутил, как по спине прошёл холодок — когда он сел и прямо перед собой увидел на столе зарубку — там, где он ударил саксой по дереву, крича, куда дели кэйвинга Йохаллу?!
Но теперь в зале сидели лишь свои. И все дружно поднялись, крича и протягивая вперёд чаши и рога, когда вошёл Синкэ. Пати и ратэсты — свои и чужие — приветствоали храброго вождя...
Синкэ оправился от раны полностью — шёл упругим, ровным шагом, держался прямо, смотрел по сторонам гордо и уверенно. Но от его красоты — нежной, почти девичьей красоты анласского мальчишки — не осталось почти ничего. Грубый красный шрам навеки изуродовал лицо. А вот рёв воинов ему, судя по всему, нравился — садясь в кресло с высокой резной спинкой, он широко, по-мальчишески, улыбнулся.
— Тише! — голос юного кэйвинга перекрыл шум зала и погасил его, как волну гасит встречная, ещё более мощная, волна. — Что ж, воины. Наши боги и наша отвага помогли нам добыть себе землю. Я приказал украсить свой шлем короной — он и будет знаком власти для меня и моих детей! А теперь я стану награждать верность тех, без кого не видать мне этой короны, а нашему зинду — этой земли.
Четверо дюжих ратэстов внесли большой дубовый сундук. Ногой кэйвинг откинул массивную крышку — и оттуда полилось медовое сияние не серебра — золота.
— Это жёнам, детям и родителям тех, кто сложил свои головы за зинд. И пусть меня поразит стрела Вайу, а потомки мои будут прокляты до конца всех времён, если я или они забудем о своём долге перед памятью павших — и оставим их ближних своей помощью.
Внесли второй сундук — тоже с золотом. Кэйвинг начал одаривать всех, не глядя, просто черпая из сундука монеты, броши, кольца, пекторали, браслеты своей чашей или руками, рассыпая золото, как песок. Принимали почти равнодушно, а вот добрые слова, которые находил Синкэ для каждого, судя по взглядам, ценили куда выше. Великая слава — иметь такого вождя и идти за ним! Золото уплывёт из рук. А слава — останется дольше не только непрочного красивого металла — слава переживёт и верную сталь меча!
Подошёл черёд и Ротбирта. Он вернулся на место, неся в шлеме целое состояние. Сел и какое-то время перебирал металл. Потом с непонятной улыбкой сказал Вадиму:
— Хорошая вещь — золото. Только мне что-то не очень радостно...
И тут выкликнули самого Вадима.
Мальчишка понял — что-то произойдёт, едва подошёл к кэйвингу. Потому что тот встал ему навстречу... и смотрел почти так же непонятно, как Ротбирт. Вадим тоже смотрел. И не оторвал взгляда от лица Синкэ даже чтобы взглянуть — что там насыпалось ему в шлем? Неважно...
И с облегчением перевёл дух, когда Синкэ заговорил:
— Не думаю я, что достаточно наградил тебя. В мире мало настоящих вещей, цену которых можно измерить золотом. Возьми-ка вот это... пати Вадомайр Славянин, мой брат по крови.
Мальчишка услышал изумлённый и радостный шум, который поднялся в зале — постепенно превратившийся в слитный лязг, перемежавшийся выкриками, похожими на боевой клич:
— Ва! До! Майр! Ва! До! Майр! Ва! До! Майр!
С почти суеверным ужасом смотрел Вадим на тяжёлую цепь пати, которую протягивал ему на руках кэйвинг. Вот сейчас согласиться — и... что знал старый атрапан Сийбэрэ, когда назвал прибившегося к зинду славянина кэйвингом? Вот он уже и пати... почти... и... И всё-таки... всё-таки...
— Подожди, кэйвинг Синкэ сын Радды, анлас из анла-тэзар, властитель Галада, — произнёс Вадим негромко. — Подожди дарить меня цепью и родством, что крепче любой цепи... Выслушай и реши.
Синкэ расширил глаз удивлённо — но кивнул: «Говори.» Вадим набрал в грудь воздуху...
— Недаром я не клялся тебе в верности, кэйвинг. Ты был хорошим вождём, а я старался быть тебе хорошим ратэстом. Думаю, нам не в чем упрекнуть друг друга. Я помог тебе добыть эту землю. Ты помог мне отомстить за моего вождя. Твоя мечта исполнилась, и теперь будут тебя называть не только Алый Клинок, но и Даритель, потому что в самом деле ты подарил своему зинуд жизнь. А я? Моя месть не завершена и клятва найти друга не исполнена — и что я был бы за мужчина, если бы променял месть и клятву даже на великую честь из рук лучшего вождя, виденного мною? Лучшего... но не первого, — Вадим перевёл дух. — А теперь я уйду о тебя, кэйвинг. Не все долги заплачены... а моя корона, как знать, может ещё меня ждёт!
Ой и тихо было в зале... На такую тишину, как на стальную цепь, можно подвешивать крепостные ворота — не лопнет, не порвётся... А в единственном глазу Синкэ медленно начал разгораться страшный гнев... Вот с таким взглядом и совершаются поступки, которых потом стыдятся великие и справедливые вожди. И ещё Вадим подумал: а не зарубили бы под горячую руку и Ротбирта... и Эрна — как она будет?
Впрочем, Ротбирт уже сидел верхом на скамье. И лицо у него было такое, что становилось ясно: долго, не долго думай, а он ляжет там же, где Вадим...
...Если бы Вадим хоть движением брови, хоть ноткой в голосе, хоть намёком в позе выдал какое-нибудь волнение — он бы не сошёл с места. Но он говорил спокойно и вроде даже с сожалением. И смотрел прямо.
Во взгляде Синкэ погас гнев. Уже совсем тихо, с обидой, он сказал:
— Я думал, что будет у меня снова брат. Вижу — ошибся.
— Ошибся, кэйвинг, — подтвердил Вадим. Винкэ вздохнул:
— Что же... ты мне не клялся, верно. Жаль, что уходишь теперь, когда так мало осталось у меня людей. Но держать тебя я не хочу.
— На эти земли придут к тебе ещё многие, — сказал Вадим. Синкэ сердито фыркнул:
