Око за око - Дмитрий Ромов
— Постой-ка, — тихонько сказал я. — Не выходи пока из тачки.
— Как не выходить? Там же Матвеич…
— Видишь того шкафа на крыльце? — кивнул я.
— Вижу, — кивнул он.
— Это человек вьетнамца, — ответил я.
Это действительно было так. На крылечке стоял тот самый крендель, которого я испугал через окно в доме Калякина. Стоял и кого-то поджидал. И, кажется, совсем не торопился…
14. Где этот Алеша…
А вот это было интересно. И неожиданно. Допустить, что этот парень пришёл сюда случайно, просто решив попариться, я, разумеется, не мог. Всё, что происходило вокруг меня было последствием возмущения реальности, которую я хорошенечко раскрутил, размешал и встряхнул своими действиями.
Так что следовало признать, что этот «трусишка», упавший в бурьян, увидев моё лицо в окне, каким-то образом вышел на наш след. И мне было очень интересно узнать, каким именно. Можно было предположить, что Харитон, например, под давлением обстоятельств или попросту поменяв точку зрения, вдруг признался Раждайкину, что знает меня.
От этой точки пути развития событий раздваивались, или даже размножались многократно. Он мог сказать, что знает меня в связи с событиями, случившимися на базе. Это в том случае, если Раждайкин связал котельную и вьетнамца. Харитон, опять же, мог рассказать, при каких обстоятельствах встретил меня и связать меня с часами.
Он мог рассказать всё полностью, а мог сочинить историю, не имеющую ничего общего с реальностью. Но, по моим соображениям, он должен был всё отрицать и хранить гордое молчание.
Потому что доказать его причастность к пропаже досье, часам и стакану было невозможно, если, конечно, не нашлось каких-нибудь свидетелей или ещё чего-то неопровержимого. И я думаю, он был уверен в ценности досье и возможности выручить за него немалые деньги. Или использовать ещё каким-то образом.
В любом случае, он хотел сам потолковать со мной по душам. Я не сомневался в этом. Правда, нужно было принимать во внимание видимые способности майора Раждайкина добывать нужную информацию, но и вьетнамец был не лыком шит. Сто про…
— Запаркуй там, у служебного входа, — кивнул я Кукуше. — Не нужно мне сейчас встречаться с этим кренделем.
— Ага, — кивнул Кукуша, переключая автомат на заднюю скорость.
Он лихо нырнул за угол, проехал по дорожке вдоль стены бани и запарковался на служебной стоянке.
— Послушай, что скажет, телефончик возьми. Чтоб был. Лады?
— Лады, — кивнул он и показал на железную служебную дверь. — Давай, прыгай туда. Там никто не стережёт. Просто иди спокойно и всё. Если спросят, скажешь ко мне. А я пройду через главный и задержу его малость, чтобы он тебя не спалил. А ты, когда пройдёшь, нырни в кандейку. Скажешь, Любке, что я сейчас буду.
Я так и поступил. Дёрнул дверь, заскочил внутрь и двинул по коридору. Пахло запаренными вениками, было тепло и влажно. Из коридора я ткнулся в Кукушину подсобку. Дверь была закрыта, и я тихонько постучал.
Открыла вечно хмурая и сердитая Люба.
— Чего?
— Люба, — сказал я. — Славик придёт через минуту. Пусти, я его здесь подожду.
— Иди в зал, там и жди, — грубо ответила она.
— Не, — мотнул я головой и бросился на неё, как пират на торговый корабль.
Шагнул, извернулся и просочился в узкую щель между непробиваемым корпусом Любы и дверным косяком.
— Здесь подожду, — кивнул я и покрутил головой, осматриваясь, — он в курсе.
Коморка была довольно тесной и забитой, как Юлин ларёк. Ящики с бутылками, пивные кеги, коробки, салфетки, упаковки. В общем, в тесноте, да не в обиде. Снаружи раздался голос Кукуши.
— Ща, погоди, куртку скину, — громко произнёс он. — Постой минутку.
Он зашёл внутрь, кивнул мне, сделал знак Любе, чтоб помалкивала, кинул куртку и вернулся за стойку.
— Слушаю тебя, — строго и отсутствующе бросил он. — Чем смогу, тем помогу.
— Да тут такое дело, — с притворным дружелюбием начал бояка. — У нас на Якунинке шухер случился, слыхал, может?
— Нет, — равнодушно ответил Кукуша.
— Кипиш там был, конкретный. Может, ты чего слыхал или видел даже.
— Я чё, неясно объяснил? — отозвался дядя Слава. — Нет. Не слышал и не видел. Я каким боком твоего кипиша касаюсь?
— Да хер знает, просто ты там ехал в ту ночь.
— Да ты чё? Как это ты просёк?
— Ну, там заправка, я заехал, поспрашивал, и они согласились показать записи с камеры. Короче тебя камера записала, ты там проезжал. И ещё две машины. Может, конечно и больше, но там несколько раз фуры заправлялись, не видно, что в этот момент на дороге было. Можешь, сказать, во сколько обратно ехал? Чё видел там и всё такое.
— Слышь… а ты не попутал, любезный? Ты чё, предъявлять пришёл?
— Нет-нет, — пошёл на попятную бояка. — Я нет, чисто поинтересоваться. Я же объяснил, для чего мне это надо. А ты к кому, кстати, ездил вообще-то?
— К кому я ездил, тебя колыхать не должно. Это вообще, кроме меня, никого не е. Понял? Может, к бабе, может, к родственнику, а может, червей копать, въехал?
— Слушай, я же спокойно спрашиваю, с уважением.
— Да чё-то уважения я не чувствую! — вскипел Кукуша. — У тебя там хер знает где, хер знает чё, то ли кипиш, то ли нет, а ты с меня спрашивать прихилял? Чё за предъявы, болезный? Ты кто такой, в натуре, чтобы с меня спрашивать? Ты мент? Сучка мохнорылая. Ты с кого вообще спрашивать взялся? Мусорок, в натуре.
— О нехерово Славик парит в баньке своей! — воскликнул кто-то и послышалось ржание в несколько голосов. — Ты чё тут разошёлся?
— Не-не, я со всем уважением, тут недопонимание просто, — испуганно зачастил бояка. — Я же говорю, чисто для себя интересуюсь. Я же за помощью, может ты видел чего или слышал? У нас там менты всё перевернули и, народ приняли и хабар тоже…
— Где-где? — спросил тот же насмешливый голос, и я понял, что это Матвеич пожаловал.
— На Якунинке.
— А ты чё, Славик, Якунинку держишь?
— В натуре, — ответил Кукуша. — А ты, борзый, как вообще вычислил меня?
