Павел Стретович - Вернуться в осень
— Лами… — Эния улыбалась и покорно ждала, пока сестра ощупывала ее руки и ноги, выискивая переломы, и цокала языком на платье. — Ты где была?
— В Горване. На этом договоре, о плотине… — Илламия закончила осмотр и повлекла ее по лестнице. — Ну рассказывай. Что случилось? И где он?
— Куда ты меня тащишь? — Эния почти бежала за сестрой.
— Одну минутку! Чуть-чуть в сторонку… — Илламия оглянулась на караульную двойку гвардейцев в коридоре. — Где никто ничего не услышит.
— Лами… — взмолилась Эния. — Пожалей меня! Я столько пережила и так устала. А мне еще писать отчет совету.
— Завтра напишешь! Не лопнут, подождут. Я тебя отнесу потом в кровать! Ты что, я не доживу до утра — столько случилось!
Эния покорно вздохнула, быстро перебирая ногами, — Лами не сокрушить штормами, не то что вздохами…
Она усадила ее на широкий подоконник за каким-то изваянием на лестнице и сама пристроилась рядом:
— Ну давай! Рассказывай.
— Что рассказывать?
— Где он?
— В гостевой части.
— Так. Еще не разделся?
— Лами. — Эния умоляюще посмотрела на сестру. — Не трожь его сегодня, ладно? Пусть человек отдохнет!
— Говорят, что он этого паука убил с одного удара! Р-раз — у того и лапы кверху!
Эния промолчала. Что-то дрогнуло внутри — перед глазами встали голодные плотоядные глаза и растопыренные ноги и ветер ненависти, продувающий насквозь… И пригнувшаяся спина человека, приближающегося к этим глазам с зажатым в руке клинком…
— Эния! — Илламия трясла ее за плечо, потом порывисто обняла. — Прости, сестричка. Тебе столько пришлось пережить…
— Лами… — Эния всхлипнула и потерла глаза. — Можно я пойду к себе?
— Конечно. Пойдем, я тебя провожу. — Сестра обняла ее за плечи и повела вниз.
— Лами… За Шариданом, на мосту через Гураю, нас ждал маркиз. — Неожиданно у нее из глаз потоком хлынули слезы — сказывалось нервное перенапряжение. — Все погибли, а я упала в воду…
— Бедная моя…
— Я его не узнала. Но сердце просто кричало об этом…
— Ничего…
— А потом он внезапно оказался впереди. — Она всхлипывала, не успевая вытирать непослушные слезы. — Когда это чудище почти прыгнуло на меня…
— Солнышко мое. Поплачь, это полезно. — Илламия обернулась, бросив гневный взгляд на гвардейцев в конце коридора. Те сразу сотворили каменные лица.
— Ладно, надо успокоиться. — Эния остановилась и начала вытирать глаза. — Ты видела, что было в амфитеатре?
— Я туда не поехала, побоялась… Там сейчас все.
— Ужас, Лами, началась паника…
— Я знаю. Все предупреждали отца… Но отец никогда никого не слушает.
Они опять двинулись по коридору, потом повернули в другой — покои обеих принцесс были в другой части здания. За окнами уже заметно потемнело. На широкой мраморной лестнице щелкнула шпорами другая двойка гвардейцев, чуть дальше прошел сменный караул. За поворотом мелькнуло озабоченное лицо какой-то камер-фрау, на другой стороне удалялись, зажигая светильники, двое лакеев. Во дворце на этот раз было удивительно пусто.
— Ты меня прости, Эни, я знаю, что не то говорю, но все-таки. — Илламия выхватила из стоявших для интерьера доспехов длинный меч — длинная дуга со свистом рассекла воздух. И воображаемого противника. — Я бы так хотела, чтобы меня когда-нибудь кто-то спас. А лучше не кто-то… — Клинок опять свистнул, видимо, отделяя злому врагу голову. — Я тебе завидую.
Эния оглянулась — коридор был пуст. От Илламии можно всего ожидать, она никогда не стеснялась.
— Не все так просто.
— Отец против?
— Не отец…
С грохотом полетели, распадаясь на отдельные составные части, доспехи — шлем с открытым забралом застучал вниз по лестнице. В конце коридора осторожно выглянули две головы — Илламия погрозила им кулаком. Головы мгновенно спрятались.
— Гвардейцы тебя любят, — улыбнулась Эния.
— Подожди, я что-то не поняла… — Илламия поставила меч к стене и уперла руки в бока. — Он что, против?
— Не знаю я, Лами, все очень сложно. Пойдем, а? — Эния переступила через валявшийся нагрудник — сестра двинулась следом. — Не трогай его сейчас…
— Что значит не трогай? Он что, слепой? Да из-за тебя пол-Шеола готовы развестись со своими женами!
— Не в этом дело, Лами. Он считает себя недостойным меня…
— Так это же хорошо! Так надоели эти самолюбивые, расфуфыренные, гордые, с великими апломбами и амбициями…
— Совершенно верно. — Они прошли мимо резных дверей библиотеки и завернули в боковой коридорчик, чтобы не проходить через центральный многоярусный холл. — Но, понимаешь, у него целый комплекс по этому поводу. Он считает, что я не могу быть ему верной спутницей долго. Из-за внешности и положения.
— Чушь, он совсем не знает тебя! Такой верностью и преданностью не может похвастать ни одна крестьянка. Ерунда, я ему все объясню.
— Не надо, Лами, — всему свое время. У него полностью сформировавшиеся взгляды, их словами не изменить. Он не доверяет тем, у кого… В общем, смысл понятен. Рядом с положением должно тоже стоять положение, рядом с внешностью — тоже внешность. Иначе — нарушение гармонии, стабильности и равноправия во взаимоотношениях. Что потом, когда отходят первые яркие чувства, неизбежно приводит к разрыву.
— Через неоправданную ревность, ссоры и депрессии… Бывает и такое. Но не всегда. В основном — у тех, кто эти качества ставит выше других. Например, соответствия и взаимодополняемости характеров, взглядов, убеждений, чувств, сердец, наконец… Эни, он что, считает основным для счастья знатность и деньги? И как это… глазки?
— Нет, Лами, нет. Для себя. Ему это не надо. Но уверен, что это важно для меня… И если я думаю иначе — то просто, возможно, не знаю себя.
— Подожди, Эни, подожди… — Глаза Илламии сверкнули, вспомнив. — Вы ведь были в Эргане! Ваши сердца сливались! Разве он не узнал тебя — твоего внутреннего мира?
— Не знаю, — вздохнула Эния. — Может, и узнал. Но больше доверяет себе. Впрочем, что-то вспоминает… А может, я и сама себя плохо знаю.
— Знаешь, не бери в голову — ты у меня молодец, и он еще убедится в этом. Слушай, как интересно! Это же надо — и из воды, и… — Илламия внезапно остановилась и округлила на нее глаза — Эния даже отшатнулась. — Подожди… Он кто, рохер?
— Да нет, из наемников, Гушар же говорил — не из ордена…
— Да я не про то. Так может справиться с тварью только человек, не понаслышке знакомый с Рохом, Эния. К тому же, помнишь, его маркиз скинул в туман! Кто может еще оттуда выбраться?
— Пускай так. Какая разница?
— Да не в этом дело, Эни! Все сбылось! Помнишь предсказание? Тройная жизнь! Вот в чем секрет, а мы ломали головы…
Ты в третий раз увидела жизнь. Через рохера — вот почему был указан Рох!
Эния кротко улыбнулась:
— Совершенно верно, Лами, я уже поняла. Это любовь. И никуда он от этого не денется…
Сергей сладко зевнул и потянулся. Утро. Прекрасное свежее утро. Всю огромную комнату заливал солнечный свет — он вчера не стал зашторивать окна. Как и не стал залезать на огромный белоснежный «аэродром» в спальне — ему прекрасно подошел один из диванов в зале. Только притащил одну из подушек. Красота. Отлично выспался — несмотря на то что вчера явно переел и из-за этого полночи снились одни гоблины с животами…
Сразу после принцессы заявилась целая процессия молодых девушек-служанок с ведрами и, хитро поглядывая на красного от смущения Сергея, мигом натаскали горячей воды в огромную бадью в соседней комнате. Потом предложили ему раздеться и окунуться — это был уже предел. Он так покраснел, что чуть не забыл все местные слова — почти на пальцах объясняя и доказывая, что лучше всего сможет помыться сам. Он это умеет, он это отлично умеет, никто так не умеет, как он умеет, он это так умеет, как это и представить никто не может — как это так умеет…
Потом, когда вылез, свежий и чистый, и чесал голову, всерьез размышляя, не окунуть ли быстренько в эту воду свою одежду и не стирануть ли втихаря, рядом в зал ввезли целый обоз, который они здесь называют ужином. Он смог поглотить одну десятую этого «ужина», потому что его раздуло как мыльный пузырь и он не был уверен, что после этого сможет самостоятельно добраться до постели. А потом заявился какой-то тощий серьезный тип в сюртуке и объявил, что он его секретарь и представит завтра к обеду на утверждение список мероприятий, встреч и каких-то дел на первые дни… Сергей попросил его выправить ему какой-нибудь документ. А потом завалился спать.
Он опять потянулся, щелкнув костяшками пальцев, и спустил ноги на пол. Рядом на кресле была аккуратно сложена его одежда, выстиранная и выутюженная — во дают, когда они успели? На соседнем кресле виднелась другая одежда, также одинаково аккуратно сложенная. Молодцы, однако, просто и ненавязчиво предлагают выбор.
