Максим Резниченко - Человек из прошлого
Последняя мысль, прежде чем я умер, была о том, что предсказанное Видящей сбылось. От судьбы не уйдешь. Так или иначе.
Часть 4
Нити воспоминаний
У меня сегодня много дела:Надо память до конца убить,Надо, чтоб душа окаменела,Надо снова научиться жить.
Анна Ахматова. РеквиемГлава 1
Яростный грохот подцепил мое сознание, как рыбак подсекает клюнувшую на наживку рыбу. Мое Я сотрясалось в унисон его мощным раскатам. Зов, полный безнадежной тоски, тянул, увлекая за собой. Надеюсь, не туда, куда попадают после смерти грешники. Кажется, будто я вдруг оказался посреди невероятной бури. Она неистовствовала и ярилась, сверкая тысячами и тысячами молний одновременно. Оглушительный грохот заполнил весь эфир и гремел беспрестанно. Мне показалось, будто я камень, один из миллионов таких же, попавший в горный обвал. Огромные валуны катились куда-то, сбивая другие и увлекая их за собой. Обвал ширился и разрастался, яростно гремя на всю вселенную. Но вот, спустя мгновенье или вечность, валуны, булыжники и щебень остановились, будто достигнув некоего дна. Хотя, нет, не совсем. Я все еще слышал, как они сходят вниз. Или нет? Определенно, до меня доносились звуки, но уже не такие грозные. Будто камни не камни и даже не валуны, а песчинки. Так и есть, я слышал, как тихо шелестит песок, как сухой ветер гонит его по дюнам. Или это не песок? Это морские волны шипят, оседая пеной на берегу. Эти звуки становились все громче и настойчивее, какими-то даже требовательными. Но мне совершенно безразлично, что могут требовать морские волны у прибрежного песка.
Мне показалось, или шипящаяся пена что-то говорит? Какая разница? Пусть себе болтает, о чем хочет. Я слишком устал, чтобы пытаться понять, о чем могут шептаться волны с песком.
– Друг, – зашипела одна из тысячи волн.
Я невольно вслушался, разобрав в безостановочном шепоте-плеске это слово. Так уж и быть, я послушаю их глупую болтовню.
– Друг, – вспенилась волна.
Почему же ей никто не отвечает? Должно быть, песок, с которым она пытается заговорить, совсем глухой. Или он на нее обижен?
– Друг, – настойчивей шептала волна. – Не умирай.
Странная просьба. Только вялый интерес заставил меня слушать дальше, как море пытается разговорить песок.
– Друг! Не умирай! – лазурная вода потемнела, а волны стали выше.
Море продолжало настойчиво звать своего друга, но все его призывы оставались без ответа. Может быть, поэтому оно начало штормить, и на берег накатывали уже совсем не маленькие волны. Нет, мне совсем неинтересно слушать эти призывы. Ясно же, что никто на них не ответит. Отчего же море так волнуется и злится? Странно, но мне вдруг показалось, что и потемневшая вода, и безразличный песок начинают как-то сжиматься, уменьшаться в размерах… А все-таки интересно, почему морю так никто не ответил? Может быть, оно зовет того, кто уже умер? Может быть, напрасно пенятся волны, шелестит песок и катятся куда-то огромные валуны, сотрясая весь мир? Может быть, стоит сказать морю, что его друга нет, иначе оно будет звать его до скончания времен? Решено, я отвечу морю и объясню, чтобы оно не тратило понапрасну силы и не старалось дозваться того, кто, похоже, умер. Должно быть, оно расстроится, но это будет всяко лучше, чем безнадежное ожидание ответа. Странным образом мир моря и песчаного берега снова заполнили собой все пространство, едва только я решил ответить на призывы.
Волны успокоились и, как прежде, негромко шипели, оседая пеной на песке.
– Друг, – шептали они. – Не умирай.
Их призывы звучат, как молитва, и я колебался еще миг, прежде чем, решившись, ответил на них.
– Здесь нет твоего друга, – мои слова-мысли потекли по воздуху невесомой красной дымкой.
Она коснулась воды и моментально втянулась в нее все без остатка. Море замерло, словно замерзнув вмиг, но сразу ожило и снова принялось волноваться. Его вода окрасилось в алое и через миг показалось, будто передо мной раскинулось целое море крови. Но прежде оно ответило, и этот ответ несказанно меня удивил.
– Друг! – красная пена на багровых волнах. – Ты не должен умирать!
– Ты ошибаешься. Я не твой друг, – ответил им.
Теперь мои слова радужным облаком вознеслись куда-то вверх. Мне безразлична их судьба, как и эта странная беседа, но что-то заставило ответить на следующий вопрос моря.
– Ты мой Друг! – от красной воды песок окрасился в тот же цвет. – Почему ты не узнаешь меня?!
– Потому что я не знаю, кто ты, – мои мысли упали на песок разноцветными камешками.
Разволновавшееся море замерло на короткий миг после моего ответа, а когда ожило, снова успокоилось. Я почувствовал, как поднялся ветер, и сразу начался дождь. Редкие капли падали все чаще, и я откуда-то совершенно точно знал, что они соленые, как морская вода… или как слезы.
– Я твой Друг, – плакал дождь.
– Извини, но я не знаком с тобой…
– Ты знаешь, кто ты есть? – спросили меня волны.
– Конечно, – искренне удивился я такому вопросу. – Я… я…
Мысли вдруг оборвались, а через миг взорвались крошечным искристым фейерверком. Он причудливым образом принялся менять формы и очертания. Вспыхнув последний раз золотом, он исчез и яркими искрами опал на песок.
Мне повезло, и море больше не досаждало странными и несуразными вопросами. Но все мое внимание было сейчас приковано к небольшим разноцветным камешкам на песке. Один из них – овальной формы, он голубой и полупрозрачный. При взгляде на него меня охватило чувство тепла и окутало травяным запахом ромашек. Взглянув на другой камешек, я услышал веселый и беззаботный смех. Наверное, я бы хотел познакомиться с его обладателем. Еще один камешек был темно-коричневого, почти черного, цвета. Он треугольный и хищно вытянутый, как… Как что? Как стрела?
Дождь прекратился, а море почти замерло, когда я обратил внимание на следующий камешек, овальный, совершенно плоский и идеально белый. Меня охватило смутное беспокойство, пока я изучал его. Беспокойство переросло в тревогу, а та – в чувство близкой опасности. Успокоившийся ветер снова усилился, и под его резкими порывами стало зябко и неуютно. Мне это не понравилось, и я отвел взгляд от белого камешка. Но охватившие меня чувства оказались слишком тяжелыми, чтобы просто исчезнуть, растаять под поднявшимся ветром.
– Друг! Не умирай!
На этот раз я не спешил с ответом, терзаемый непонятными эмоциями. Волны багрового моря поднимались все выше и выше, будто решили захлестнуть весь мир.
– Друг! Вспомни, кто ты! – взревел ураган, а беспокойство и тревога затанцевали вокруг меня мутными тенями.
– Вспомни! – отступающее все дальше от берега море, поднималось исполинской волной. Она обнажило дно, усеянное огромными, заляпанными чем-то красным, святящимися зеленым палками.
– Вспомни! – гремела волна, поднявшаяся до небес, и я, наконец, устремил взгляд в небо, уже зная, что там увижу.
Верх и низ, море и небо поменялись местами, странным образом сыграли с моим восприятием, когда, глядя вверх, я увидел самого себя. Сквозь грохот вздымающейся волны и завывания свихнувшегося ветра пробивались новые звуки. Они становились громче и отчетливее, вытесняя все остальные. Я сразу узнал эти быстрые и хлесткие громыхания – так ведет огонь пулемет. Судя по всему, стреляют двое. Я слышал, как свинцовые пули глухо стучат в бетон и как с неприятным чавканьем вонзаются в плоть. Голоса, злые и яростные. Я узнал их, но вслушаться не пытался.
Тот я, на которого я сейчас смотрел, распластался на полу в луже крови. Она моя, и ее было неожиданно много. В свете раскиданных тут и там зеленых светильников я увидел своих убийц. Их обнаженные торсы покрыты причудливыми татуировками, а руки сжимали хатисы, чьи клинки были окровавлены. Твари откатились от моего тела, устремившись куда-то в сторону, а в следующий миг злая и неотвратимая свинцовая смерть выкосила их. Кажется, я даже почувствовал пороховой дым и запах раскаленного металла. Но нет, это всего лишь игра собственного воображения. В наступившей тишине послышались шаги двух пар ног. Их обладатели даже не старались ступать тихо. К чему? Тела убитых тварей исчезли, и через мгновенье я услышал испуганный крик. Наконец, в поле зрения появились сами стрелки. Один из них оказался у моего тела и склонился над ним. Человек сорвал со своей головы шлем, и я увидел собранные в хвост светлые волосы. Это была девушка. Она попыталась перевернуть на спину того меня, что лежал в луже крови, но сразу отдернула руки и в испуге поглядела на свои окровавленные ладони. Подошел второй человек, он наклонился и с трудом, но перевернул на спину безжизненное тело. Эти двое попытались стянуть с него бронежилет. Зачем? У них ничего не получилось, тогда девушка сняла с головы мертвеца шлем. Мне больно было видеть, как она заплакала, попытавшись нащупать пульс сначала на шее, потом – на кисти убитого. Его остекленевшие глаза смотрели прямо на меня, и от этого остановившегося взгляда мне стало совсем не по себе. Ладонь человека, второго стрелка, прикрыла их, и он тяжело поднялся на ноги.