Олег Верещагин - Там, где мы служили...
— Ранил, кажется…
— Да и чёрт с ним, — сплюнул Эрих. — О небо, до чего бок горит…
— Смотри, заражение схватишь, — забеспокоился Витька.
— Ты вон давай стреляй лучше, — сердито ответил Эрих. Витька ухмыльнулся:
— Днём стрелять плохо, ночью лучше. Днём дома мешают, а ночью их не видно…
Два танка, укрывшись за этими самыми домами, били по зиккуратам из пушек, и поджечь их никак не удавалось. Но это было, пожалуй, единственное успешное действие со стороны бандосов — оружие штурмовиков наносило наступающим просто-таки устрашающие потери. Трупы в зеленоватой форме, а чаще — просто в обносках лежали везде на подступах к зиккурату.
Штурмовики тоже несли потери — в основном, от снайперского огня засевших в развалинах «синих беретов». Стрелки там, надо признать, были отличные — били при малейшей возможности, и били точно… Огонь их так беспокоил, что Миларос приказал поставить вокруг зиккурата дымзавесу при помощи шашек белого дыма, и башню окутали спирали похожего на растрёпанную вату задымления. Знаменитый «эффект кружевной занавески» позволял штурмовикам продолжать огонь с почти прежней эффективностью — и в то же время надёжно скрывал их от глаз снайперов…
7
Наверное, произошедшее в подвале так и осталось бы неизвестным до конца боя, если бы не санитары и не тот факт, что у раненых сохранилось оружие. Когда в подвал ворвались бандосы с холодным оружием, санитары, не растерявшись, ударили в них из автоматов. Оба тут же были убиты, но несколько раненых продолжили стрельбу…
Однако, когда отделение Джека и щё одно, сборное, под командой сержанта-австралийца, ворвались в подвал, там уже можно было плавать в крови. Из одиннадцати «тяжёлых» шестеро были зверски зарезаны — им просто отсекли головы. Среди добитых была девушка, и Витька запомнил выражение её лица, обрамлённого окровавлеными волосами — не страх, не мольба, а ненависть…
Когда Джек вошёл — вбежал — в подвал, а он сделал это первым, то он закричал. Не от ужаса, даже не от гнева — от всё той же ненависти. Трудно было сдержаться.
Штурмовики рассыпались по подвалу, тщетно стараясь понять, как же сюда попал враг? Все были в ярости, но никто и ничего не мог найти… а из выживших никто ничего не мог сказать.
— Джек! — услышал капрал. К нему подбежал Витька — вцепился в пулемёт, глаза большущие, лицо побелело. — Джек, там… скорей, тебя!
— Иду, — отрывисто бросил капрал…
…Раненый в грудь русский парнишка умирал. Остановить кровь, хлещущую из страшных дыр — от выстрелов в упор из 12-го охотничьего калибра в грудину и под правую лопатку — не удавалось, разорванные лёгкие качали кровь в горло, и он то и дело выплёвывал кровавые фонтанчики. Почему он жил — неизвестно. Может быть, лишь потому, что хотел сказать Джеку то, что должен был сказать.
Должен был сказать.
— Капрал, — он кашлянул, повёл глазами — слепо. — С… на. Из с… при… ш… при… — снова вытолкнул кровь.
— Откуда, откуда, говори громче! Откуда?! — умолял Джек, встав на колено и пытаясь разобрать шёпот. Умирающий болезненно, мучительно скривился, лицо пошло судорогами — говорить больше не получалось. Оттолкнув штурмовика, тщетно прижимавшего к ране в груди «рюкзак», неловко оперся на расставленные руки и… встал. Все вокруг ахнули, подаваясь вперёд, но раненый, обливаясь кровью, быстро, уверенно прошёл до стены между двумя штабелями ящиков, ткнул ладонями в серый камень, оставляя тёмные отпечатки ладоней и, повернувшись к остальным, мёртво рухнул ничком.
Кровь перестала течь.
— Мы их найдём. Мы их догоним, — сказал Джек после короткого общего молчания. — Арчи, — он повернулся к австралийцу, — сколько у тебя людей?
— Семь, считая меня, — сразу откликнулся тот. — Будем преследовать?
— Да, — кивнул Джек, берясь за рацию…
…Миларос дал «добро» на преследование. Он же сообщил, что обстрел повредил всё-таки два «вагона» и прямым попаданием уничтожил «хенгист».
— Жозеф наверху, — Джек убрал рацию в карман. — Эрих, останешься?
Немец, только что кривившися от боли в боку, тут ж приобрёл бравый вид:
— Да ну, ты что?! С вами, конечно, с вами!
Джек хмыкнул:
— Отлично. Значит, и нас семеро… Вызовите сюда… хотя нет — не надо. Больше они сюда не явятся…
…В стене оказался самый обычный ход — и довольно просто открывающийся нажатием. Шщирокие сухие ступени вели вниз, терялись во тьме.
— Может, возьмём проводника из местных? — предложила Кайса. Олег спросил тихо:
— Испугалась?
— А ты — нет?
Русский промолчал, вглядываясь во тьму. Зато Джек сказал:
— Вряд ли кто-то из простых местных знает эти подземелья. По-моему, они старшего самого города… Ну всё, вперёд. Или есть желающие остаться?
Ответом было сосредоточенное молчание. Опустив на лица ноктовизоры, штурмовики один за другим спускались вниз и, делясь на две цепочки, уходили в темноту, держась у стен коридора.
Витька несколько раз оглянулся, наблюдая, как прямоугольник резкого электрического света удаляется всё больш и больше. Он ещё светился, а звуки боя уже перестали быть слышны — осталось только тихое дыхание и еле различимый шорох шагов. Темнота казалась переливчатым сумраком, в котором плыли контрастные фигуры штурмовиков, державшие наперевес невидимое оружие.
Коридор был широким, но низким — неосторожно вытянувшись совсем в рост, рискуешь затепить шлемом за потолок — выложенным прямоугольными гранитными плитами, подогнанными со скрупулёзной тщательностью. Сухой воздух был холодным, и вскоре Витька заметил, что из его рта, изо ртов товарищей, вырываются облачка пара, в ноктовизорах казавшиеся ало-зеленоватыми.
Ник убыстрил шаг и, догнав Джека, коснулся носа. Австралиец Арчи, хоть и старший по званию, сейчас молчаливо признал старшинство англичанина, поэтому, когда Джек поднял руку, остановились все.
В воздухе отчётливо пахло сигаретами. Ещё через дюжину шагов Джек подобрал окурок. «Синие береты», похоже, не торопились и вообще чувствовали себя в полной безопасности… Джек показал окурок остальным — и подал сигнал ускорить движение.
Они успели сделать ещё полсотни шагов. Не больше.
Подземелья были напичканы древними, как мир, но действенными ловушками.
А «синие береты» были куда менее беспечны, чем могло показаться.
* * *В падении Витька успел испытать мгновенный ужас перед высотой — но успел и другое: извернуться так, чтобы упасть на ноги и спружинить. Но сверху на него грохнулся ещё кто-то — и следующее, что он воспринял нормально — дробный свет фальшвейера и бешеную, доселе неслыханную ругань Джека.
Все четырнадцать штурмовиков попались глупо и прочно. В какой-то момент плита — секция пола — бесшумно повернулась, и они съехали куда-то вниз, пролетели метров шесть и грохнулись в жидкую грязь. Фальшвейер освещал ещё один коридор примерно таких же размеров, как и верхний — но тут пол и стены покрывали грязь и плесень. Судя по всему, этим место давно никто не пользовался.
— Кретин! Слепой крот! Тупица! Уууу!!!
— Да заткнись ты, — попросил Эрих. Прислонившись к стене, он тяжело отдувался. Джек тут же умолк и спросил:
— Все здесь?
Фальшвейер описал круг, одно за другим освещая казавшиеся смертельно бледными лица штурмовиков. Кто-то нервно засмеялся и буркнул:
— Никогда не увлекался спелеологией…
— Тише, что это? — насторожился Ник. — Слушайте все.
Наступило полное молчание, даже дыхание затихло, лишь фальшвейер как ни в чём не бывало шипел и брызгал искрами. И до их слуха по коридорам долетел лёгкий, но мощно-равномерный шум… «Ш-ш-шу-ух-х… рах! Ш-ш-шу-ух-х… рах!» — выговаривал кто-то могучий и огромный.
— Dette er havet, — сказал норвежец из отделения Арчи. — Это же море, ребята!
Звуки становились всё ближе, оттчётливей и ясней. И тогда все поняли, чем пахнет в коридоре, что за грязь под ногами и откуда сырость на потолке.
Пахло йодом и солью. Грязь состояла из ила. А сыро тут было, потому что время от времени — и, видимо, довольно часто! — море какими-то путями заливало коридор.
Под завязку.
8
Коридор сзади был перекрыт утопленной в пазы пола и стен плитой. Наверное, это была всё-таки дверь — вот только открыть её не удалось. Не удалось и взорвать, и Джек принял решение двигаться навстречу приближающемуся морю — в надежде всё-таки отыскать выход наверх. Надежда была слабой, но никто не возразил — идти навстречу опасности было не так страшно, как стоять на месте и ждать, вслушиваясь в бездушно-неотвратимые вздохи поднимающегося древними коридорами моря Чад.
Сто раз можно было пройти мимо замаскированных в стенах ходов. Мимо спасения. Да и прошли, наверняка… А так — основной коридор шёл вниз и вниз по прямой, как стрела, и они скользили на бегу — сумасшедшем беге к собственной смерти.
