Максим Далин - Поиски путей (СИ)
И я потихоньку ухожу.
Я был прав насчёт их прогрессорства. Северяне с их чувством собственного достоинства и внутренней силой могут не только постоять за себя, но и кое-что объяснить тем, с кем вступают в тесный контакт. Ви-Э договорится с Эткуру — и, я надеюсь, Эткуру будет легче понимать северян, пообщавшись с этим забавным кренделем. Актёры — народ креативный.
Устроив таким образом своего будущего резидента в апартаментах условного противника, я иду прогуляться. День стоит на редкость прекрасный.
В саду перекидываюсь парой слов с Господином Ки-А, капитаном Дворцовой Гвардии. В силу приносимой мною государственной пользы, Капитан Тревиль простил мне шуточку со снотворным и теперь слегка помогает собирать информацию. И мне выдаётся свежая порция.
Во-первых, Государя навестили послы из Шаоя. Они не живут на территории Дворца Государева, у них своя резиденция в Тай-Е, в Квартале Гостей. Шаоя — небольшое государство на юго-западе, расположенное страшно неудобно — граничит и с Кши-На, и с Лянчином. Шаоя — монотеисты, но с лянчинцами, естественно, на ножах: кто-то из них неправильно чистит яйца, которые все семь пророков велели разбивать то ли с острого конца, то ли с тупого. Возможно, впрочем, что главный грех шаоя — довольно бодрые контакты с северными язычниками, что семь пророков однозначно не одобряют.
И вот, во-вторых, господин посол по имени Нури-Ндо жестоко рубился с гонцом из Лянчина, прибывшим сегодня поутру. Их растащили люди Ки-А и Ар-Нель — а ещё, как это ни удивительно, вмешался Львёнок Анну.
Можно было бы ждать, что Анну поучаствует в истреблении подлого еретика, некстати попавшегося правоверным на глаза — ан нет! Он остановил своего человека!
— Дворец Государев действует на дикарей облагораживающе, — замечает Тревиль. — Смотрите-ка, Уважаемый Господин Э-Тк: когда лянчинцы только прибыли сюда, они норовили хлебать чок сапогом, а сморкаться в рукава соседей. И вот, не прошло и пары месяцев — они начинают соображать! Львёнок Анну совершенно самостоятельно доходит до мысли невероятной сложности: чужих гостей в чужом доме убивать нельзя! Как не восхититься их умом и разумом…
Да, Анну — интересный.
В последнее время он часто задумывается, глядя в одну точку, осунулся и уже не переругивается с Ар-Нелем. Возможно, его безнадёжная любовь не находит выхода: драться с предметом своих мечтаний он не может. Всё против них — и вера, и общественные стереотипы…
Мне кажется, что Ар-Неля это тоже огорчает. Вчера, когда я захожу к нему поболтать, он сидит на подоконнике и печально созерцает помятый листок дешёвой бумаги.
— Что это, Ча? — спрашиваю я. — Любовное письмо?
Ар-Нель невесело усмехается:
— Ах, Ник, это — сущие пустяки: мой ученик Анну, который отчаянно, надо отдать ему должное, упорно, но безрезультатно пытается овладеть небесным искусством каллиграфии, нацарапал эти строки для тренировки руки… Хочешь взглянуть?
Я беру у него бумажку. На ней невозможные каракули, я едва разбираю надпись на кши-на с чудовищными ошибками: "Ар-Нель моя серце ранен творец укоризна человеков но я ни когда ни забуду".
— Это, конечно, не предназначалось для меня, — говорит Ар-Нель, забирая бумажку и бережно пряча её в рукав. — Это просто забывчивость, случайность… Скажи, Ник, можно ли считать эту наивную попытку стихосложения на чужом языке любовным письмом?
— Да, — говорю я, чувствуя некоторую жалость к Анну. — Верни человеку сердце, змей — ему же домой уезжать!
— Только в обмен на моё! — режет Ар-Нель и смеётся. — Оэ, Ник… Анну гораздо лучше, чем кажется со стороны… Он прост и прям, как клинок старинной работы… он честен, он чист… И между нами — граница, между нами — их варварская вера, будь она проклята! — говорит он с неожиданной горечью. — А ведь Анну не так уж и набожен…
Это правда. Я видел, как молятся волки, встав на колени и задрав головы к небу — но Анну, вроде бы, молящимся не видал. Впрочем, грехи сильных мира сего Наставник отмолит…
Почти до вечера я сижу в библиотеке.
Меня очаровал труд по космогонии Господина Эн-Рика — с иллюстрациями: "Вероятная связь периодических положений Луны с океанскими приливами", а ещё я листаю биологический трактат Госпожи Мэй: "О сходстве и различиях в строении гадов и рыб". В библиотеке Дворца, если верить Ля-Тн, Уважаемому Господину Библиотекарю, около двухсот тысяч единиц хранения; Ля-Тн утверждает, правда, что в библиотеке Академии Наук больше — но всё равно фонд серьёзный.
Господин Библиотекарь рассказывает легенду о городах, вмёрзших в лёд за хребтом Хен-Ер. Там есть легендарное место, Белый Город Ин, а в нём — утерянная библиотека со всей мудростью мира. Периодически кто-то из учёного люда высказывает мысль о том, как хорошо бы найти затерянный город вместе с его сокровищами — но труднопроходимость Хен-Ер и исключительная суровость климата по ту сторону делает проекты невыполнимыми… а жаль.
Я спрашиваю о Чангране. Ля-Тн оживляется, рассказывает, что при Дворце Прайда должна бы существовать древняя как мир Библиотека Правоверных, где хранятся книги культур, давно поглощенных песками… И я всерьёз думаю о путешествии в Лянчин, тем более, что Эткуру меня звал…
Я ухожу из библиотеки, когда уже начинает темнеть — и какая-то благая сила ведёт меня в покои Государевы. А там…
Там свита Государыни. И Канцлер. И маршалы Кши-На, и Вдова Нэр, и Ар-Нель, и почти весь Малый Совет, и ещё толпа народа. И Элсу в пушистом свитере из козьей шерсти. И Анну, который обнимает его за плечо. И Эткуру, который говорит Государю нашему Вэ-Ну невозможные слова:
— Я тебе обещаю мир, Снежный Барс. Обещаю — и клянусь, что сделаю всё мыслимое. Творцом клянусь. И до тех пор, пока ты сам не решишь его нарушить, мои люди против тебя оружия не повернут, Снежный Барс. Только и ты поклянись.
— Ты обещаешь от своего имени, Львёнок Эткуру, — говорит Вэ-Н. — Но — что скажет твой отец?
— Лев приказал мне поклясться, задумывая войну, — отвечает Эткуру, бледный, с синяками под глазами и обтянутыми скулами. — Но я не хочу, я сделаю всё, чтобы её не было. Я клянусь Творцом, смертью, кровью и Золотыми Вратами, что помешаю Льву воевать с Кши-На. А ты клянись, что не нарушишь границ, пока я буду сражаться за мир под звёздами. Клянись, Барс — иначе мы оба прокляты.
Маршалы переглядываются. Канцлер качает головой. Элсу и Анну смотрят выжидающе. И Вэ-Н говорит:
— Я клянусь не переступать границы без повода, День и Ночь мне свидетели.
И они оба подписывают ту самую бумагу, которая уже истрепалась до бахромы: Вэ-Н оставляет свою каллиграфическую подпись, а Эткуру надрезает ладонь и прикладывает кровавый отпечаток.
А Элсу говорит Государыне Ра:
— Прости меня, Снежная Рысь. Я тебя люблю, я был готов тебе служить… но видишь, как всё повернулось… Я возвращаюсь домой. Вместе с… вместе со своей женщиной — её ведь скоро привезут, да? И мы уедем, чтобы быть вместе с братьями. Дома.
Ра говорит:
— Ты можешь остаться. Ты болен — и тебя запросто могут убить.
Элсу преклоняет колено.
— Ещё раз прости, Снежная Рысь. У тебя очень хорошо, правда. Но мне нечем тебе заплатить за гостеприимство — поэтому я заплачу помощью братьям. Мы остановим войну — вместе. А убить могут любого мужчину и любого солдата.
Ра вмаргивает слёзы.
— Мы уедем в ближайшие дни, — говорит Эткуру. — И сделаем то, что обещали. И мир будет, Снежный Барс.
— Я тебе благодарен, Львёнок, — говорит Вэ-Н. — А когда-нибудь нас с тобой вспомнят наши потомки, живущие в свободных странах.
Анну смотрит на Ар-Неля и отводит глаза. И Ар-Нель говорит:
— Государь, я прошу вас великодушно позволить мне возглавить дипломатическую миссию в Лянчине.
— Вас почти наверняка убьют, Господин Ча, — говорит Вэ-Н. — Для дипломатии ещё чуть-чуть рановато.
Но Анну смотрит с воскресшей надеждой — и Ар-Нель говорит, улыбаясь:
— Убить могут любого мужчину и любого солдата, мой Государь.
А я и не сомневался, что он — сумасшедший.
После Совета, на котором всё обговаривается — в частности, состав дипломатической миссии Кши-На, куда входят Ар-Нель, Юу и я, как представитель горцев из Хен-Ер, меня останавливает Эткуру.
— Ты, правда, поедешь со мной?
— Куда ж я денусь, Львёнок, — говорю я. — Надо, чтобы за Л-Та и Ча кто-то присматривал.
— Ты можешь взглянуть, как скоро моей женщине можно будет ехать хотя бы в повозке?
Я обещаю. Ви-Э грозит очень тяжёлая дорога — но я отметил: её не собираются бросить здесь.
Мы идём в апартаменты южан. Я открываю дверь — и меня чуть с ног не сбивает запах дерьма и крови. Пол залит кровищей, она впиталась между рейками — пара солдат тщетно пытается размазать кровь мокрыми тряпками. У стены в приёмной — ужасная груда, закрытая пропитанными кровью плащами.
