Максим Далин - Поиски путей (СИ)
— Нет! — выдохнул Эткуру. — Я не хочу воевать с Кши-На! Вообще!
— Нас не спрашивают, брат. Мы вернёмся домой, а Лев скажет, что тебе не пристало сюсюкаться с рабыней — если вообще позволит тебе такую рабыню. Она же — гуо, брат. Ты ведь сам сказал, когда первый раз увидал тутошнюю женщину — гуо. Советники Льва скажут, что с неё надо содрать кожу и швырнуть в огонь, чтобы лишить силы колдовство — а тебе прикажут полгода поститься, чтобы прийти в себя.
Пока Анну говорил, лицо Эткуру менялось и менялось. К концу тирады на нём нарисовался детский беспомощный ужас.
Женщина, закусив губу, внимательно слушала — и страха её прямой взгляд по-прежнему не выражал.
— Анну, — сказал Эткуру тихо, — я не вернусь домой. Ни за что. Сейчас пойду к Барсу, скажу. Как я вернусь? Чтобы нас с ней — убили вдвоём?
Анну погасил в душе вспыхнувшее презрение, раздавив его усилием воли, как головню из костра.
— Ты, Львёнок Льва, верно, хочешь, чтобы тебя с ней сожгли живьём солдаты Льва Львов, когда они дойдут до Тай-Е? — спросил он холодно. — Как предателя, да?
— Анну, — сказал Эткуру умоляюще, — я не понимаю. Ты же сам говоришь — нас убьют там, а теперь сказал — что убьют и здесь… Я готов рубиться за неё с десятком — но с сотней мне не справиться… тем более — Лев Львов, мнение Прайда, Наставники… Ты знаешь, что делать — ты скажи?
Женщина прижала руку Эткуру к своим губам.
— Ты, солнышко, не кипятись. Мы сейчас спокойненько решим, — сказала она с еле заметной улыбкой, и Анну поразился её способности улыбаться, когда всё в ней идёт вразнос, а боль должна ломать кости. — Брат у тебя, кажется, такой умный, что план придумал…
— Ну?! — воскликнул Эткуру с отчаянной надеждой.
Анну ощутил на собственном лице жестокую усмешку.
— Львята боятся Льва Львов, — сказал он тихо и холодно. — Львята боятся слова Прайда. Но Прайд подчинится новому Льву Львов, как это было всегда.
— С чего — я? — шепнул Эткуру, глядя во все глаза. — Если даже Лев… того… так ведь есть Холту, Тэкиму, Кэгну, Россану… я — Пятый…
— С того, что тебе надо остановить войну, — сказал Анну. — Не важно, победим мы или нет — это будут потери, потери и потери. Зачем Лянчину эти обледенелые земли? Зачем Льву жечь Тай-Е? Ведь всё затем же — из страха. Как красивую смелую женщину — из страха. Ты должен убить страх, брат. Творцом призван убить эту гадину, пожирающую души.
— Но как я смогу, во имя Творца?! — воскликнул Эткуру. — Есть Прайд, меня разорвут в клочья!
— У Льва есть Прайд, а у тебя будет Волчья Стая, армия Прайда, — сказал Анну. — Начнём с моей части Стаи — и возьмём остальное. Закрутим солнце и луну в другую сторону, брат. Раздвинем границы Лянчина на юг. Сотрём границы Крийна и Шаоя — но на севере у нас нет ничего, кроме смерти, брат.
— Может, всё же, останемся здесь, — еле выговорил Эткуру. — Пусть Барс сцепится с Львом… если Барс победит… тогда и мы…
Анну замахнулся, но не ударил. Эткуру моргнул, но даже не дёрнулся.
— Ты… ты ещё дурачок, брат, хоть и Львёнок Льва, — вздохнул Анну. — Наверное, поэтому я и не могу тебе наподдать. Ты ведь не предашь свой народ — из тебя это прёт от ужаса, от страха за твою женщину… Осознай: если Барс победит, Лянчина больше не будет. Кто будет щадить побеждённого? Лянчин обрежут, брат — он ляжет под Кши-На и будет рожать ему детей. Этого хочешь?
Эткуру положил меч на колени и обхватил голову руками.
— Если Лев нападёт и язычники победят — то же будет, — сказал он еле слышно. — Ты воевал, ты скажи — они ведь могут и победить? Прирезать нас нашим же клинком?
— Вот смотри, — сказал Анну. — Творец отдаёт тебе Лянчин. Ты должен сделать так, чтобы в руках Лянчина остался меч. Для этого придётся воевать, убивать, изменять присяге — но что такое ты, и что такое я, и что такое Лянчин, брат? Чтобы Лянчин жил, чтобы он жил с мечом — мы ведь умрём, да?
Эткуру кивнул. Он, кажется, начал приходить в себя.
В дверь стукнули костяшками пальцев.
— Кого несёт?! — крикнул Эткуру раздражённо.
— Я — Соня, — отозвались из коридора.
— Войди, — сказал Анну.
Соня вошёл, держа в руках небольшой стеклянный сосуд.
— Ник велел — отпивать по глотку всю ночь, — сказал Соня и подал сосуд Эткуру. — Для облегчения боли.
— Не хочется, — вдруг сказала Ви-Э. — От этого — шалеешь, как от вина, всё в тумане, а я хочу соображать ясно. Прости, миленький, поставь эту бутылку. Успеется.
Эткуру погладил её по щеке.
— Ты — как раненый воин, — сказал он прочувствованно.
— Соня, — сказал Анну, — тебе можно доверять, брат? Скажи, не станешь ли сводить счёты с Эткуру или со мной? Скажи честно. Если не можешь служить, я тебя отпущу, клянусь.
Эткуру только покачал головой.
— Я могу, — сказал Соня серьёзно и строго. — Мне нравится эта женщина — и ещё… я помню, что ты мне говорил. Если ты попросишь, а не он… если попросишь, а не прикажешь. Согласен?
Эткуру облизнул губы, но у него хватило ума промолчать. Анну вытащил из своей седельной сумки, хранимой у изголовья постели, короткий охотничий тесак, когда-то подаренный отцом.
— Возьми, — сказал он Соне. — Это — пока. Потом я достану тебе меч. Ты останешься с женщиной, будешь охранять её, брат. Я приказываю — как солдату, не как рабу: ты с оружием.
На лице Сони промелькнула ужасная улыбка. Он кивнул.
— Пойдём, Эткуру, — сказал Анну. — Поговорим с нашими людьми… то есть, говорить я буду, а ты будешь молчать, как Лев — когда командует солдат.
— Как ты легко решаешь, — сказал Эткуру с оттенком зависти. — Ну да у тебя есть сила — а терять нечего…
— Что ты знаешь об этом, — Анну только горько усмехнулся. — Я кусок души оставляю в Кши-На, я должен разорваться пополам, мясо порвать, кости поломать… но что такое я, и что такое Лянчин, брат? Творец, говорят, милосерд — а я скажу, что ему нет дела до наших душ.
— Ча… — догадался Эткуру, и Анну закрыл его рот ладонью:
— Не продолжай. Нам надо идти.
Наставник вещал.
— Видите, до чего доводит детей Истинного Пути похоть? — вопрошал он настороженно молчавших волков. — Даже Львёнок Льва может попасть в сети гуо — и душа его окажется в опасности! Теперь-то эта мерзкая языческая девка…
Эткуру ударил сзади и наискосок — Анну не успел его остановить, только машинально оценил удар: меч под острым углом к плоскости удара, а движение, скорее, режущее, чем рубящее. Образцово поставлена рука.
Голова Наставника вместе с плечом и рукой отвалилась, как сырой шматок срезанной глины от чурбана на тренировке. И кровь хлынула фонтаном — а потом уже рухнуло тело.
— Он меня предал, — сказал Эткуру железным тоном. — Вы слышали, что он говорил о Львёнке Льва за глаза, волки?
— Ни во что тебя не ставил, Львёнок, — кивнул Олу, прижимая руки к груди. — Какой же это Истинный Путь? Просто подлость… Да, да, — и отодвинул ногу от растекающейся багровой лужи.
— Ох, командир, — подал голос Хенту, — это — вот то самое, да? Что ты говорил? Измена?
— Измена, — кивнул Анну. — Измена здесь — и даже хуже. Во Дворце Прайда — измена, — он вытащил из рукава измятый свиток с гербовой печатью. — Они, гады. Дурные советники, мерзавцы у Трона Льва. Они подстроили плен Львёнка Младшего — чтобы его погубить. Они послали сюда всех нас — чтобы нас погубить. Наставнику писали — и Когу тоже.
Когу, трясясь, прижался к стене.
— А если ты ни в чём не виновный, чего боишься? — спросил Сэлту насмешливо.
Волки скалились, держась за эфесы, а Анну вдруг понял, как они ненавидят Когу — изо всех сил ненавидят. Ему только одно осталось непонятным — эта ненависть, животная, нерассудочная, началась здесь, в Кши-На, или она лежала под спудом ещё в Лянчине, где детям Истинного Пути с младенчества вбивалась лояльность к бестелесным Слугам Творца. Никто не издал ни звука в защиту Наставника — и Когу они не намеревались защищать, напротив — Анну чувствовал, что убийство Когу доставит волкам какую-то дикую радость.
— Это неправда! — взвизгнул Когу. — Львята тут блудят, путаются с язычниками! Хотят Лянчин отдать Снежному Барсу! Во-оот, он, Анну — первый! Он ради какой-нибудь белобрысой твари родного отца зарежет — развратник!
И раньше, чем Анну возразил, Хенту схватил Когу за грудки, встряхнул и стукнул затылком об стену:
— Ты что болтаешь, мешок ты с дерьмом?! Когда это Львёнок Анну ад Джарата развратником сделался, на войне за Прайд и за веру, что ли?! Да он на песке спал под верблюжьей попоной вместе с простыми волчатами, гнилую воду пил по глотку в день, пока вы тут жрали от пуза да шептали Льву Львов всякие гадости!
— Хей, парень, ты северян не знаешь, — возразил Лорсу, но как-то без должного энтузиазма. — Северяне кому угодно глаза отведут…
