Максим Далин - Поиски путей (СИ)
— Хей, парень, ты северян не знаешь, — возразил Лорсу, но как-то без должного энтузиазма. — Северяне кому угодно глаза отведут…
— Я своего командира знаю, — Хенту выпустил Когу и выхватил меч. — Давай, Лорсу, скажи о Львёнке Анну подлость! Дворец в тылу охранял, пока мы подыхали в песках, а?!
Анну положил руку ему на плечо.
— Прости его, брат. Тут — чужая страна, чужой народ… еще и шаоя попадаются в городе, как дома разгуливают… Все устали, домой хотят — вот и срывается… Лорсу, Наставник всякие мерзости про нас всех Когу диктовал, тайком, пока Эткуру не слышит — а твои братья сами эту дрянь отвозили, сами отдавали Льву Львов. Доносы на самих себя. Такие дела, брат.
— Не было такого! — заорал Когу, но лучше бы ему было промолчать.
— Ах ты, обрезанная сволочь! — багровея, прошипел Лорсу. — А ну, говори, на кого успел донести, гнида!
— Это же не я! — сипло взмолился Когу. — Это — Наставник, он меня заставил, говорил, они, мол, с Истинного Пути сворачивают…
Анну не стал вмешиваться, пока волки мстили Когу за ложь и доносы. Он только перешагнул через кишки Когу, вывалившиеся в кровавую лужу, и обтёр сапоги куском войлока. Эткуру привалился к двери спиной — его мутило. Олу улыбнулся:
— Ничего, Львёнок Льва. Оно, грязно, конечно — зато теперь будет тихо, — будто Эткуру было худо от крови, а не от моральной грязи.
— Лев приказывает нам заключить вечный союз с Кши-На, — сказал Анну. — Приказывает поклясться Творцом. А предатели подталкивают Лянчин к войне с Кши-На, к большой войне — хотят, чтобы наша армия сгинула в этих снегах, а в Чангране, который останется без защитников, сел Барсёнок. Так что мы будем говорить с Барсом о мире — я и Эткуру — а потом вернёмся домой и разгоним ту мразь, которая жужжит в уши Льва Львов и хочет его погибели. С нами ли вы?!
И волки преклонили колена, опустившись прямо в кровь.
— Умрём за Лянчин, братья, — тихо сказал Анну. — Умрём за Льва Львов. Со мной ли вы?
И волки согласно склонили головы.
— Охраняйте женщину Львёнка, — сказал Анну. — Это — северная женщина, она — залог мира. Отвечаете за неё. Встаньте, братья.
И свита Львят встала, несколько смущённо отряхивая колени…
* * *Запись N137-04; Нги-Унг-Лян, Кши-На, Тай-Е, Дворец Государев
Утром Ма-И рыдает горючими слезами, а Юу стоит у постели и бранится.
— Ну Третий, Небеса тебя разрази… Разве можно так себя вести?! Хуже крестьянского мальчишки! За тобой что, сорок нянек должны присматривать?
Ма-И шмыгает носом, вытирает слёзы, но даже не пытается оправдываться:
— А что я, виноват, что Тви хотел меня убить? Между прочим, Второй, он бы всё равно убил меня на поединке — думаешь, я не видел, что он меня не хочет?!
— Третий, — говорит Юу раздражённо, — ну что ты, как маленький… Кто стал бы убивать Официального Партнёра из Дома Государева?! Этот Тви тебя на руках таскал бы всю жизнь…
— Ты со мной, как с Сестрой, — говорит Ма-И обиженно. У него даже высыхают слёзы от такого оскорбления.
— Да ты посмотри на себя, Третий! Убивали его… Рожать тебе, рожать! И не спорь. Я напишу Господину Управляющему, в деревню поедешь. Пока Мама тут всё не уладит.
— Я… — начинает Ма-И робко, собирается с духом и выдаёт. — У меня тут поединок назначен!
— С Никовым стеклодувом… ага… хочешь босиком из дому сбежать? С Вершины Горы? Нет, в деревню, в деревню! Лечиться от мечтательности! И не рассуждай, Неба ради…
Люди Юу забирают Ма-И из моей комнаты. А мой стеклодув тихонько плачет в своём уголке и медитирует на веер. Хороший веер. Шёлк медового цвета, веточка златоцветника и стихи: "Я знаю, что сила духа двигает горы, а отважный взгляд останавливает ветер. Раскрой своё сердце страсти — и сможешь перевернуть мир". Эхе-хе…
У Букашки со Звездой ничего общего быть не может. И Букашку это страшно огорчает, тем более, если это — Светящаяся Букашка, почти что Звезда. Забавно, что Звезду вся эта история тоже огорчила.
Сословных предрассудков в Кши-На меньше, чем могло бы быть. Но ремесленник и принц — это даже для здешней демократичности нравов чересчур.
Я оставляю Ри-Ё это как-нибудь пережить и отправляюсь знакомить Эткуру с Манькой-Облигацией. То ещё приключение.
С самого начала я решил, что безоружным Ви-Э не будет, только не могу придумать, чем бы его вооружить. Палка меня решительно не устраивает — меч южан, рассчитанный на то, чтобы больше рубить, чем колоть, палкой не остановишь. Тем более, что Эткуру на мечах хорош. Именно в классическом южном смысле: я видел, как он рубил на кусочки акациевый прутик — ужасное зрелище, кто понимает…
И тут вспомнилась одна штука: "тростник".
На "тростнике" обычно учат рубиться подростков. Состоит эта хитрая штуковина из гарды и полых стальных трубочек, сваренных перемычками и заполненных свинцом — она тяжелее, чем боевой меч, на порядок. Смысл тренировок очевиден: после тяжёлого и довольно сложно балансируемого "тростника" боевой меч кажется в руке пушинкой, его вес ребята вообще перестают замечать.
То есть, в таком бою, который я имею в виду, "тростник", конечно, преимуществ не даёт. Зато его не перерубишь, как простую палку — и врезать им можно от души. Мало не покажется. Детвора, обучающаяся фехтованию, ходит в закономерных синяках с головы до ног.
Я предлагаю Ви-Э "тростник" — и он восхищённо соглашается:
— Ах, дивная идея, Господин Вассал! Я не рассчитывал, честно скажу.
"Тростник" я одалживаю у Ар-Неля, который, как человек с богатым воображением, тоже одобряет идею. Потом мы с Ар-Нелем одеваем Ви-Э, как фарфоровую фигурку самурая на камине, в алое и золотое, собираем его короткие локоны "цвета мёда" в конский хвост, завязываем муаровой лентой, нацепляем поверх всего горсть ожерелий и браслетов — и отправляемся на территорию южан.
И моя Манька-Облигация выглядит хоть куда, а по Дворцу идёт — будто утица плывёт. Вошёл в роль — и изображает знатную даму. Абсолютно не выглядит таким убитым, как несчастные ребята в квартале Придорожных Цветов.
— Ах, вот жаль, — говорит, — что веера нет… Печально.
— А статус потерять тебе не жаль? — говорю.
Машет рукой — лихо и жеманно:
— Господин Вассал, вы же видите, я — существо слабое… Морально слабое, я имею в виду. И я боюсь, как бы вам сказать, что окажусь в мороз на улице один, жрать будет нечего, а украсть негде. Что мне тогда делать? О, нет, Уважаемый Господин, уж лучше быть наложницей Принца. От добра добра не ищут. Этот хоть кормить будет!
Волки глазеют на Ви-Э, как на невидаль. Наставник настроен, скорее, враждебно, бормочет что-то себе под нос, мелко и часто сплёвывает — но, кажется, не смеет возражать. Анну где-то бродит, зато Эткуру на месте. Он встречает нас в шикарной приёмной — изрядно пострадавшей от южан, но всё равно просторной и светлой. Шик Ви-Э производит на Львёнка даже более сильное впечатление, чем я думал.
— Ник, — говорит Эткуру потрясённо, — этот шикарный парень — раб?!
— Не совсем, — говорю, — но можно сказать. А что, надо было его в обносках привести?
Ви-Э глазеет на Львёнка спокойно и нахально; и то, даже кошка смотрит на короля. И спрашивает:
— Это ты — лянчинский Принц, солнышко?
Эткуру на миг теряет дар речи. А потом размахивается и залепляет Ви-Э оплеуху. От души.
Логично. Если ты не собираешься честно рубиться с тем, кого собираешься обрезать, но надо, чтобы его женское начало худо-бедно раскрылось — бедолаге следует причинить боль, оскорбить, напугать… короче, организовать гормональный взрыв. Правда, без активных движений, естественных для драки гормоны выделяются слабее, процесс идёт вяло — но лучше так, чем никак.
Ви-Э жестоко удивлён, секунду стоит неподвижно, прижав к щеке ладонь и моргая — а потом роскошно въезжает Львёнку кулаком в челюсть. Ну просто хрестоматийный апперкот — залюбуешься: у Эткуру аж зубы лязгнули.
Теперь уже и Львёнок завис — шок. Аж рот приоткрылся:
— Ты что, меня ударил? — в разум не вмещается.
— Знаешь, миленький, — говорит Ви-Э ласково, — я тебе ещё не так врежу, если будешь меня обижать.
Волки в ауте. Эткуру выдыхает, как раздразненный бык, и тянет меч из ножен — а Ви-Э радостно вопит: "Оэ, драчка!" — и через миг оказывается посреди зала в боевой стойке. С "тростником".
И начинается потеха.
Я записываю для далёкой родины самый уморительный поединок из всех, виденных на Нги-Унг-Лян. Умница Ви-Э завёл Эткуру до белого каления. Волки, прижимаясь к стенам, орут, кто во что горазд, но соваться под горячую руку не решаются. Наставник пытается проповедовать смирение для паскудных северных рабов, которые не имеют никакого права рубиться с господами, но его никто не слушает. Ар-Нель и откуда ни возьмись появившийся Анну хохочут у дверей в сад, вазы и статуэтки летят на пол и разбиваются, ширму опрокидывают и топчутся по ней, кроют друг друга последними словами — и всё очень весело. И под занавес Эткуру чуть не убивает собственного писца железякой, выбитой у Ви-Э из руки.
