Неестественный отбор - Макс Вальтер
Однако работу здесь произвели настоящие профи. Порода выглядит так, будто после выработки её долго и упорно полировали, доводя до идеала. На поверхности нет ни царапинки. Даже при условии, что это сплошной известняк, при всех наших технологиях добиться подобного качества на Земле практически невозможно. Разве что в каких-то совсем небольших масштабах, например — в изготовлении шкатулки или статуэтки.
Я знаю, о чём говорю. В тюрьме полно свободного времени, отчего там каждый страдает какой-нибудь ерундой. И мой сокамерник увлекался резьбой по камню. Ничего сверхъестественного, в основном чётки и те самые шкатулки. Так вот он целыми днями полировал их всеми возможными насадками и пастами, и всё равно не добивался того, что я видел сейчас.
— Кажется, мы идём по кругу, — заметил Семецкий. — А ещё спускались…
— Здесь хотя бы не воняет, — буркнул я.
— That’s great! — восторженным голосом произнесла Ада, поглаживая стену.
— А теперь поднимаемся, — задумчиво продолжил профессор. — Да и запах снова усиливается.
Я не стал заострять на этом внимание и упрямо продолжил двигаться дальше. Вонь и вправду начала щекотать ноздри, а вскоре впереди замаячила тусклая арка выхода.
— Вот те на! — усмехнулся я, когда мы снова выбрались туда, откуда начинали, только из соседнего тоннеля. — Ничего не понимаю. Но ведь я видел, как отсюда появился светящийся шар. Может, мы что-то пропустили?
— Так мы никуда и не сворачивали.
— И в чём смысл этого бублика? — Я обернулся и посветил фонарём в глубину тоннеля. — Не просто же так они его сделали?
— Вряд ли мы сможем на это ответить без посторонней помощи.
— У вас электрошокер с собой? — поинтересовался я.
— Только не говорите, что собираетесь снова бить себя током.
— А у нас есть ещё варианты?
— Ох, Евгений, не бережёте вы себя, — покачал головой Семецкий, но шокер всё-таки достал.
Подхватив его, я развернулся и снова отправился вглубь тоннеля, надеясь, что мне удастся разгадать его секрет при помощи знаний из библиотеки. Но не успел пройти пары метров, как замер, прикрывая глаза от яркого света, что летел нам навстречу.
— What’s it? — вскрикнула Ада.
Но ей никто не ответил. Свет стал таким ярким, что от него резало глаза даже через закрытые веки. А в голове почему-то звучала незнакомая, но очень навязчивая мелодия.
— Та-рариру-ра-а-ам, — внезапно продолжил её я, и свет тут же погас.
Некоторое время мы оставались слепыми. Даже фонарь не помогал рассмотреть хоть что-то, пока глаза вновь не свыклись с полумраком. Тоннель остался на прежнем месте и внешне никак не изменился. Никаких потайных ходов и хоть каких-то отверстий, через которые сюда мог проникнуть этот странный свет.
— Вы знаете эту мелодию? — нарушил молчание Семецкий.
— Нет. Она как-то сама всплыла в голове, — ответил я, всё ещё продолжая ощупывать и осматривать стены.
— Очень любопытно.
— А вы тоже её слышали?
— Не то чтобы слышал, она просто возникла в голове, будто я её когда-то знал. Скажите, а в вашу прошлую встречу со светом она тоже присутствовала?
Я остановился и прислушался к себе, пытаясь вспомнить детали. Но нет, ничего похожего в памяти не нашлось, и я молча покачал головой.
— What a strange and familiar melody, — прозвучал в тишине голос Ады.
— Did you hear her too? — что-то спросил Семецкий.
— Е, — ответила девушка. — She seemed familiar to me.
— Вот и мне тоже, — буркнул профессор.
— Что тоже? — уточнил я.
— Мелодия. Она показалась нам с Адой знакомой, — ответил он. — И знаете, это уже не в первый раз. Помните, я рассказывал вам о радиосигнале, который мы поймали в районе раскопок?
— Та самая музыка?
— Нет, эта была совершенно иная, но тем не менее… Хм-м… — Семецкий задумчиво постучал себя пальцем по губам. — А что, если это их язык?
— Не понимаю, о чём вы? Как музыка может быть языком?
— Да ведь это универсальный способ общения. Порой даже не понимая, о чём поют, можно прочувствовать всё, хотел сказать автор композиции. Только с помощью музыки возможно передать свои чувства и настроение, ни один язык в мире с этим не справится. И для общения на нём не требуется переводчик.
— Может и так, но я ни хрена не понял из того, что нам сказал свет.
— И тем не менее вы смогли ответить! — воскликнул Семецкий.
— What’s it? — снова подала голос норвежка, указывая пальцем куда-то мне за спину.
Профессор тоже переключил внимание на то, что там происходило, и мне не оставалось ничего, как обернуться и удовлетворить любопытство.
Всё это время мы неспешно продвигались вглубь тоннеля, периодически останавливаясь для осмотра стен. Я всё ещё надеялся отыскать тайный проходили ещё что-нибудь. Ведь не могли же древние прорубить этот коридор просто так, развлечения ради? Зачем-то потратили столько сил на его полировку?
И я оказался прав.
В глубине, сразу за изгибом, едва просматривалось ответвление, которого раньше там не было. Видимо, на его появление повлиял мой дуэт со светящейся хреновиной. По крайней мере, логика подсказывала именно это.
Фантазия рисовала всякое, начиная от нового тоннеля и заканчивая волшебными видами на грандиозный подземный город. Но то, что я увидел, было ещё более странным. Небольшая комната, примерно три на три метра, с купольным потолком. Точно так же высечена прямо в породе и отполирована до идеала.
Мы стояли у входа и тупо пялились на пустое помещение, даже близко не понимая его назначения. И снова мне выпада честь первым шагнуть внутрь. Осмотр стен ничего не дал, пол и потолок, тоже казались целостными. В том смысле, что невооружённым глазом не удалось заметить каких-то скрытых проходов.
Впрочем, на то они и скрытые.
— Ну, что скажете? — спросил Семецкий и его голос множество раз отразился от стен.
— Не знаю, вроде ничего нет, — пожал плечами я, находясь в этот момент прямо в центре.
— Что? — переспросил профессор, будто не разобрал ни слова. Он даже голову в проход сунул, показывая, что меня не слышно.
— Я говорю:
