Орел и Ворон - Калинин Даниил Сергеевич
Я озвучил вопрос, которым задавался еще в самом начале нашего пути, но который пришелся к месту только сейчас… А стрелец уверенно кивнув в ответ, твердо ответил:
– Я верю в это. Наш князь в это верит. Поверит и вся рать! И тогда, вступая в бой с литовцами и ляхами, никто не станет вспоминать о предавших нас наемниках или о плохом царе, за которого и кровь проливать нет нужды. Нет, все будут помнить лишь о благословении отмеченного Богом старца, а значит, и Божьем благословении!
Что-то такое я предполагал… Тем более что это благословение не просто поднимет боевой дух войска Скопина-Шуйского, но и привлечет на нашу сторону сомневающихся. Народ Московии очень религиозен, а значит, и слух о том, что солдат молодого и удачливого князя-воеводы благословил на бой с захватчиками прозорливый старец, станет решающим для колеблющихся.
Тех, кого не убедили воззвания игумена осажденной Троице-Сергиевой лавры…
Нам осталось лишь передать благословение, крест и просфору князю. Как говорят местные – дело осталось за малым…
Мы отъехали от оставшегося за спиной поселения уже версты на три. Возделываемые поля кончились, сменившись не очень густым перелеском и кустарником, подступающим к самой дороге.
– Хорошо хоть в тенек въехали. А то совсем дышать нечем было…
Сотник обтер рукавом рубахи взопревший лоб.
– Подписываюсь под каждым твоим словом, друг мой! Тень в такую жару – великое благо. Сам я давно уже скучаю по настоящему лесу, где даже сейчас было бы прохладно…
Неожиданно чувствительная Стрекоза вдруг привстала на дыбы и призывно заржала. Мгновенно посерьезневший Тимофей, бросив на мою кобылу мимолетный настороженный взгляд, потянулся к луку, покоящемуся в саадаке. А я привычно схватился за рукояти пистолей, заранее заведенных и покоящихся до поры в кобурах, уже заметив шагах в тридцати впереди, между кустарником, какое-то движение…
Выстрел!
Седое пороховое облако окутало место, где я только что наблюдал движение, а мушкетная пуля свистнула рядом со стрельцом. В ответ последний выпустил уже наложенную на тетиву стрелу, после чего резко рванул поводья влево, разворачивая коня:
– Засада!!! Уходим!!!
Повинуясь команде сотника, я также принялся разворачивать Стрекозу, но прежде разрядил в сторону прилегающих к дороге кустов оба пистоля. Я вновь успел заметить движение неизвестных врагов, и, кажется, после второго выстрела кто-то даже вскрикнул! Ну а кроме того, теперь и нас с Орлом окутала пороховая дымка, мешающая неприятелю целиться…
– Быстрее, немец, быстрее! В засаде нас порешают!!!
Подгоняя меня, из кустарника по левую сторону дороги прогремел еще один вражий выстрел. Пуля вжикнула рядом с плечом, а впереди послышались яростные крики атакующих…
– Н-н-н-о-о-о!
Развернув коней, мы со стрельцом поскакали назад, причем Тимофей, отпустив поводья и развернувшись в седле, отправил назад стрелу, продемонстрировав мне технику «скифского выстрела» воочию. Я только и успел подивиться его сноровке наездника, как сзади кто-то протяжно вскрикнул, и лицо моего спутника исказилось радостной и свирепой гримасой.
Значит, достал…
– Шайсе!!!
На дорогу впереди нас начали выбегать черкасы; воровские казаки держат в руках колья с небольшими листовидными наконечниками. По всей видимости, до того они выжидали на заметном удалении от дороги, чтобы кони не почуяли… Умно.
– Прорвемся!!!
Это кричит сотник, очередной стрелой сбивший наземь бегущего впереди черкаса. Я же, осадив Стрекозу, выхватил оставшиеся два пистоля из кобур, и поочередно разрядил их в воров, расчищая нам путь! Орел, в свою очередь, отправил лук в саадак и вырвался вперед, выхватив из ножен саблю. На моих глазах он доскакал до первого из разбойников и уже знакомым мне размашистым ударом клинка отклонил вражеский выпад, после чего встречным движением вонзил острие елмани в грудь ворога.
Еще один готов!
К стрельцу подскочил последний казак и вонзил стальной наконечник в грудь Уголька! Конь отчаянно заржал, поднимаясь на дыбы и сбрасывая седока… Но черкас даже не успел освободить копье из тела лошади, как на него уже налетел я – и тяжелый палаш обрушился на бритую голову противника!
– Вставай, Тимофей, вставай!
Стрельца, слава богу, не придавило павшей лошадью – успел «внук» боярский (как иногда я его про себя величаю) освободить ноги из стремян и сноровисто откатиться в сторону. Но на дорогу вслед за побитой голытьбой уже выскочил всадник в дорогом шляхетском кафтане!
Вновь лисовчики…
Я встретил литовца прямым уколом в грудь, но неожиданно нарвался на грамотную защиту: палаш умело отбили в сторону секущим ударом по клинку! И вражеская сабля, описав стремительную дугу над головой врага, тут же полетела в сторону моего плеча…
Выстрел!
Тяжелая пуля пистоля ударила в голову лисовчика; до меня долетели отдельные капли крови, брызнувшие во все стороны, а враг буквально вылетел из седла. Ошарашенно оглянувшись, я увидел замершего на дороге Тимофея. Я успел благодарно кивнуть сотнику, но тут от засады, в которую мы едва не въехали и в которой едва не сгинули, послышался дробный перестук копыт.
– Бежим!!!
– Ляхи треклятые…
Скинув с заводной кобылы поклажу (жалобно лязгнула сброшенная броня, так ни разу и не использованная), сотник буквально вспорхнул на спину лошади, усевшись на потник, и тут же поддал пятками конские бока:
– Н-н-н-о-о-о!!!
…Мы проскакали уже несколько сотен шагов, невольно уводя лисовчиков в сторону недавно оставленной за спиной деревни. И к моему вящему сожалению, враг не отстает – семеро ляхов, отчаянно гикающих и нахлестывающих лоснящихся, холеных жеребцов, уже успели сократить расстояние между нами, буквально повиснув на плечах! Правда, сотник, заприметивший стоящее у самой дороги молодое дерево, на скаку рубанул по стволу. Перешибить его с первой попытки не удалось, но Тимофей, остановив коня, тремя последовавшими за тем яростными, размашистыми ударами свалил тонкую березку уже перед самым носом преследователей!
Мы получили небольшую фору и проскакали еще шагов триста вперед, а потом вдруг заводная кобыла под Орлом споткнулась и захромала…
– Да что же такое!
Стрелец возмущенно вскричал, спрыгивая с лошади и кидаясь к своей последней заводной кобыле, а я, пользуюсь мгновением, принялся судорожно перезаряжать отцовский пистоль, с тревогой оглядываясь назад, на дорогу. Наши преследователи уже вновь сократили расстояние до нескольких десятков шагов… Слишком хорошие у них кони!
– Тимофей! Крест и просфора у тебя?!
– Да! На груди повесил!
Точно. Я же видел распятие в разрезе рубахи, как и небольшой кожаный мешочек – видимо, пристанище для просфоры…
– Уходи! Обоих точно догонят! Бери моих заводных!!!
Стрелец возмущенно взревел:
– Вместе биться станем…
– И вместе сгинем, Орлов! Нет! Ты должен доставить благословение князю, обязан!!! Скачем до поля, а там ты в сторону от деревни уходи, вдоль границы леса!!! А я их задержу…
Сотник молча поскакал рядом, стиснув зубы от злости: умом понимает, что я прав, да сердце не на месте – так говорят у московитов… Я же, дивясь собственной дури, пытаюсь зарядить второй пистоль на скаку, накинув поводья на левую руку. Впервые так делаю! Но вроде получается…
Между тем в голове, словно заведенные, бьются слова Христиера Зомме: «Для нас начинается путь чести»… И вторит им наставление отца: «Помни о чести, помни о семье, помни о Боге, сын мой».
Я помню, папа. Я никогда не забывал…
На самом деле я не задумывался о высоких понятиях чести и долга, когда по наитию принял решение прикрыть отход сотника. Я просто осознал, что вдвоем нам не уйти. И что без лука и брони стрелец не сумеет задержать ворогов… Ну а кроме того, для меня почему-то оказалось проще остаться самому и принять неравный бой, чем оставить умирать Тимофея.
Прости меня, Вики… Мы все равно увидимся с тобой.
Пусть уже и не в этой жизни.
