Лучший друг - Ян Жнівень
X
Первой очнулась Маша, из ранений имевшая разве что порез на бедре, оставленный ножом, который Артур вытащил из ее рюкзака. Она протерла глаза и заметила лежащего рядом Егора, лицо которого было в запекшейся крови под губой и около носа. Она схватилась за его рубашку и аккуратно провела рукой по его грязной, рассеченной парой веток щеке. На ее глазах показались слезы, но окончательно она разревелась, когда увидела уткнувшегося носом в землю и с рассеченным виском Лёшу неподалеку.
Вся рубашка, в которой он был, покрылась кровавыми пятнами. На лице его были синяки и ссадины, а в руках и на голени, видневшейся из-за порванной штанины, торчали острые веточки, точно вогнавшие внутрь какую-то заразу. В ту секунду Маша не понимала, как реагировать. Она хотела корить себя за совершенную ошибку, наказать себя за то, что сунулась в такое жуткое путешествие, но почему-то не могла. Ей казалось, что жизнь выглядит именно так, и тогда в ней что-то проснулось.
Нет, она не стерла слезы с лица и не перестала стонать от душевных болей, но она начала воспринимать это нормально, как здоровый импульс, который есть у любого. Все равно ей приходилось сравнивать себя и отца, его жизнь и свою, поэтому она для себя решила, что это был единственный вариант, который хоть как-то разгонит застоявшуюся кровь. Маша, завидев разгуливающих неподалеку армейцев, рыскавших в поисках шума, который тут поднялся уже достаточно давно, быстро утонула в своей сфере и собрала тела друзей. Уложив их в одном из чахлых деревянных домов, она полчаса летала по округе в поисках подходящего места, постоянно возвращаясь к раненым и проверяя пульс.
Наконец она увидела старое больничное отделение, которое имелось в сотне метров от посадочной станции, которая уже им была не нужна – поезд уехал. Но Машу волновало только то, насколько еще были в состоянии дышать ее товарищи, словно вмиг ставшие ей как родные.
В отделении, в которое она перенесла их в своей сфере, Маша уложила братьев на койки, еще не успевшие покрыться плесенью, и обработала их раны. Самым трудным было вытащить острые веточки, торчащие из ран старшего брата. Минут двадцать она провозилась с пинцетом, который лежал в ее косметичке, дабы вытащить куски дерева, параллельно смачивая раны своими слезами, которые никак не хотели остановиться. Так она извела треть их запасов перекиси и все бинты, которые были в больнице в нормальном состоянии.
Закончив кропотливую работу, она села на третью койку и начала ждать, пока кто-то очухается. Грудь двух парней медленно вздымалась, будто бы не теряя и не восстанавливая силы. Маша начала нервничать, думая, что лишь откладывает неизбежное, особенно когда смотрела на пробитый висок Лёши, заклеенный тремя пластырями.
Она постоянно бегала к глубокому порезу на груди старшего брата, который часто кровоточил и никак не хотел успокоиться. Взглядывая на них, она невольно молила господа оказаться на их месте и вдвойне ощутить их боль, чтобы только не быть в стороне. Она закрыла рот ладонью и посмотрела пустыми глазами в угол комнаты, думая о том, как эти люди вдруг стали ей так близки. Откуда рождались эти родственные связи между ними?
Слезы уже проступили под веками, и она было потеряла надежду на спасение, но внезапно, спустя почти пять часов, раскрывшиеся глаза привели бедную девушку в чувство. В ней вспыхнули доселе скрываемые, почти опротивевшие ей, истощающие любого чувства, вмиг ставшие самым приятным наслаждением в ее жизни.
Глава 3
История про отряд Уорвика
I
Не успел Егор прийти в себя и оклематься, как к нему на шею бросилась ревущая Маша, крепко обвившая его руками. Он обнял ее своей, весь дрожа от холода и боли. Только когда она наконец отстранилась от него, он увидел, что нога, грудь и лицо были замотаны бинтами и пластырями, два из которых украшали подбитую бровь и рассеченный нос. Он медленно провел рукой по ним, робея от прикосновения к каждому изгибу, параллельно представляя в голове свой жалкий и обездоленный вид, но ощущая приятное тепло и возбуждение от прикосновений Маши. Стоило Егору шелохнуться, как спина начинала ныть от боли.
Он прижался к неудобной койке и шумно выдохнул. Маша сидела рядом и в нетерпении ждала от него чего-то, вытирая катящиеся из сияющих глаз слезы. Терпя все боли и стреляющие уколы в спине, Егор выдавил серьезное выражение лица, но спустя пару секунд уже лежал плашмя, тяжело дыша и борясь с ознобом.
– Как брат? – спросил он, когда боль чуть отошла благодаря обезболивающему, о котором спохватилась Маша и протянула ему.
– Перевязан, – прошептала Маша. – Живой.
– Это главное. А п-поезд? Успеваем?
У девушки еще сильнее поджались губы, и она помотала головой из стороны в сторону. В этот момент Егор окаменел. Лишь кончики озябших пальцев подрагивали под тонким покрывалом.
– Не успели, – сказал он. – Вот тебе и идея не строить планы, которой этот придурок так гордился.
Девушке стало легче от того, что Егор мог так просто говорить, но все равно осекла его:
– Если бы не Лёша, мы бы уже были не жильцы. Я вытащила из него три острые ветки, перемотала около десяти порезов и ссадин, а также два ожога, невесть откуда взявшиеся у него на животе. У бедного вся одежда изорвана. Не в плане дело. Видишь, как все непредсказуемо повернулось. Этого нельзя было предусмотреть.
Егор положил руку на лоб
