Ринат Таштабанов - Обратный отсчет
Глава 3
Знак
Развалины «МЕГИ»
– Цербер! Ты где? – голос Эльзы подхватывает пробирающий до костей ветер. Опираясь на клюку и оставив у подножия завала котомку, старуха с трудом взбирается на нагромождение из бетонных блоков и стальных конструкций и, застыв, осматривает с импровизированного постамента разрушенный торговый центр.
– Неужели завалило?! – шепчет старуха. – Нет, не может быть! Цербер!
Услышав за спиной тихий шорох, Эльза поспешно поворачивается. Ее взгляд падает на странное существо размером с бульдога, стоящее метрах в пяти от нее. Тварь, покрытая серо-белой густой шерстью, привстает на задних, выгнутых в обратную сторону в коленном суставе, лапах. Морда мутанта покрыта черными рогообразными наростами. Пасть разевается, видны острые иглы зубов и клыки, торчащие наружу. Налитые кровью, огромные, чуть ли не в полморды, глаза буравят старуху. Нос твари втягивает воздух. Длинные уши, закинутые за спину, чуть подрагивают, поворачиваясь из стороны в сторону, улавливая малейшие звуки.
Эльза, не сводя взгляда с прыгуна, медленно, стараясь не привлекать внимание твари, нащупывает под плащом «обрез».
«Черт, крупный какой, – думает старуха, слыша, как низко рычит мутант. – Вожак? Своих зовешь? Вы же обычно большими стаями ходите, чтобы собаки или волкособы не задрали, – продолжает размышлять Эльза. – Где остальные?»
Старуха знает, что достаточно сделать одно резкое движение, и тварь прыгнет. Понимая, что выхватить оружие и выстрелить она не успеет, Эльза решает палить через плащ. Тем временем, прыгун подбирает задними лапами снег. Передние, трехпалые, лапы сгибаются в локтях. Острые, похожие на серпы когти впиваются в лед.
Мутант прыгает. Одновременно грохочет выстрел. Дробь рвет полу плаща и впивается в грудь прыгуна, сбивая его на лету. Окровавленная тварь отчаянно верещит, катается по снегу, пытается подняться. Эльза, кряхтя, подходит к прыгуну и, вытащив обрез, в упор стреляет в него. Заряд дроби разносит башку твари.
– Вот и допрыгался, – говорит старуха, озираясь по сторонам. – Кому-то еды подвалило.
В этот момент со стороны МКАДа мелькают несколько серых теней. Передвигаясь по снежному насту длинными прыжками, мутанты заходят на Эльзу с трех сторон.
Старуха роется в кармане, выуживая из него патроны. Переламывает стволы обреза. Заряжает ружье.
– Цербер, где же ты, когда ты мне так нужен? – шепчет Эльза, озираясь по сторонам.
Прыгуны приближаются. Расстояние все меньше. Старуха, подпустив первого метров на десять, нажимает на спусковой крючок.
Бам!
Тварь, взвизгнув, клюет мордой снег. Остальные останавливаются, рассыпаются полукругом. Явно не желая подставляться под выстрел, замирают в пятнадцати шагах от старухи. Но голод вскоре пересиливает страх. Твари, глухо урча, приближаются.
Эльза водит обрезом из стороны в сторону, мысленно кляня себя за то, что, поторопившись, оставила котомку, где лежит пистолет, внизу. Раздумывая, кого из прыгунов валить следующим, она понимает, что перезарядить оружие во второй раз она не успеет.
В этот момент слышится могучий рык. Повернувшись, Эльза замечает метрах в тридцати какое-то движение. Присмотревшись, она видит, что из-за завалов, ковыляя и прихрамывая, выходит волкособ.
– Цербер! – кричит старуха. – Сюда!
При виде грозного хищника прыгуны пускаются наутек. Волкособ провожает их взглядом и тяжело валится в снег.
– Лежи! Не вставай! Я сейчас!
Вернувшись с котомкой, подходит к волкособу, садится рядом.
– Досталось тебе, – произносит старуха, глядя на густо заляпанную кровавыми пятнами шерсть. – Дай посмотрю, – Эльза, стянув перчатку, вытягивает над волкособом руку.
– Так, здесь глубоко, – пальцы бегут по длинной резаной ране на груди зверя. – Ножом? – волкособ лижет ей руку. Старуха треплет его за ухом. – Лежи тихо, мне надо увидеть, – она снова вытягивает руку. Лицо Эльзы искажает гримаса боли. – Внутренности не задеты. Ты потерял много крови и сил. Но с твоей способностью к регенерации тебе нужен час-два, чтобы восстановиться. Только надо подкрепиться. Понимаешь? – старуха, повернувшись, машет рукой в сторону МКАД. – Плоть грешника ждет тебя! Мои дети не забрали его, но сначала мне нужно достать пули и обработать твои раны. Хорошо?
Эльза, порывшись в котомке, достает металлическую коробку, щелкает замком, открывает ее.
Осмотрев содержимое, она выбирает среди скальпелей, пилочек и медицинских щипцов пинцет.
– Терпи! Я быстро.
Эльза кладет левую руку ладонью на рану, а правой, ловко орудуя пинцетом, извлекает пули.
Волкособ рычит, но лежит смирно.
– Теперь обработать нужно, – говорит женщина, – сразу полегчает. Только нюх ненадолго отобьет, уж больно запах ядреный.
Эльза достает из котомки фляжку. С трудом открутив пробку, старуха плещет в ладонь грязно-бурую жидкость и водит рукой по груди волкособа. Зверь дергается, но Эльза ласково говорит:
– Тс-с… успокойся. Пусть вся твоя боль уйдет. Тс-с… Терпи Цербер, тебе ли не привыкать?
Закончив, старуха еще раз внимательно смотрит на зверя.
– Замри! А вот этого я не приметила. – Быстро перебирая пальцами шерсть, старуха проводит рукой по пулевым отверстиям и разрезу, оставленному штыком «трехлинейки». Раны образуют косой крест. Эльза отстраняется и произносит:
– Это Знак! Друг мой, знаешь, кого мы, возможно, повстречали? – Старуха встает и, подозрительно оглядевшись, склоняется над волкособом. Положив голову ему на холку, она шепчет:
Тот, кто однажды от зверя уйдет,Через пытки до казни дойдя…Тот, кто однажды обитель спасет,От братьев смерть отведя…Тот, кто однажды веру вернет,Огнем, очищая тела…
– Это строчки из пророчества отца Алексия. Вот почему мне было видение!
Старуха приподнимается, поворачивается в сторону Люберец, задумывается и добавляет:
– Столько лет прошло, вот мы с тобой и встретились… Тень… Цербер! – старуха переводит взгляд на волкособа. – Слушай меня. Ты должен найти того, кто стрелял в тебя. Он прошел только первое испытание, но будут и другие. Выследи его! Только не вздумай убивать. Он мне нужен живым! Ты понял? – Эльза строго заглядывает в глаза зверя. – Живым! Наведи на него моих детей. Кажется, я знаю, куда он мог пойти. Задержи его как можно дольше! Я должна успеть. Теперь, мой долг – помочь ему. Если он ниспослан нам свыше, то грядет время перемен! Ступай! А мне надо еще кое-чего предпринять, – старуха легонько толкает зверя. – Ищи, но сначала поешь!
Волкособ нехотя встает и идет в сторону дорожной развязки. Он подходит к обезглавленному телу Шестого и, задрав морду, протяжно воет…
* * *Стылая зимняя ночь, тьма, хоть глаз выколи. Потеряв счет времени, я иду, прихрамывая на прокушенную ногу. Постоянно сплевываю кровь, видимо, падая, я все же сломал ребра. И если бы не прием «первача», то давно бы упал от холода и болевого шока.
«Горе, горе тебе, великий город Москва, град крепкий! Ибо в один час пришел суд твой», – вспоминаю я слова проповеди отца Силантия, чувствуя, как ледяное крошево тает на искусанных до крови губах.
Котельники остались позади, и сейчас я на Октябрьском проспекте. «Ухтомка» (завод, заложенный еще в царское время) – вот она, можно сказать, рукой подать. Главное до бомбаря дойти. Я уже вижу забор и контуры разрушенных цехов с провалившимися крышами. Колоритное место. Считай, готовые декорации – хоть кино про войну снимай. Еще до Удара, как говорили мужики в Убежище, это место было мечтой для «залазеров».
Мысли и воспоминания. Наше проклятье и наша надежда. Внезапно за спиной раздается низкий угрюмый рык. Вздрагиваю. Оборачиваюсь. Даже с моим «ночным» зрением я с трудом различаю, как во мраке, шагах в пятнадцати от меня, белеет огромный силуэт зверя. То, что это именно тот волкособ, который напал на меня, я не сомневаюсь – на его шкуре, как раз на груди, я вижу кровавые разводы.
«Опа! – по моей спине бегут мурашки. – Живучий, зараза! И чего теперь мне делать? Тварь! Пять пуль словить – и хоть бы что. Как он умудрился из-под завала выбраться?»
Странно, но особого страха я не чувствую, хотя понимаю, что животному ничего не стоит броситься на меня и разорвать. Скорее, я испытываю любопытство. Уж слишком нетипичное поведение для волкособа. Он явно что-то задумал. Вот только что?
Волкособ стоит, пригнув башку. Я слышу его размеренное дыхание, которое словно обжигает мою плоть, лаская огнем ненависти обмороженное лицо.
«Почему не нападает? Точно загоняет куда, – проносится у меня в голове. – Ведь я почти безоружен. «Макар» с тремя патронами не в счет».
– Эй! – слабо кричу я. – Чего застыл, давай! – вялый взмах руки.
Зверь не двигается, лишь буравит меня взглядом.
Я медленно, старясь не привлекать внимания волкособа, достаю пистолет. Обмотанная изолентой рукоять удобно ложится в руку. Замерзшие пальцы не слушаются меня. Тактильные ощущения почти исчезли, словно конечности вырезаны из дерева.
