Мария Семенова - Парадокс Ферми
На орбите. Поединок
Дремучая марханская чаща вселяла оторопь и восторг. Древние деревья-великаны подпирали зелёными головами само небо, неся на могучих стволах целые посёлки растений помельче. В самом низу становилось понятно, отчего эволюция сделала предков Броана такими бледными и беловолосыми. Здесь было темно, как в пещере, а Пахнущая перегноем подстилка то и дело переходила в форменное болото. Тем не менее Броан и Гарьят быстро отыскали сухую полянку, словно созданную для поединка. Сюда пробивался солнечный свет, ему радовались синтезированные птицы, и совершенно натурально пахли цветы.
— Берегись! — предупредила Гарьят. Выхватила из ножен мечи и, чертя ими стремительные восьмёрки, пошла в атаку на Броана. — Хей! Хей! Хей! Хейю-у-у-у-у!
Оба были в высоких сапогах с голенищами-поножами, красными, чтобы не была видна кровь, боевых штанах и прозрачных нагрудниках, особым образом выделанных из кожи сагейских быков. Руки в латных рукавицах и блестящих наручах сжимали рукояти круто изогнутых клинков. Это были печально известные «огненные мечи» — опасное наследие давно сгинувшей зурской цивилизации. Они с лёгкостью «брали» любую броню, а при резком ударе о металл испускали потоки цветных искр. Бывалый воин, умеючи пользуясь этим свойством, мог отвлечь супротивника, испугать, смутить, даже увечье нанести, хлестнув по глазам. А затем уже сверкающим, не знающим преграды клинком…
Поединщики бешено вертелись на поляне, звонко скрещивались клинки, падающими звёздами сыпались стремительные искры… Валявшийся поодаль муркот поднял голову только тогда, когда люди остановились, погасив гибельный фейерверк.
— Раз! — торжествующе сказала Гарьят и сделала отточенное, полное жуткого совершенства движение отряхивания клинка. — Поправь меня, мужчина, или у кого-то в самом деле идёт кровь?
Снежная грива Броана у левого плеча стремительно меняла цвет — кровь ручьём текла из рассечённого уха. Она капала на прозрачный нагрудник, оставляла липкие разводы на коже. Очень яркие на бархатно-светлом.
— Продолжим, женщина, — невозмутимо ответил Броан.
И опять полетели каскады искр — алые от его мечей и золотые от клинков Гарьят. И опять смертельный вихрь довольно скоро иссяк. Его потушила кровь, неспешно засочившаяся у Броана из длинной царапины на правом плече.
— Всё, мужчина, бери регенератор, — опустила мечи Гарьят. В её негромком голосе больше не было торжества. — Я подожду. Если ты ослабеешь, мне станет неинтересно биться с тобой.
А у самой в глазах пожаром разгорались непонимание, сомнение, прозрение и злость. Она словно нащупала ответ на некий сложный, давно снедавший её вопрос. Между тем муркот поднялся, оценил обстановку, заворчал и решительно улёгся между Броаном и Гарьят. «Всё, двуногие. Дальше только через мой труп!»
— Не беспокойся, Младший брат. Уйди, — велел ему Броан. — Я умею считать до трёх, женщина. Давай убедись, так ли я ослабел.
Он как будто не чувствовал ни боли, ни кровопотери, ни даже досады от грозящего поражения. Исход поединка его, казалось, вовсе не волновал.
— А не пошёл бы ты знаешь куда?! — вдруг разъярилась Гарьят, выругалась и бросила в ножны оба клинка. — Ты не боец, а хитрый притворщик, а я… — она внезапно то ли застонала, то ли рассмеялась, — я распоследняя дура. Мы с тобой словно эгилонские псы во время брачной игры! Сука всё кусает, кусает, кусает кобеля, а тот не даёт сдачи, даже не отстраняется. Где твоя коронная «вертушка», Броан? «Двойной полёт змеи»? «Песня в ночи»? Где? Да ты, если бы захотел, убил бы меня с самой первой атаки. Одним клинком! Сломанным! С закрытыми глазами!.. А ты не хочешь. Ты ждёшь. А я, дура, все кусаюсь, кусаюсь… И не смотри на меня так, мархан! — Она вдруг придвинулась к нему вплотную, перешла на шёпот, заглянула в глаза. — Не забывай, я из клана Истинных. Мои матери с самого Нашествия не знали мужчин. И я не нарушу их священный завет. Слышишь, Броан? — Гарьят сверкнула глазами. — Не нарушу. Помни об этом… — Она гневно дёрнула плечом, резко повернулась, собираясь уйти, однако о чём-то вспомнила, подхватила регенератор и активировала форсированный режим. — А ну замри!
Надела радужно переливающееся кольцо Броану на шею, ожгла свирепым взглядом — и всё же ушла, только зашуршала под ногами потревоженная трава.
— Да знаю я… — Броан вздохнул, мягко опустился на землю и сказал муркоту: — Если бы она была твоей кошкой, ты быстренько вправил бы ей мозги. Только она, брат, не кошка. Она женщина. И аркарейса…
Лёг навзничь, вытянулся, закрыл глаза и отдался объятиям восстанавливающего поля. Оно легко залечивало раны, унимало боль, творило лимфу, жёлчь, кровь… Вот только занозу из души вытащить никак не могло.
Узер. Праздник
Наступал третий день Праздника Летнего Солнцестояния, близился рассвет, ритуал перерождения Великого Осириса был в самом разгаре. Меж огромных, покрытых росписью колонн струился благовонный дым, звучали шушан-удуры, во внутреннем дворе храма разыгрывали волнующую мистерию. В начале действа лучезарный Хра в образе солнечно-рыжего Кота сокрушал под развесистым деревом змея Ими-Ухенефа — кромсал огромным тесаком длинное цветастое тело, сплетённое из пальмовых волокон. Да не один, конечно, а с преданными соратниками: грозным Анхуре, свирепым Упуаутом, могучим Мехен-Та. Затем победоносный Хра изводил под корень приспешников нечистого супостата — змеев Индифа, Бабаи, Демиба, Апопа, Джесертепа, а также крокодила Магу.
Священная мистерия, исполненная с искренней верой, поистине завораживала, зрители поддерживали защитников жизни многоголосым криком, впадали в экстаз, дети рвались помочь небесному воинству. Тысячная толпа, казавшаяся единым живым существом, дышала пивом, маслом, потом и чесноком. В бархатное небо уже выплывало созвездие Саху, вслед за ним, одновременно с восходом Солнца, замерцает великая звезда Сотис, и в Египте начнется новый год. Он принесёт благословенный разлив Великой реки. Изобилие воды, плодоносный ил на пшеничных полях, урожай… жизнь!
«Не верьте тому, кто скажет вам, будто жизнь божества — сплошной праздник. — Узер смиренно вздохнул и медленно, осторожно, чтобы не заметили зрители, переменил положение на троне. — Не верьте тому, кто скажет вам, будто бог повелевает своими смертными подданными как хочет, сам же нисколько не зависит от них…»
На самом деле, конечно, жаловаться было грех. Его культ, по крайней мере, обходился без драм, без ужасной, хотя и временной, кончины от рук подлых врагов. Узер сидел в мягком анатомическом кресле, в благополучном удалении от толпы, под сенью опахал, под непроницаемой защитой голограммы, проецируемой «Джедом». «Анх» ненавязчиво ограждал его от чрезмерной жары, у подножия трона стояли жрецы-херихебы, следившие за правильностью церемоний, военачальники-маджаи, блюститель веры — иерофант. Самый цвет, самая соль, самые ревностные служители своего бога, вечно прорастающего, цветущего и колосящегося. В местном произношении — Осириса.
У них всё получилось. В размеченных Джехом каналах и рукотворных озёрах плескалась вода и сновали рыбацкие лодки, никогда не возвращавшиеся пустыми, урожай следовал за урожаем. Когда светозарный Осирис посещал свой народ, ему подносили для благословения младенцев. Да и собственный сынок Гор подрастал крепышом и обещал стать героем — не иначе, в деда Геба пошёл. Чего ещё желать?..
…А вот чего. Узер подумал о том, что давно не виделся с Зетхом. Надо будет или в гости завернуть, или хоть звякнуть по голосвязи, узнать, как у брата дела. Хотя и тут беспокоиться было особо не о чем, ведь Зетху по жребию досталась лучшая часть пирога, и он не из тех, кто склонен разбазаривать подарки судьбы. Рыжий владел Нижним Египтом, землёй, без преувеличения благословлённой Творцами, прозванной за плодородие Чёрной. Брось в неё пепел из курительницы, окропи водой, и вырастет тринопля. Да такая, что руки отвалятся, пока урожай соберёшь. Возделанные поля трижды в год отдаривали землепашцев просом, пшеницей, полбой, ячменём, овощами, бобами всевозможных сортов и разноцветным хлопком. Излишки перевозились по реке и по целой системе мощёных дорог — до самого выхода к межматериковому морю…
Чтобы в таких условиях бедствовать, надо было родиться вовсе без рук, а главное, без головы, и к Зетху это уж точно не относилось. «Да, надо как-нибудь выбрать время и пригласить его в гости. Хра давным-давно остыл, Небетхет больше не даёт ни причины, ни повода для ревности…»
На безмятежном, точно здешние небеса, жизненном горизонте просматривалась лишь одна чёрная тучка. Наблюдатели. Репты.
С той достопамятной встречи Зетх их больше не видел, но знал, что они обустроили себе целую систему подземелий и основали там собственный культ. Якобы тайный и, естественно, чёрный. Но эта чернота была не от плодородного чернозёма, а от самой Тьмы. И народ к ним тянулся соответствующий: ворьё, осквернители могил, насильники и предатели. Себя репты причислили к владыкам загробного мира, уничтожителям земных тел грешников, что, согласно местным верованиям, и души обрекало небытию. Имена новых богов вполне отражали их суть: чего стоил хотя бы «Сжигающий Миллионы»!..
