Возвышение. Земли Ордена - Михаил Павлович Игнатов

Я стиснул зубы и едва ли не одним мысленным мазком преобразовал его трёхцветную печать, сминая и перекраивая её в новую печать, печать, сформированную по сектантскому образцу — через отдельные кольца условия, пусть и пустые. Занято было только одно, единственным уцелевшим после трансформации символом-приказом «замри», но этого хватило, чтобы, наконец, превратить Пересмешника в статую. Хорошо, что мы не на площади проверки и никто в городе не узнает… Или узнает?

Слуга харчевни, которого Пересмешник едва не снёс вместе с ширмой, попятился со своим вином, белея на глазах. Помощник магистра крутанул головой на Пересмешника, на нас с Седым, прищурился и одним шагом оказался рядом со слугой, впившись пальцами ему в плечо.

— Вон отсюда, — отшвырнул его дальше в коридор. — Позовём, когда понадобишься. И держи язык за зубами, надеюсь, ты меня понял? Или мне пояснить, что бывает с болтливыми?

— Нет, нет-нет-нет, старший, я понимаю, как устроена жизнь, — уже не бледнея, а серея, попятился слуга харчевни.

— Надеюсь.

Едва слуга, стороной оббежав хрипящего Пересмешника, скатился вниз по лестнице, как помощник магистра повернулся ко мне:

— Уважаемый гость, мы не одни здесь.

Я мрачно кивнул. Это я знаю, возможно, получше него самого: восприятие, сосредоточенное только на этом этаже харчевни, доносит до меня и число других гостей, и их удивлённые рожи, которые они оборачивают в сторону шума, проникшего к ним извне, и то, как они поднимаются со своих мест, собираясь выглянуть из-за занавесок и ширм.

Вбил в круги печати новые символы языка Древних и рявкнул:

— Пересмешник! Ко мне и объяснись. Живо! Это приказ!

Я получше кого-либо представлявший, какую боль он сейчас испытывает, с мрачным сожалением глядел, как он техникой вернулся и впился в меня ненавидящим взглядом.

Но было не до его глупой ненависти. Я коротко приказал:

— Объясняйся.

Он прохрипел:

— Это только моё…

Я оборвал его:

— Хватит нести чушь. ОБЪЯСНИСЬ!

Пересмешник ещё вдох пытался прожечь меня взглядом, а затем как-то разом осунулся, поник, опустив плечи, а Верность над ним перестала пульсировать.

Послышался чей-то недовольный окрик:

— Эй! Что там у вас происходит? Слуга!

Помощник магистра скользнул прочь из нашего кабинета, подхватив ширму, ловко приладил её на место, и уже через вдох шагнул навстречу потревоженным соседям:

— Уважаемые, один из гостей немного перебрал, но мы уже его утихомирили. Прошу прощения за беспокойство.

— Прощения он просит. Что за обслуживание, слуга⁈ Почему я должен терпеть рядом с собой каких-то буйных пьяниц?

— Ну что вы, уважаемый гость города, зачем бросаться такими словами? Вы гость, он гость, вы уважаемый, он уважаемый. Всего лишь небольшой шум.

Удобно, когда у тебя есть человек, берущий на себя проблемы.

Пересмешник выдохнул, разом заставив меня позабыть о мелочах:

— Она моя дочь.

Если я как-то разом потерял дар речи, то Седой нет.

— Дочь? Ну у вас и семейка. И кого она убила, что её сослали сюда?

— Ты! — вскинулся Пересмешник. — Моя дочь никого… — он оборвал сам себя, повернул голову к окну и сдавленно выдохнул. — Она оказалась здесь из-за меня.

— Погоди, — немного пришёл я в себя и спросил. — Если она твоя дочь, то Кирт что, твой сын?

Пересмешник обернулся ко мне, взгляд его был растерянный и непонимающий:

— Сын?

— Молодой глава же сказал, что Кирт брат Аммы, — хмыкнул Седой, хотя я вроде такого не говорил.

Но Пересмешника проняло, он сглотнул, снова обернулся к окну, явно теперь рассматривая Кирта, выдохнул:

— Я… Нет… Да. Не знаю. Не знаю! — повторил он сдавлено. — Когда нас поймали, то была только Амма. Я не… — он мотнул головой и вдруг жёстко сказал. — Неважно. Он мой сын. Само Небо после всех лет испытаний подарило мне эту встречу.

Я медленно выдохнул и перегнулся через стол, ухватив чашу Седого. Под его изумлённым взглядом сделал глоток, даже не ощущая вкуса вина, затем другой.

Само Небо? Ну да, ну да. Какой был шанс на то, что я пощажу Кирта? Кирта, который издевался надо мной, бил в поместье Саул? Кирта, который убил в спину своего собрата по отряду? Какой был шанс, что проводя допрос Аммы, я прочитаю её имя в Указах и вспомню его, свяжу с именем своего подчинённого Кирта? Какой был шанс, что я не убью на месте Пересмешника, а так вовремя изменю своему принципу «мне служат только добровольно» и навешу на него Указ-искупление длиной в год?

Какой был шанс на то, что я возьму Пересмешника с собой во Второй пояс, где он встретит этих двоих и узнает в них своих детей? А какой шанс на то, что всё это случится друг за другом?

— Небо подарило эту встречу или же твой господин? — вдруг произнёс Седой, заставив меня вздрогнуть.

Я отнял чашу от губ и встретился с горящим взглядом Пересмешника. Через миг он бухнулся на колени.

— Господин потерявших надежду и ожидавших лишь мести. Ты вернул мне надежду, ты дал мне возможность обрести то, что я и не надеялся вернуть. Я обещал тебе быть рядом, когда ты начнёшь уничтожать Эрзум? Теперь я обещаю быть рядом всегда до самой своей смерти. Твои враги станут моими врагами, твои желания станут моими желаниями, моя жизнь отныне принадлежит тебе.

Седой хмыкнул:

— Кто бы мог подумать, что бывший убийца способен произносить такие возвышенные клятвы.

— Бывших убийц не бывает, — зыркнул в его сторону Пересмешник. — Доказать тебе?

— Хватит вам, — сморщился я. Толкнул мысль помощнику магистра, только через мгновение сообразив, что тем самым впервые показал ему, что совсем не Мастер. — Если успокоил посетителей, то продолжи начатое дело, позови Амму к нам от имени магистра.

— Только её, господин? — осторожно спросил Пересмешник, по-прежнему жадно кося за окно, словно ему не хватало восприятия.

— Пока только её, — потёр я лоб. Голова и так гудела от десятков мыслей.

Повисла напряжённая тишина. Молча мы наблюдали, как помощник магистра пересёк наискось улицу, вошёл в харчевню, показал медальон и какой-то знак сидящим за столом и негромко приказал Амме. Молча мы наблюдали, как она коротким жестом успокоила остальных и шагнула вслед за помощником магистра. Как она поднималась по лестнице к нам.

Молча и