Восхождение к власти: день гнева - Соломон Корвейн
- Да, знаю. Я получил его в дар от «друзей». И пусть это станет моим залогом присоединения к вам. – Тяжело закончил фразу Маритон.
Служитель культа задумался, понимая, чего желает раненный боец. Он видит, как атрофия души в единственном живом оке бывшего аккамулярия сменяется на злобу и гнетущую жестокость. Но это не праведная ярость и не тем более желание сокрушить лживое божество. Более тёмное и опасное чувство терзает дух живой, пожирая его изнутри. Флорентин не раз видел, как оно приводило к самым ужасным последствиям и на фоне грандиозных событий оно может оказаться столь разрушительным, что способно изменить ход истории.
- Скажите, вы жаждите мести? – звучит вкрадчивый вопрос.
Маритон понимает, что хочет услышать от него священник и знает, как лучше ответить, но на ложь и спекуляции нет желания и сил. Лишь прямая истина, льющаяся из души чугуном:
- Возмездия за разрушенное счастье. Я лишь хочу, чтобы те, кто несправедливо себя возвышают пали ниц и стали историей. Я жажду справедливости, как и все вы. Меня уже не интересует собственная жизнь, честно, – опираясь на пол, затем на опрокинутую скамью, сквозь жуткую боль и неимоверную усталость, Маритон поднимается на ноги и, качаясь от пронизывающей тело садни, с рвением продолжает. – Если ваш Бог дарует мне возможность сокрушить врага, на руках которого море крови невинных я пойду за Ним хоть в ад. Дайте мне возможность сразиться с заклятым неприятелем, в последний раз. Жажду ли я мести? Ещё как. Но это моё последнее желание, мой смысл жизни, не лишайте меня, его.
Флорентин спокойно рассматривает Маритона, сохраняя в лице полную статичность. Он видит человека озлобленного, но полезного. Месть, возможно, последнее, что ещё поддерживает жизнь в мужчине. Ни раны, ни обездоленность, ни позор боле его не беспокоят, лишь охота принести воздаяние нечестивому и прокажённому Информакратичному строю.
- Я и не буду решать, – слегка улыбнулся Флорентин. – Мы отправляемся в Этронто, именно там теперь собираются христиане центральных Апеннин и те, кто хочет участвовать в войне за север. Там и решат, подходишь ли ты, – и, приложив руку к плечу Маритона, Флорентин Антинори, сохраняя спокойствие, мягко закончил, обозначая начало новой главы в жизни мужчины. – Хорошо, теперь ты с нами, теперь ты не програманнин, а будущий гражданин Рейха. Помоги мне собраться и разбудить людей, чтобы поскорее отсюда уйти. Мы отправляемся. Немедленно.
Часть вторая. Война за будущее/Интерлюдия
- Господин! – зазвучало громогласное обращение, развеявшее безмолвие в обширной белоснежной мраморной зале, наполненное и почтенностью, вкупе с уважением и дрожью от страха перед величественной фигурой, – наши союзники сообщают, что Королевство Тириолий уничтожено, а Венецианская аристократия была усмирена силами главы группы армий «Неаполь» Вериха Виля и «Великого Хана» Орды «Ветер Смерти».
Посреди просторного помещения раскинулись длинные столы, вырезанные из мрамора и украшенные изысканной резьбой, внушая каждому собравшемуся ощущение величия и помпезности места собрания, а также величия той власти, которая воздвигнул памятник личной славе, увековечив его в камне. За длинными столами, расставленными в форме буквы «П» уселось не менее пятидесяти человек, облачённых в стандартные классические костюмы одинакового типажа. Только десяток женщин разбавляли хоть как-то монохромность образа присутствующих.
И лишь он один отличается от всех. Высокий мужчина лет сорока, черноволосый с прекрасными волосами, досягающих плеч. Мужественные черты лица идеально сочетаются с выразительными серыми очами, взгляд которых устремляется прямиком в душу того, кто осмелится поднять взгляд на могучего парня. Его одежда проста и не изыскана, контрастируя тем самым с величественной и роскошной залой. На могучее тело ложится обычный серый балахон, закрывающий практически всё тело, подпоясанный самым обычным кожаным ремнём. Но даже такой простой вид только подчёркивает физические достоинства человека, сидящего по центру, показывая всё могущество мужчины.
- Хорошо, – властный голос повелителя эхом разносится по всей свободной зале. – Можете присесть, информатор Антоний.
Человек одёрнул свой пиджак, отдал поклон, исполненный покорностью, и поспешил занять своё место, дабы не впасть в немилость к тому, кто возглавляет собрание.
- Уважаемые господа, – вставая с места, обращается ко всем мужчина и его голос усиливается многократно, разносимый эхом, что придало ещё большую могущественность говорящему. – Нас ждёт тяжёлая работа и трудная миссия по борьбе с самой опасной ересью в этих краях, – речь размерена, наполнена уверенностью и силой. – Вы встречались уже с порождениями ночи Великого кризиса и результатом извращённой работы больных умов, – На прекрасном лике парня промелькнула тень неприязни и отвержения. – Я говорю о так называемых киберариях, с которыми встретились добрые господа Джузеппе Проксим и Эмилий Павел.
- Вы говорите об Аурэлянской Информакратии? – Прерывает речь тихий вопрос человека, сидящего рядом.
- Да, я говорю именно о той державе развращённых умов и бале сумасшедших людей. Но прежде всего, это оплот самой опасной ереси и скверны для умов на всём севере Апеннин. И если мы хотим, чтобы дело Крестового похода, который ведёт наш Император против всех нечестивых, жило, нам необходимо будет уничтожить тот оплот мракобесия.
Разговор шёл ещё несколько минут. Высокий статный человек напропалую раздаёт поручения и приказы командирам и госслужащим, но не столь много, чтобы их можно выполнить. Минута за минутой и совещание окончилось – властитель всех отпустил и слуги Рейха как можно быстрее поспешили уйти из роскошной залы, будто она не мила им, и словно их некая сверхъестественная воля оттуда гонит.
Позади, за спиной плечистого парня, ведшего совещание, появилась другая фигура, поменьше и каждое её движение словно лисье. Сам парень сидит и ждёт, пока к нему подойдут с особой настороженностью. Из мужественных глаз пропал весь пыл и рвение, остаётся единственная эмоция стыда.
По полу чеканят шаг высокие сапоги, будто гнетущий маятник отбивает секунды пред катастрофой, прикрываемые чёрным кожанно-сыромятным камзолом. Человек с длинными волосами цвета бездонной ночи становится по левое плечо от мужчины и кладёт костлявую руку. Его синие очи полыхают двумя угольками, будто бы их сам ангел или дьявол вложили, или же сие лампочки сумасшедшего робота, но это только лишь глаза, в которых горит пламень безумного рвения.
- Для бывшего преступника слишком пафосная речь,
