Восхождение к власти: день гнева - Соломон Корвейн
- Обождите! – звучит грубое воззвание от одного из бойцов. – Он может статься опасен. Это явно один из лазутчиков ворога.
- Не нужно, – мягко отвечает ему человек в чёрной рясе и с милосердием продолжает. – Посмотрите на него: он слаб и изнеможён, у него серьёзные раны.
- Это может быть уловка!
Высокий статный мужчина сильно склоняется над Маритоном, рассматривая того практически в упор. Взгляд разжалованного аккамулярия улавливает черты облика наклонившегося. Длинный немытый чёрный волос доходит практически до лицевых порезов Маритона. На фоне исхудавшего от недоедания лица серые глаза парня довольно выразительны, в них словно огонь горит. На щеках, подбородке и над губой чёрная, неаккуратно подстриженная бородка. На высоком лбу есть пара свежих царапин.
- Прошу вас, осторожнее! – кричит боец, держа ружьё на взводе. – Он может быть опасным.
Незнакомец пропустил слова предупреждения мимо ушей. Склонившись, он внимательно рассматривает Маритона, вглядываясь в каждый аспект его лица. Пристальный взгляд серых, как камень, глаз шерстит по одежде и ранам мужчины, который лишь бессильно наблюдает за тем, как его изучают.
- Киньте взор на его одёжу! – доносится грубый голос другого бойца. – Он из высшей рати! Его нужно повязать!
- Не говорите ерунды, – человек в рясе выпрямляется и, сделавшись мягче, чем его спутники, говорит. – Взгляните на него, теперь он, как и мы. Такого же племени, как и все, ибо его изгнали из своего лагеря. – И обратившись к Маритону, тихо обращает ему вопрос. – Скажи нам, что же с тобой случилось?
В ответ, бывший аккамулярий, молчит. Он не хочет говорить, ибо не считает это значимым. Да и банально нет сил на то, чтобы выдавить из себя хоть какую-то фразу, а вкупе с безразличием это порождает безмолвие и атрофию языка.
- Поднимите-ка его и понесём в храм. Да побыстрее.
«Видимо, человек в рясе обладает большим влиянием, раз его слушаются» - сам себе не открывая рта, проговорил Маритон.
Два воина подняли изгнанника и взгромоздили себе на плечи, чтобы легче было нести. А на том холодном месте, где последние минуты пролежал раненный, образовалась лужа крови, растекшаяся по гранитным плитам неприятием пятном.
Очертания разрушенной постройки становились всё отчётливее, при приближении Маритона к обители. Обычный католический храм, расположенный посреди какого-то пустыря, где средь каменной серой брусчатки растёт короткая и пожелтевшая трава. Места на всех не хватает и улицы ломятся от трущоб, но здесь нет ни палаток, ни самостроя, что могло бы удивить бывшего аккамулярия, будь он не в отдалённом от реальности состоянии. С первого вида строение похоже на разрушенную римско-католическую базилику, выполненную в раннехристианском стиле – у неё частично разрушена небольшая часть восточная стена, и крыша вся покрыта заплатами. Выцветший камень, из которого сделана базилика, со временем покрылся мхом у подножья храма.
- Заносите его, быстрее! – командует мужчина, похожий на монаха, открывающий тяжёлую деревянную дверь. – Положите его на свободную лежанку.
Маритона занесли в церковь, которая как близнец напоминает внутреннее устройство Базилики Константина в Трире. Скоротечно окинув усталым взглядом помещение, он нашёл его слишком захламлённым для старинного строения – множество мебели, каких-то лавок и огромных палок и лежанок у стен, чем создаётся эффект нагромождённой стены из всякого хлама у стен, возвышающегося на два-три метра, окна, лишённые стёкол, занавешены натянутым полиэтиленом. А в конце, там, где высокая арка, свисает огромное тканевое полотнище с изображением мужчины, с чёрной бородкой, выразительными, пронизывающими до самой души, очами, во весь рост с нимбом и облачённого в еле различимые кремовые одежды.
Весь обзор на помещение вскоре перекрылся деревянной старой лавкой, возле которой его положили воины. Кожные покровы в некоторой степени лишённые чувствительности не почувствовали ткани под собой, лишь затухающее сознание поняло, что тело положили на что-то мягкое и тёплое.
- Лежи тут, – грозно вымолвил трущобный боец и с напарником оставил Маритона в одиночестве.
В помещении слышится сопение ещё десятка человек, которые покорно дожидаются момента торжества над ночью первого луча солнца, чтобы подняться и преступить к работе. Спящие люди, получившие скромный приют в храме, настолько устали за день работы, что не заметили, как к ним занесли раненного человека.
Посреди всеобщего лежбища Маритон, кряхтя, чуть приподнимается и видит, что всё его тело залито кровью, которая продолжает течь из незакрытых ран, и покрыто грязью, а одежда превратилась в жалкие лоскуты ткани и кожи.
- Осторожнее, вам нужно лежать, – доносится из темноты заботливый голос.
Рассеивая мрак и выходя из него, появляется высокий мужчина в промокшей рясе. Шаг его обуви порождает тихие шлепки подошвы о мраморный пол. В руках у хозяина церкви зажаты пожелтевшие бинты, мази в тюбиках, потерявших цвет и бутыли с разбавленными растворами.
Изгнанник спиной опёрся на старую лавку и тут же почувствовал болезненные ощущения по всему телу. Сухие губы подходящего парня исказились в смущении и неприязни, а затем с них сошёл шёпот:
- Я же вам сказал лежать.
Первым делом человек в чёрном находит места, где ранения самые серьёзные и отчищает их тряпочкой и водой от грязи, чтобы не допустить заражения. Затем промывает раствором, от которого на ранении чувствуется лёгкое пощипывание и тут же перебинтовывает рану, чтобы остановить кровопотерю. И чтобы разнообразить хоть как-то медицинские процедуры, разбавляет знакомство вопросом:
- Может, скажите, как вас зовут?
Ответом становится молчание, незаполненное скорбью и бессилием со стороны Маритона, который не желает даже начинать разговор.
- Могли бы вы рассказать что-нибудь о себе? Вы всё-таки, теперь один из нас, – перетягивая бинт на ноге, говорит парень. – Познакомились бы, помогли бы вам. Всё же лучше сейчас начать знакомство, позже может быть неуместно. У нас не особо жалуют тех, кто не любит… быть в коллективе.
До Маритона доходит, что
