Александр Афанасьев - Огонь с небес

Выступлением в Санкт-Петербурге они добились главного – продемонстрировали Ее Высочеству, что угрозы есть. И сделали Ее Высочество в какой-то степени зависимой от них, от генералов армии и безопасности. Потому что события показали – в армии есть недовольные. И в следующий раз – их может быть намного больше.

Они – вне схватки. Они – над ней. Как в повести Стивена Кинга – регуляторы. Дозировщики зла…

Каляев больше не хотел никакого раза, ни этого, ни следующего. Против лома нет приема. Он хотел два миллиарда рейхсмарок – ни больше, ни меньше…

И баста.

На улице грохотала перестрелка, стальные стены, укрепленные вырезанными из списанной бронетехники листами, резонировали от многочисленных попаданий пуль. Но пока держались. На первом этаже капитан второго ранга пробежал коридор, отомкнул один за другим два замка, которые были в комнате. Отступив, посветил фонарем.

– Встали и на выход, – коротко приказал он, – мы уходим.

Они встали. Женщина, двое детей. Рослый парнишка с бледно-голубыми глазами цвета крымского неба и светловолосая очаровашка с ярко-синими романовскими глазами цвета кобальта.

Каляев отступил в сторону.

– Пошли, пошли, живо!

Девочка вышла первая, женщина вторая. Парнишка шел третьим, Каляев не ожидал от него ничего, он уже думал о том, сколько его людей еще на ногах, как пробраться к взлетке, и цела ли еще техника – а если нет, то как, мать их всех, уносить отсюда ноги. Он был уверен в одном – лагерь скоро снесут артиллерийским огнем, если уже не сносят – а за ними будут охотиться, как за бешеными собаками. Но два миллиарда марок – достаточная сумма, чтобы устроиться в любом месте цивилизованного мира. Возможно, он что-то даже оставит…

– Мама, бегите!

Крикнув это, парнишка кинулся на него, в руке у него было что-то вроде заточки. Он еще не знал, что исход боя был предрешен еще до его окончания.

Во-первых, он закричал. Профессионалы – а он всегда хотел в спецназ – нападают молча и неожиданно, без предупреждения, без крика, потому что одновременно кричать и нападать ты не можешь, а враг может среагировать за доли секунды. Но ему казалось важным, чтобы спаслись мать и сестра, любой ценой. И его никто не учил – как надо. Отца у него не было…

Он подобрал и спрятал кусок железа на заводе. И заточил его, шоркая об стену. Надо было атаковать, чтобы убить, целясь заточкой в глаз или в горло. Такой штукой запросто можно прирезать или нанести такое ранение, что противник «потеряется» от болевого шока. Но только он попытался и ударить заточкой, и выдернуть пистолет из кобуры. А так не бывает, особенно если противник старше тебя, сильнее и опытнее. Надо вкладываться в единственный шанс, который есть.

Каляев, бывший оперативный офицер военно-морского спецназа, сумел отбить заточку, удар которой был нацелен в горло – грязная сталь просто оцарапала горло. Но все равно – это было неожиданно и больно. Он выхватил пистолет, но парень навалился на него с силой, которую нельзя было предугадать. Это была сила уже не подростка – молодого мужчины, всадника, привыкшего иметь дело с лошадьми и уделяющего внимание своей физической форме.

Он не сумел выбить окончательно заточку. Свободной рукой выхватил пистолет – но парень тут же вцепился в вооруженную руку с недюжинной силой, не давая поднять оружие. Он попытался поднять оружие – и почувствовал, что не может. Парень давил с такой силой, что рука онемела, и вдобавок он мог заклинить затвор.

И отступить было некуда. Они молча сцепились в тесном дверном проеме – старый волк-вожак, альфа-самец, и молодой, оспаривающий право на лидерство.

Тогда он задумал ответный ход: внезапно отпустить пистолет, парень «провалится», а у него в кармане есть «ругер», в барабане которого еще четыре патрона. Перехватить же пистолет за рукоять и применить его он не сможет. Он сам бы не смог.

Он так и сделал – внезапно отпустил пистолет. Но не рассчитал двух вещей. Первая – женщина, эта тварь, налетела на них и толкнула. Вторая – высвобождая руку, он случайно задел пальцем спуск. А этот пистолет – «кольт-1911» – отличался легким и коварным, очень коротким спуском. И он выстрелил…

Грохот выстрела – в тесноте человеческого месива – ослепил и ошеломил всех троих. Затем – женщина стала оседать на землю, а парень, забыв о том, кого он должен был убить, бросился к матери.

Не помня себя, Каляев выхватил револьвер из кармана и четырежды выстрелил ему в спину. Потом прислонился к стене…

Тошнило. От напряжения схватки, от кислого запаха пороха, от того, что он совершил только что – убил свое будущее.

Он обречен вариться в этой кровавой каше, в этом дерьме. Не для него – Буэнос-Айрес, куда он хотел направиться, курорты Барилоче, танго и доступные женщины. Все это – для других людей. Для тех, кто живет и не знает про тех, кто убивает и умирает ради них. Чтобы те могли продолжать жить. И продолжать не знать.

Выхода нет. Даже если его оставят в живых, даже если он сторгуется – он все равно никогда не выйдет из этого кровавого круга. Убивай – или будь убитым. Убивай – или будь убитым. Убивай – или…

– Где деньги? Банк, номер счета… – он посветил в лицо раненой женщине фонариком, – скажи, и они будут жить.

Женщина хотела в него плюнуть – но не смогла. Слюна и кровь смешались на губах.

Он наступил ей на грудь, навалился – и стоял так, пока она дышала. Парень был уже мертв, с четырьмя револьверными пулями со сточенной головкой в жизненно важных – не живут. Все кончено…

Подняв «кольт», он подошел к девочке, которая молча стояла у стены в середине коридора. Улыбнулся

– Пойдем со мной.

Девочка отрицательно покачала головой

Он выстрелил в нее – и стрелял, пока были патроны. Пороховой дым и грохот выстрелов – вот что ему было нужно.

Шестое чувство подсказало ему: уходи.

– …Наблюдаю ожесточенную перестрелку, по координатам четыре два Степан пять девять девять три семь пять на три восемь два один девять один девять, определить дружественные войска не могу, повторю – определить дружественные войска не могу.

– Вас понял, можете описать происходящее своими словами?

– Могу, две вооруженные группы людей, численностью до ста человек каждая, пытаются убить друг друга. Всеми возможными способами…

Приказ убивать – был неожиданным для обеих этих групп. Но обе группы выполнили его с блеском, с напряжением сил.

Самое ужасное было то, что обе эти группы – это были бойцы одной и той же армии. Непобедимой армии, долгие десятилетия хранившей мир. Армии, за девяносто два часа опрокинувшей самого грозного своего противника в истории – было это считаные годы тому назад. Армии, которая являлась гордостью государства, народа, Престола, которая десятилетиями готовилась к Последней Войне.

Их учили всему. Убивать и выживать. Уклоняться и контратаковать. Скрываться и появляться там, где это необходимо. Их не научили только одному: задумываться над сутью отдаваемых приказов. Те, кто задумывался, были мятежниками, потому что только так, только на таких условиях и может существовать настоящая армия.

– Сокол сорок один, поступил приказ на уничтожение цели с координатами четыре два Степан пять девять девять три семь девять на три восемь два один девять один ноль, цель – отдельно стоящее здание, как поняли, прошу подтвердить.

Оператор, барабаня по клавишам со скоростью заправской пишбарышни прежних времен, вбил координаты в память машины. Красная точка легла поверх координатной сетки, отметив местоположение цели.

– Экран, я Сокол сорок один, в районе обозначенной вами цели серьезная перестрелка, наблюдаю движение, идентифицировать дружественные силы не могу. Экран, возможен побочный ущерб, повторяю – возможен побочный ущерб.

В штабе – на взаимодействии с БПЛА сидел офицер, который уже не раз принимал участие в таких операциях и имел определенный опыт. Побочный ущерб – словосочетание, от которого дурно становится каждому из тех, кто имеет дело с подобными операциями. Побочный ущерб – значит дисциплинарная комиссия как минимум, куча рапортов, а возможно – и трибунал в конце.

Так что офицер, несмотря на то, что на руках имел приказ высшей степени срочности – решил подстраховаться. Такой приказ – подписать легко, а вот выполнять. Пусть лучше на объективке[57] будет отмечено, что все меры предосторожности были приняты.

– Вас понял, можете описать происходящее своими словами?

– Могу, две вооруженные группы людей, численностью до десяти человек каждая, убивают друг друга. Наблюдаю три машины, одна из групп концентрируется возле машин, видимо, пытается скрыться. Повторяю – я не вижу дружественные силы, не знаю, кто находится в здании и вокруг его. Риск поразить дружественные силы слишком велик.