Александр Доронин - Утро новой эры
— Хочешь сказать, я людей не знаю?
— Лучше перестраховаться. Не в этом заморыше дело. Я жопой чую, какие-то нехорошие дела затеваются. За месяц двадцать пять стволов пропало, двух дружинников зарезали, одного застрелили. Я уже землю носом рою, никаких концов. Ну, есть у нас гопота, но не могли они такое сделать. Это внешние.
Последнее слово Масленников произнес, понизив голос.
— Но тогда им кто-то из наших помогает, — предположил Богданов.
— Кто?
— Отщепенцы. Дегенераты. Из тех, кто побывал снаружи и хотят вольницы. Воруй-убивай… Заметь, пока мы строились, они сидели тихо. А только началась мирная жизнь, вылезли, как тараканы из щелей. Это в Убежище все были как на ладони; особо не забалуешь, да и уходить некуда. А теперь все дерьмо всплывает. Пора закручивать гайки.
— Вот-вот, — согласился опер. — Мой человек в диаспоре говорит, что и там какие-то шевеления. Молодняк бурлит, мол, вся власть у русских. Зачем мы этих джигитов вообще с собой привезли? Надо было дать им долю продуктов, и пусть бы ехали куда хотят. Хоть на историческую родину. Не взяли же мы с собой СПИДоносцев.
Об этом вспоминать не любили. Но в тот момент решили, что не могут позволить себе рисковать. Было не до толерантности.
— Да ты расист, — заметил Богданов.
— Жить в России — быть расистом.
— Щас. Мало у тебя имперского мышления. У нас в каждом половинка от татарина и четверть от монгола.
— Даже в тебе? Вова, не начинай свою долбанную заумь. Меня больше волнует, что один из наших сносится с кем-то снаружи.
— В какой позиции?
— Я ж серьезно. Я еще даже Борисычу не говорил. Возле котельной аккуратно перерезана колючка. Вчера заметили. Проверили с собакой, след берет до железной дороги. Вот и думай.
— Мало ли. Человек мог тайком за хабаром отправиться. На дрезине. Секрет выставили?
— Две ночи ждем.
— Майору лучше доложи. Сам ведь узнает. А еще ставь на ночь у электростанции, у продсклада и склада ГСМ по два человека. Сколько раз говорил, одного часового снимут, даже не пикнет.
— А двух не снимут?
— Снимут. Но с шумом. Если только против нас не… Ага! — Богданов расплылся в улыбке, глядя куда-то через плечо собеседнику. — Вот и наша Маша.
Мария Чернышева, начальник службы санитарии и по совместительству его любимая, шла по доскам тротуара, стараясь не запачкать сапожки в жидкой грязи.
— Здравствуй, солнышко, — приветствовал ее Владимир.
Она привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его. В противоположность фамилии, она была такой же светловолосой, как он, с прической в стиле «французский выщип», в не совсем облегающих, но и не мешковатых джинсах — тот максимум элегантности, который женщина могла себе позволить в новом мире.
— Говорят, вы мне тут работку подкинули? — спросила она, с завистью косясь на сигарету в руке Петра. Владимир ей дымить запрещал.
— Да принесла нелегкая одного робинзона. Проверь его по всей схеме, а потом промаринуй в карантине пару недель. Тебе же нужен был человек, чтоб на территории порядок навести? Потом найдем ему работу. А вообще, со следующего месяца ты будешь заниматься детишками. То бишь педиатрией.
Естественно, это было не пожелание, а приказ.
— Пора кончать с приемом этих бродяг, — сказал бывший следователь, когда Маша, насвистывая, скрылась в здании.
— Предлагаешь выкидывать пинком под зад?
— Нет. Решать проблему окончательно. Иначе могут осесть рядом и промышлять воровством, а то и в банду сбиться. Был же случай.
— Помню. Этих гадов так всех и не поймали. Но, может, не надо так радикально? Как тебе плакаты на дорогах? — предложил Богданов. — «Путник, тебя здесь не ждут. Поверни назад и катись к едреной матери. Продолжишь идти в этом направлении — снайпер стреляет без предупреждения».
— Может вызвать обратный эффект, — пробормотал Масленников, затаптывая окурок. — А еще я бы прислушался к тому, что Олег говорит про минное поле.
— Видишь ли, мины — это, конечно, полезно. Но ты разве забыл, что майор сказал? Про свежую кровь?
Петр тактично промолчал. Пополнение генофонда общины его, похоже, мало тревожило. Может, потому, что у него с молодой женой, забеременевшей еще в Убежище, уже был ребенок. А у Владимира с Машей, которым все недосуг было формально закрепить отношения, после полугода совместной жизни — не было. Такая же картина была у каждой третьей пары. И хотя медицинское оборудование поисковики доставляли часто — от зубоврачебного до гинекологического, искусственное оплодотворение было за пределами их возможностей.
Пока что демография не была центральной проблемой. И все же Демьянов говорил, что каждая семья за пять лет должна родить двоих. Просто потому, что мало кто из уцелевших сохранит репродуктивное здоровье после тридцати и мало кто доживет до шестидесяти. Им надо было уже думать о смене.
Иначе, если население упадет ниже планки в пару тысяч человек, не будет никакого разделения труда, а только натуральное хозяйство. Раз картошка, два картошка… И никакой механизации. Хоть Владимир и не хотел обрастать сопливыми оболтусами, но деваться было некуда.
Богданов и сам понимал, что пока их так мало, поддерживать уровень промышленной цивилизации будет трудно. Там, где каждый пашет от зари до зари, трудно содержать специалистов. Пока у общины был «жирок» в виде обученных при старом мире технарей, но молодых среди них было немного.
А новых учить — тут нужны и наставники, и время.
По поводу учебной программы для молодой поросли они в Совете выдержали серьезный спор. Все, включая самого Богданова, стояли за что-то вроде рабфаков и ликбезов с упором на практические навыки… Все остальное, что составляло багаж знаний «цивилизованного человека» — мол, по минимуму, или факультативно. Обойдутся, мол, без теоретической физики и того же английского…
Но внезапно они столкнулись с противодействием майора. Тот, хоть никогда не был фанатом науки, сказал, что при наличии времени и специалистов — давать курс средней школы надо в довоенном объеме. Это мол, займет молодежь и не даст тем, кто хоть что-то знает, эти знания растерять.
В конце концов, сошлись на компромиссном варианте.
Нашли среди укрываемых директрису какой-то элитной гимназии. По наблюдениям Богданова, она была стервой, каких мало, но дело свое знала. Она и возглавила первое в новом мире учебное заведение. Штат подобрали довольно быстро. В свободное время сам майор захаживал в школу прочитать лекцию-другую по ОБЖ. Да и Богданов несколько раз просвещал детишек по интересным вопросам довоенной геополитики.
***Круглолицая, среднего роста, в каноны красоты она немного не укладывалась — но это картину не портило. Под шапочкой волосы у нее оказались светлые, а взгляд близко посаженных карих глаз был проницательным.
— Привет-привет. Я Маша.
— Здравствуйте.
На вид ей было лет двадцать пять. Она была симпатичной, но он предпочел бы, чтоб его осматривал кто-нибудь другой. Просто она заставила его вспомнить о том, о чем он уже начал забывать.
О том, что в его жизни до войны не хватало чего-то важного. Он ведь и тогда был один, как пес. Странно, но дремавшую память разбудила не она, а еще та, чья речь — живая или записанная на пленку — была передана по радиоволнам мертвого эфира. Если бы из приемника зазвучал мужской голос, он вряд ли пришел бы в этот город.
За неполный год скитаний это практически не тревожило Данилова. Когда все силы идут на то, чтобы остаться в живых, все ненужное отсекается, так устроена психика и физиология. В первые дни и недели было слишком страшно, а потом, когда ад стал родным домом, стало слишком голодно.
Увидев еще из окна, как она обнимается с высоким светловолосым атлетом, словно сошедшим с фашистского плаката «Der Deutsche Student», Александр подумал, что незачем травить себе душу. Везде, где он бывал до этого, женщин на всех не хватало, и обладание «своей» женщиной было привилегией. Что говорить о чужаке?
— Когда мне отдадут мои вещи? — спросил он.
— Одежду, которая была на тебе, отстирают в химчистке и вернут. А остальное… — она развела руками, — боюсь, что никогда.
— Это еще с какой стати? — нахмурился Данилов.
«Остальное»… Это оружие, боеприпасы, запасной комплект одежды, белье и куча бытовых мелочей. А также немного продуктов.
— Видишь ли, Саша, — впервые за много месяцев кто-то назвал его по имени, — мы как бы потратили на тебя силы, время, еду… Тебе еще придется отрабатывать наше гостеприимство. Это не я придумала, извини.
— Прекрасно. Что я должен делать?
— Сегодня ничего. Только сдать анализы и пройти осмотр. Потом отдыхай, мы же не звери. Завтра начнешь работать на уборке территории. А дальше видно будет.
Мария Чернышева знала, что такие «робинзоны» — резервуар для инфекций. Человечество больше не было единым ареалом для микроорганизмов, оно распалось на региональные зоны, и в каждой из них вызревали и эволюционировали свои вирусы и бактерии. Пока эти изменения были ничтожны, но лет через пятьдесят они, подстегнутые ионизирующим излучением, накопятся, и, прежде чем встречать гостей с других континентов, необходимо будет вспомнить, как индейцы Северной Америки вымирали от европейской оспы.
