Владимир Стрельников - Переярок
— Примем, подавайте. — Я переглянулся с практически ровесниками. Два белоруса, два пуэрториканца. Вроде мы и не понимаем друг друга, а сработались мгновенно.
— Тогда держите. — К нам на широких буксировочных ремнях опустили первое тело, завернутое в брезентовый полог. Вскоре в братской могиле лежали тела всех погибших, и Оуэна в том числе.
— Прощай, друг. — Тихо прошептал ему я, и сунул под саван ПМ. Один из тех, тренировочных. Конечно, варварство и каменный век, но не хочу отпускать его безоружным. — Прости, если что.
— Давай руки! — Меня ухватила пара немалых мужиков, и как редиску из грядки, выдернули из могилы. — Успеем там наваляться в свое время, досыта.
В ногах у погибших сейчас установили немалый крест из толстых досок, которые взяли у водителей грузовиков. Они всегда несколько таких в кузове возят, мало ли, под колесо подложить, или кузов подлатать. Вот и сейчас пригодились. Кто–то читал молитву за упокой убиенных воинов.
На кресте глубоко вырезаны имена и фамилии погибших, и дата гибели. Все, что осталось от мужиков. Кроме памяти.
— Второе, пятого, двадцать третьего. Оуэн Янг. Покойся с миром. — Я бросил в могилу горсть земли. Горло было перехвачено, слова давались с трудом, из глаз текли слезы, хоть вроде как и не маленький.
Плакали женщины, ревели детишки, ухватившись за подолы и штанины матерей. Молчаливо стояли мужики. Десяток парней работали лопатами, засыпая могилу ярко–красной землей.
Зло отерев лицо рукавом, я развернулся и пошел к своей семье. Помог Сайоре отвести тетю к палатке медиков, где спала напичканная успокоительным Раношка.
— Что я скажу дочери? — Прошептала едва слышно Нигора. — Как я ей скажу, что ее второй отец на небесах?
— Так и скажи, дочь моя. — Сбоку неожиданно раздался спокойный, глуховатый баритон.
Обернувшись, я увидел священника в черной рясе, и с простым бронзовым распятием на груди.
— Здравствуйте. — Вежливо поздоровался я, хотя очень хотел послать этого дядьку подальше. — Извините, но у нас большое горе.
— Я знаю, потому и подошел. — Кивнул священник. — Кроме того, подошел поблагодарить за самоотверженность тебя, и супругу павшего. — Тут он перекрестился.
— Святой отец, я в первую очередь думал о своей жене и ее тете с сестренкой. — Наводить тень на плетень мне совершенно не хотелось. К святошам у меня отношение какое–то равнодушное, я шестнадцать лет прожил без них, и ладно.
— Это твоя обязанность перед Господом. — Снова кивнул священник. — Но то, что вы встали на защиту своих семей, давало шанс уцелеть остальным. Люди получали время на реагирование, видели, что вы даете отпор.
— Простите, святой отец, но это все разговоры в пользу бедных. — Во мне росло глухое раздражение. — Если бы спецназ не перебил банду, нас бы тут или живьем не было, или свободных. Одно из двух, и я не знаю, что хуже.
— Все в воле Господней, сын мой. — Совершенно спокойно ответил поп. — И то, что случилось — воля его. Я буду молиться о душе вашего супруга, госпожа. И о спокойствии вашей дочери.
— Но она мусульманка. — Удивилась, вытирая слезы, Нигора. Она уже успела повязать вдовий платок. — Да и я тоже, как и Сайора.
— Девушки, вы знаете, Господу наши дележи по религиям, скорее всего, надоели до чертиков. — Неожиданно грустно усмехнулся поп. — Все познается по делам нашим. Вы верная жена, ваш муж был настоящий мужчина, которого вспомнят с уважением и почитанием. Я, если вы не возражаете, приду после того, как ваша дочь придет в себя. Может, и сумею помочь. До свидания, и благослови вас Господь.
— До свидания. — Попрощались мы с неожиданным собеседником.
— Алеша, извини меня. — Попросила Нигора, глядя в след священнику.
— За что? — Удивился я. Поглядел на бледную, зареванную молодую женщину. Буквально прошлым вечером она цвела, светилась от счастья, и на тебе. Похоже на бледную тень самой себя.
— Я просила Аллаха, чтобы он заменил Оуэна на тебя. Мне казалось это жутко несправедливо, что ты жив, а Оуэн, намного более опытный воин — погиб.
— Кх… — Кашлянул я, удивленно посмотрев на Нигору. — Нигора, у тебя горе, ты сейчас могла думать все что угодно. Стресс, вроде как называется.
— Но это означало, что я желала смерти тебе, и горя Сайоре. — Нигора села на землю и закрыла лицо руками. Сквозь рыдания послышалось. — О Аллах, за что ты так меня наказываешь? Почему несешь горе в мою жизнь второй раз за два месяца? Неужели ты проклял меня за то, что не соблюла траур по погибшему первому мужу?
— Иди, Леш. — Бледная, но решительная Сайора аккуратно подтолкнула меня в сторону наших машин — Иди, проверь все, порядок наведи. Тут наши, женские дела. Иди.
— Если что, я здесь. Рация у тебя, вызывай сразу. И автомат не оставляй, не приведи боже понадобится. — Я поправил за спиной свою FN-FАL. — Я буду у машин, оружие чистить. Свое и Янга.
Ну да, пулеметы постреляли, надо вычистить, пока пороховой нагар свежий. Благо что разбираются оба просто.
Усевшись с пулеметами около расстеленного брезента, я надолго завис с оружием. Вычистил обе смертоносные машинки, доснарядил магазины к «брену», набил опустевшую ленту к «Хеклеру—Коху», переснарядил те магазины к винтовкам, что бросил мне Оуэн.
Потом снова закрепил сцепку на внедорожнике Янга, дозаправил его. Короче, занимался всем чем можно, лишь бы занять руки, и хоть частично голову.
Пришли женщины, которых сопровождал поп. Он же нес спящую Раношку. Уложив девочку, он раскланялся, и исчез среди поселенцев.
Лагерь постепенно приходил в себя. Кто–то начал готовить, аппетитные запахи тушенки и макарон заставили меня сглотнуть слюну.
— Давай помянем! — неожиданно к нам подвалил поддатый мужик. Не сказать, чтобы очень хорошо, скорее слегка на взводе. — Твой муж ведь убит? — Он протянул Нигоре бутылку с водкой.
— Я мусульманка. Спасибо, я не пью спиртное! — Нигора вежливо отклонила бутылку.
— Я тоже. — Так же вежливо отказался и я.
Мужик недовольно попыхтел, и неожиданно зло спросил.
— Ты что, тоже обрезанный? Веру предков предал?
— Нет. — Начиная злиться, ответил я. Надо же, пристал как репей.
— Тогда что, ты больной? — Не отставал мужик.
— Слушай, дядя, тебе русским языком сказано, что мы не пьем. Вежливо сказано. Что тебе непонятно? — Я встал, оказавшись ростом чуть повыше мужика.
— Ты чего в бутылку лезешь? Герой, что ли? Подумаешь, пострелял! — Мужик попробовал меня толкнуть своей пятерней.
Но я ушел от толчка, и изо всех сил влепил ему левым крюком в печень. Мужик молча сложился у моих ног, а я стоял, и смотрел, думая о том, куда девалось мое спокойствие.
— Антипов, Толкунов, взяли этого, и оттащили к его машине. Прочитайте лекцию о недопущении пьяных приставаний к остальным попутчикам! — Около меня неожиданно материализовались трое вояк. Чуть попозже приковылял и тот раненый спецназер.
— Парень, мы не познакомились. Сержант Иванов, спецназ егерей. — Он протянул мне свою левую руку. — Вне строя Антон.
— Старшина Иванов, легкая пехота. — Пехотинец протянул мне свою лапищу, размерами больше похожую на саперную лопатку. — Вне строя Иван. Креативно, да?
— Ага. — Кивнул я, пожимая воякам руки. И представился сам. — Иванов Алексей, пока вне строя.
— Однофамилец? — Сурово посмотрел на меня спецназер.
— Скорее, родственник. — Решил пехотинец, широко улыбнувшись. — Брат по духу, так сказать! Почему не в строю? Вроде совершеннолетний? — И он кивнул на мою винтовку.
— Ну, как сказать… Посоветовали на базе приписать лишний год, чтобы оружие носить можно было. А наша консул сказала, чтобы в ПРА исправил, идти в армию по своему сроку. — Я развел руками и виновато улыбнулся.
— Не важно, там разберешься. Короче, тут такое дело. Скольких завалил ты? И скольких твой свояк, не обратил внимание. — Пехотинец вытащил блокнот.
— Я вроде как два задних мотоцикла. А Оуэн несколько передних, точно не скажу, не до того было. Не меньше трех точно.
— Жаль твоего родича, но что поделать. Пуля — дура. — Спецназер помолчал, потом продолжил. — Короче, на твоего свояка, точнее, на вдову, пишем премии за восемь бандитов, на тебя за четырех. На мотоциклах сидели попарно. Передний рулил, задний стрелял. Плюс вдове четыре мота, восемь комплектов оружия–снаряги. Тебе, соответственно, два мота, четыре оружия–снаряги. Бабе скажи, пусть не истерит из–за трофеев, встречаются порой брезгливые. Ей жить на что–то надо, тут бабок получается минимум тысяч на пятнадцать–двадцать. Вам подберем и мотоциклы, и оружие целое, не битое. Мы все едино все сдаем, по описи.
— Мужики, все это, конечно, неплохо. Но такую кучу техники мы просто не допрем. — Я почесал затылок. — Сами видите, не на порожнем Камазе едем.
— Здравствуйте. — К нам подошла Сайора. — Леша, может, чаю? Извините, у нас сейчас горе, мы не может нормально гостей принять.
— Сайора, это наши родственники. — Полушутя, полусерьезно сказал я. — Это Иван Иванов, это Антон Иванов. А это, прошу любить и жаловать, моя жена, Сайора Иванова.
