Василий Головачев - Ко времени моих слёз
– Ты думаешь?
– Зуб даю!
– Попробую.
Максим набрал номер Писателя.
– Але? – отозвался старший лейтенант через пару мгновений.
– Добрый вечер, – сказал Максим и обрисовал ему ситуацию. – Поможешь?
– Да не вопрос, – хмыкнул Писатель. – Сейчас позвоню, он как раз должен сегодня дежурить.
Ждать пришлось четверть часа.
– Все в ажуре, командир, – позвонил наконец Писатель. – Езжай прямо в Бескудниково, предъяви удостоверение, тебя пропустят. Паша залез в сеть медицинской обслуги и обеспечил тебе допуск по «трем нулям».
– Спасибо! – обрадовался Максим. – С меня пузырь.
– Паша пьет только водку.
– Тогда пузырь «Абсолюта».
Писатель засмеялся, пожелал удачи и отключил связь.
Через сорок минут, в начале десятого, еще засветло, Максим подъехал к зданию спецклиники на Новгородской улице, поставил машину в тихом парке напротив, поднялся в вестибюль. Охранник, глянув на офицерское удостоверение, пощелкал клавишами компьютера, глядя на экран, открыл турникет:
– Оружие?
– Нет.
– Проходите.
Программа приятеля Пашкевича сработала безупречно.
Максим нашел регистратуру, наклонился к окошку:
– В какой палате у нас лежит пациент по фамилии Гольцов?
– У вас есть разрешение на посещение? – оторвала голову от глянцевого журнала строгая дама в огромных очках.
– Разумеется, – подтвердил Максим, вонзая взгляд в глаза под очками, как учил его Шаман.
Что подействовало – неизвестно, то ли психоэнергетический импульс Разина, то ли просто обаяние, но регистраторша требовать пропуск не стала. Посмотрела на монитор компьютера на столе:
– Он в пятом боксе, второй этаж налево.
– Благодарю, – кивнул Максим с начальственной вежливостью.
Поднялся на второй этаж, прислушиваясь к тишине здания.
Коридоры клиники сверкали чистотой, везде кафель, металл, зеркала, стеклянные панели, современные двери со светящимися изнутри зелеными номерами. И ни одного человека нигде, ни одного звука не доносится из-за плотно закрытых дверей. Словно вымерло все кругом.
Максим почувствовал спиной взгляд, но оборачиваться не стал. И так было ясно, что за коридором следит телекамера, иначе трудно объяснить отсутствие в режимном учреждении охраны на этажах.
Вот и дверь под номером «5».
Максим остановился, не зная, что делать дальше. По идее дверь должна была быть закрыта. Однако за ним действительно наблюдали, и стоило ему на секунду задержаться, как в двери что-то щелкнуло: сработал замок.
Максим толкнул дверь, она открылась.
Небольшая палата с белыми стенами – три на четыре метра, кровать, большое окно, до половины закрытое матовым стеклом. Умывальник, туалетная кабинка. Телевизор в углу – плоский, современный, с DVD-плеером, горка кассет на прозрачном журнальном столике. Непонятное устройство на стене – вычурной формы пластиковый ящик с линзами и десятком выпуклых глазков. Один глазок горит зеленым, второй оранжевым. Очевидно, сигнализатор состояния.
Гольцов лежал на кровати и читал. Отложил книгу, увидев посетителя. Мигнул, едва заметно скосив глаза на сигнализатор. Максим кивнул в ответ: Арсений Васильевич предупреждал о спецаппаратуре, прослушивающей и просматривающей помещение. Этого следовало ожидать.
– Здравствуйте, господин Гольцов. Рад вас видеть. Как вы себя чувствуете?
– Сад заглох, одичал. Сад запущен давно.
– На душе у меня одиноко, темно, – процитировал чье-то двустишие Арсений Васильевич с усмешкой. – Честно говоря, я не ожидал вас увидеть.
– Мне позвонила ваша дочь. Ей показалось, что вы ее звали во сне.
– Не показалось. Вы с официальным визитом или, так сказать, с частным?
– Чисто по просьбе дочери. Я тоже не ожидал увидеть вас в полном здравии.
– Ну, до полного еще далеко, но я действительно здоров и хочу выйти отсюда. Не могли бы вы поговорить об этом с вашим начальством? Я пытался вызвать кого-нибудь, кто принимает решения, но медперсонал игнорирует все мои просьбы.
– Вы действительно… э-э, здоровы?
– Почему вы сомневаетесь?
– Потому что вы три месяца находились в состоянии комы, я узнавал, и вдруг…
– Для меня это тоже оказалось неожиданным, еще предстоит разбираться, почему так произошло. Но ведь я не в тюрьме? Не так ли? И имею право на свободу?
– Безусловно, – пробормотал Максим.
– Так вы мне поможете?
– Сделаю все возможное.
Гольцов сделал знак глазами. Максим наклонился к нему.
– Позаботьтесь о дочери, – торопливо шепнул ему на ухо Арсений Васильевич, – ей грозит опасность! Да и сыну тоже.
– Постараюсь, – кивнул он. – Значит, вы все-таки не…
– Об этом потом.
– Хорошо. – Максим разогнулся, сказал громче: – Я передам ваши заявления и просьбы начальству.
На миг глаза лежащего обрели пронзительную ясность и остроту, и Максим услышал-почувствовал мысленный голос Гольцова:
«Будь осторожен, они повсюду!»
Удивляться, переспрашивать, кто такие «они», Максим не стал. И так было ясно, что отец Марины имеет в виду агентов тех сил, которые пытались заставить его работать на некую Систему. Кивнув, он вышел из палаты и нос к носу едва не столкнулся с человеком в белом халате. Пропустил его, полагая, что это врач, направился было к выходу и вдруг в сердце занозой вошла тревога. Что-то поразило его в облике врача, уже немолодого человека, высокого, худого, с острым птичьим профилем и прозрачными, почти белыми глазами. Максим остановился, силясь разобраться в своих ощущениях. И вспомнил: глаза! У врача были странно неподвижные, как бы устремленные внутр ь, мертвые глаза! Как и у всех кодированных исполнителей Системы, следивших и преследовавших Гольцова!
Круто развернувшись, Максим поспешил назад, прислушался. Из-за двери с номером «5» в коридор не доносилось ни одного звука, и тем не менее ему показалось, что он слышит тихий – на грани полета тополиного пуха – голос Арсения Васильевича:
– Отстаньте от меня!.. Я никому ничего не должен!..
И вслед за тем – вскрик!
Не раздумывая больше, Максим ударил в дверь всем телом, ввалился в палату.
Гольцов полулежал на кровати, побледневший, с перекошенным лицом, вытянув перед собой ладонь. Врач навис над ним с поднятыми руками, похожий на дирижера невидимого оркестра. Оглянулся на звук хлопнувшей о стену двери. Глаза его горели как раскаленные угли, оставаясь при этом неподвижными и мертвыми. Он резко махнул рукой, будто бросая что-то, и Максим инстинктивно уклонился от броска, внезапно осознавая, насколько тот опасен. И не зря!
Мимо с низким гулом пролетел вихристый сгусток дрожащего воздуха, слегка задев ухо майора, отчего он едва не оглох. Сгусток ударился о стену, срикошетировал и, попрыгав по комнате, запутался в мягком ворсе пола.
Врач взмахнул другой рукой, собираясь метнуть еще один сгусток дрожащего марев а, однако Максим прыгнул к нему, на лету группируясь, изогнулся, пропуская вторую «звуковую гранату» сбоку от себя, и ударил метателя кулаком в грудь – прием «копье».
Врач кувыркнулся через кровать, взлетели полы халата, мелькнули подошвы туфель, из кармана выпал шприц. Он тотчас же подхватился на ноги и, ускорившись так, что глаз с трудом поспевал за его движениями, бросился мимо кровати, мимо Максима к двери, исчез за ней, лишь дробный топот донесся из коридора, будто сыграл стаккато оркестровый барабан.
Второй раз Максим сталкивался с людьми, которые действовали намного быстрее тренированных бойцов, каким являлся он сам.
– Извините, – выдохнул он, – я не ожидал, что они посмеют напасть на вас здесь, в спецклинике.
– Я тоже, – хрипло выговорил Гольцов, сел, держась за грудь. – Но не думаю, что они хотели меня убить. Попугать разве что. Я им нужен.
– Зачем?
– Не здесь.
Максим оглянулся на зрачок телекамеры, упрятанной за решеточкой воздушной вытяжки.
Арсений Васильевич тоже глянул в ту сторону, усмехнулся в бороду:
– Вряд ли охранник смотрит сейчас на монитор.
– Почему вы так думаете?
– Им надо было пройти мимо поста, чтобы никто парламентера не остановил. Либо охраннику подселили программу содействия, либо отключили на время.
– В любом случае нам надо уходить отсюда. С каждым разом нападения будут готовиться тщательнее, пока они не добьются поставленной цели. Хорошо, что я успел сегодня, а если бы не пришел вообще?
– Тогда они попытались бы всадить в меня программу подчинения, хотя это и снижает возможности экзора.
– Вы стали бы зомби?
– Чем-то в этом роде, – скривил губы Гольцов. – Однако вряд ли нам удастся выйти отсюда даже с вашими документами.
Максим несколько мгновений размышлял, достал мобильник:
– Герман, быстро всех к нашей клинике! Аллюр три креста!
Спрятал телефон:
– Пойдемте.
Арсений Васильевич с недоверием посмотрел на майора:
– Вы уверены, что это… правильно?