Воспитанник орков. Книга вторая - Евгений Васильевич Шалашов
Наконец-таки Буч застонал, открыл глаза, а его губы зашевелились в невнятном шепоте. Данут, приблизив голову к губам старика, услышал.
— Зачем?
— Что, зачем? — переспросил парень, не понимая, что хочет сказать старый воин.
— Зачем спасаешь? Я уже видел…
Не досказав, что он видел, Буч опять потерял сознание.
Данут прислушался к его дыханию. Живой. Пока дышит. Ладно, пусть пока полежит. Улегся рядом, закрыл глаза и, погрузился не то в сон, не то в состояние, между обмороком и сном.
Сколько он так пролежал, Данут сказать не мог. Время, которое прежде парень мог определить с точностью до минуты, куда-то пропало, ушло или затерялось. Но когда он открыл глаза, то была уже ночь. Не то ночь, следующая за предыдущим днем, не то еще какая-то. И какая теперь разница?
Луна куда-то пропала, зато хорошо были видны звезды. Множество звезд, которые время от времени подмигивали друг другу, а заодно и путникам, оказавшимся без крыши над головой.
— Очнулся? — услышал он голос Буча.
— Ага, — отозвался парень, продолжая рассматривать звезды. Красивые! Но все испортил голос наставника.
Старый орк, оказывается, уже очнулся, сползал к луже, напился, а теперь пытался положить ровно сломанную ногу. Данут даже боялся представить — как ему больно!
— Если можешь ходить, то вставай, — приказал Буч. — Разлеживаться некогда. Для начала костер разведи, хотя бы маленький, а потом из кабины мой мешок притащи.
Сухого хвороста под рукой не было, топора, чтобы нарубить дров, тоже. Данут, как сумел, наломал веток, надрал коры. Да, а чем огонь развести, если его собственное огниво в мешке, а мешок, невесть где? А в мешке еще что-то было, что-то такое ценное и важное. Но вспомнить, что именно, мешала боль, время от времени возвращающаяся и, бьющая то по вискам, то по затылку с силой кузнечного молота.
Мешок Буча отыскался сразу. Он, как и его хозяин, висел, зацепившись за кресло. Кроме мешка, Данут прихватил еще котелок, оказавшийся почему-то в кабине, а не в кузове. Очень удачно.
Пока парень искал мешок, Буч умудрился разжечь костер. Видимо, огниво у него с собой. Когда вода закипела, старик, помогая себе зубами, развязал мешок и вытащил деревянную коробку. Сняв крышку, вытащил мешочек и, высыпал его содержимое в кипяток.
— В воду поставь.
Когда лекарство остыло, Буч выпил половину и протянул котелок Дануту.
Данут попробовал, скривился, пытаясь определить, что ж тут такое? Горечь осиновой коры вперемешку с запахом прелых портянок и солью! Мужественно осилив лекарство, вымолвил:
— Гадость неимоверная!
— От свернутых мозгов — самое то, — усмехнулся Буч. — А теперь ложись. Надо часок полежать.
Данут улегся, пожалев, что не выпил воды, чтобы перебить послевкусие. Но вставать и идти к луже не хотелось. Решил, что горечь пройдет сама. И она действительно прошла, вместе с головной болью.
После того, как ушла боль в мозгах, пришла боль в остальных частях тела, но на это можно уже не обращать внимания.
— Не спишь? — повернулся парень к наставнику. Рассмотрев, что старик не спит, спросил: — Ты о чем пытался сказать? Что-то такое — зачем я тебя спасал?
— Ну-у. Мне же уже предвиделось, что я в чертоги Оркуса вхожу. Вокруг — красота такая! А меня уже Эксвус встречает, спрашивает — ты последнюю песню спел? Если нет, то ничего страшного, сейчас вместе споем. И только я петь собрался, как на морду холодная вода потекла. Не дал мне помереть спокойно, сам виноват, теперь будешь со мной возиться. Еще не раз пожалеешь, небось. Умер бы старый Буч, так и тебе спокойнее.
— Я с тобой с мертвым возиться не захотел, — отозвался Данут. — Тебя же сжигать положено. Как помнится, чтобы покойника сжечь, целых сто стоунов дров понадобится. Это сколько на тебя сосен уйдет? А у меня и так башка ходуном ходит. Мне сейчас и одно-то дерево не срубить. Нет уж, думаю, пусть живет.
— Вот ведь, бестолочь, всему-то тебя учить надо! Мог бы газолин из канистры влить, в баках что-то осталось. Мог бы мне такой кострище устроить, что все покойники на том свете обзавидуются!
— Договорились, — покладисто согласился воспитанник орков. — В следующий раз, когда помирать соберешься, так и сделаю спасать — не стану, газолином оболью и сожгу.
Буч с Данутом посмотрели друг на друга и принялись хохотать. Дохохотали до того, что вернулась головная боль.
Пришлось какое-то время полежать, унимая головокружение. Неожиданно, старый орк нашел в темноте ладонь Данута и, крепко пожал его руку. Парень слегка удивился — у орков не принято говорить спасибо за спасение своей жизни, равно как ждать благодарности за спасение чужой. Сегодня я тебя спас, завтра ты меня. Это нормально.
— Что за штука у тебя была? — поинтересовался Буч. — Шандарахнуло, словно «потаенным огнем» из катапульты запустили!
— Гворны мне одну штуку подарили, когда я в Тангейн пошел. Сказали — на крайний случай тебе. А что там такое — даже гадать не берусь.
— Гворны? Ну, я так и подумал, — проворчал старый орк. — Эти маленькие засранцы вечно что-нибудь напридумывают. Они бы тебе еще объяснили, с какого расстояния этой штукой пользоваться можно. Нам, дуракам, повезло, что живы остались, хоть и под отдачу попали.
— Они объясняли, — заступился за гномов Данут. — Сказали, чтобы не ближе, чем с двухсот ярдов палил. Я-то думал, что на море эту штуку испробую, на норгских галерах.
Буч не стал упрекать парня за то, что тот выстрелил ярдов с двадцати и само собой, что они попали и под отдачу, и под взрывную волну, перевернувшую броневик. Выбора-то у него все равно не было. Предъявлять претензию за то, что не схватился за оружие гномов раньше, тоже не стал.
— Эксвус счастливчик, — вздохнул Буч, уставясь в звездное небо.
— Счастливчик? — приподнялся на локтях воспитанник орков.
— Ну да. Он о встрече с этой тварюгой лет сорок мечтал. Хотел, если не за друзей отомстить, так хоть в бою умереть.
— Эксвус был в легионе, который тварь съела? — догадался Данут.
— Он был его командиром.
Дальше можно было не спрашивать. Если Эксвус был командиром легиона, то именно он отдавал приказ о заслоне, посылая на верную смерть своих подчиненных, среди которых, наверняка были и его родственники и друзья. Впрочем, какая разница? Все те, кем он пожертвовал, были ЕГО людьми.
Утром Данут проснулся, испытывая голод. Голод —
