Михаил Белозёров - Атомный век
— Ну? А я о чём говорю! — обрадовался Жуков.
У Архипова и Юпитина загорелись глаза, они уже открыли было рты, чтобы сообщить миру свою версию, но Берзалов прервал дискуссию:.
— Всё! Потом разберёмся, что это такое. Висит себе и висит. Никого не трогает.
— Точно, — сказал Петр Морозов и оскалился своими гнилыми зубами. — Никому плохого не делает. Чего мы, луну не видали?
В свои девятнадцать с небольшим лет Петр Морозов успел убить человека и получить срок семнадцать лет. Так что война для него была спасением, иначе бы сидеть ему и сидеть аж до самых зрелых годков, и вышел бы он без единого зуба и, разумеется, лысым, как колено.
— Товарищ старший лейтенант, я вспомнил! — встрепенулся Померанцев, по привычке скребя рыжую щетинку на шее.
Левая рука у него была перевязана чуть выше предплечья, но он, казалось, не замечал ранения.
— Чего вспомнил? — уставились на него с огромнейшим любопытством.
— Вспомнил, что восемьдесят третья воздушно — десантная дивизия американцев имеет вот такие эмблемы на рукавах, — он потыкал здоровой рукой в утреннее небо.
— И я вспомнил! — признался Сундуков по кличке Актёр. — Только я боялся ошибиться.
— И я тоже! — воскликнул Гуча, как всегда, тушуясь и глядя себе под ноги, словно увидел там золотой червонец.
— Что ты? — иронично спросил Берзалов, безуспешно припоминая, что ж там такое говорил подполковник Степанов об этом самом десанте американцев, но голова, как назло, была пустой, как дырявый кошелек, в неё ничего не лезло, кроме огромного желания спрятаться подальше от луны — черепа.
— И я тоже вспомнил об этих самых нашивках, — сказал Гуча так, словно он был истиной в последней инстанции. — Мамой клянусь!
— Ладно, — веско сказал Берзалов, довольный тем, что хоть что‑то прояснилось, — потом разберёмся.
— На броню и вперёд! — скомандовал Гаврилов, который наконец‑то осознал свою ошибку насчёт нелюдей.
* * *Зарницы на юго — западе стали зримее. Пошёл дождь — мелкий, как пыль. Радиация подскочила в среднем на десять микрорентген и была уже выше нормы в три раза. Курск, в который ударили крылатыми ракетами, обошли западнее, потому что по карте получалось, что весенние ветра здесь дули с запада на восток, а значит, и фон местности был ниже. На востоке что‑то всё ещё горело. Высказали предположение, что на средне — русской равнине из‑за тектонического сдвига вулкан открылся, и дым стлался над горизонтом — привычный, как часть пейзажа. А ещё пахло самой настоящей серой. Позади, на севере, было светло и ярко, словно там всходила заря, впереди же — мрачно и зеленовато, как в большом, мутном аквариуме. И двигаться туда, честно говоря, совсем не хотелось. Если всё это «умная пыль», думал Берзалов, то какого чёрта мы туда прёмся? Но вопрос был, что называется, чисто риторическим, из области душевных терзаний, которые не имели к реальному делу никакого отношения. Поскулил немного, тяжело подумал Берзалов, и вроде бы полегчало.
— Товарищ старший лейтенант, ещё танки… — почти растерянно сообщил Клим Филатов.
Берзалов только на секунду отвлёкся, чтобы почесать голову под чудо — шлемом, которая нещадно потела, и, как назло, проморгал в прямом смысле слова появление красной «галки» на экране СУО, поэтому с напрасной надеждой выдохнул:
— Наши?!
В отсеке повисла напряженная тишина. Даже Сэр перестал лаять.
— Какие же это «наши», — с укором сказал Гаврилов. — «Абрамс»… А на тринадцать часов ещё двое…
— Ну слава богу, — с облегчением ответил Берзалов. — А то, понимаешь, смерти уже надоели.
— А враги, это не смерть?
— Это не смерть, — легко согласился Берзалов, — это отмщение.
Все загоготали, радостные, что «абрамсам» досталось.
— И то правда, — со смешком ответил Гаврилов, которому, честно говоря, было наплевать на всех врагов вместе взятых, иначе он не был бы пограничником.
Они находились на плоской возвышенности, через которую пролегала едва заметная грунтовая дорога, а справа, ниже, перед обожженным радиацией лесом, там, где асфальтовая дорога упиралась в железнодорожные пути, и находились эти самые бедняги «абрамсы», конечно же, приплюснутые, как консервные банки. Ловко их, невольно восхитился Берзалов непонятно чему, впрочем, жалея великодушно поверженных врагов и перенося их печальную участь на свою судьбу, он нисколько не спадал в умиление. Врезал им кто‑то по первое число, значит, за дело. Колюшка Рябцев по привычке, как клоун, схохмил:
— Не верю… — и скривился в своей страшной, косой ухмылке.
Однако в прицел было хорошо видно, что один пришибленный танк стоял прямо перед станцией — на перроне, и передние катки у него разведены, как ноги у женщины, а два других — отсюда не было видно — перед лесом. Берзалов готов был руку отдать на отсечение, что все три танка целились куда‑то назад и чуть правее ему за спину, через пустошь, в сторону другого леса. Даже захотелось оглянуться. Но к его удивлению СУО больше ничего не идентифицировала — лишь кромку сосен и одиночные кусты на поле. Чудеса в решете, да и только.
Берзалов сориентировался по карте. Железная дорога огибала лес в полутора километрах дальше на запад и выбегала к мосту через реку Псёл. Ключевое место, решил он. Если кто‑то и хотел закупорить горлышко, то лучшего места не найдёшь. Или это горлышко кто‑то откупоривал, или… Но что «или» он сообразить не мог. Получалось, «абрамсы» защищали мост, поэтому самое интересное заключалось в том, куда, а главное — по кому они стреляли.
— Стоп! — скомандовал Берзалов. — Федор Дмитриевич, что у тебя на экране?
— Ничего, — будничным голосом ответил Гаврилов. — Три цели…
Ну да, иронично подумал Берзалов, когда‑нибудь Гаврилов со своим спокойствием вгонит нас в гроб. Одно дело сохранять хладнокровие во всех ситуациях, а другое — не вовремя реагировать на потенциальную опасность. Тем не менее, делать выговор старшему прапорщику Берзалову почему‑то не решился, но и сообщать в эфир о своих предчувствиях тоже не захотел, мало ли кто слушает, сидя в кустах. Может, те же самые таинственные манкурты? Вдруг они расшифровали наш код, хотя он и меняется хитроумной СУО ежедневно? А вытаскивать Гаврилова из бронетранспортёра и обсуждать проблемы наедине не было времени. Он как чувствовал, что у него на всё про всё не больше двух часов и чем дольше они находятся по эту сторону моста, тем хуже для них. С этого момента судьба играла против него и вообще — против всей экспедиции. Не было у них времени, только он ещё не понимал этого, а Спас, которого заботила только личная безопасность Берзалова, высокомерно молчал, предлагая Берзалову выпутываться из сложившегося положения самостоятельно. В общем, случилось то непредвиденное, из‑за чего он потом страдал всю жизнь, ибо глубокая разведка на то она и глубокая разведка со всем тем набором неопределенностей, которые ты сразу не можешь постичь. «А что если бы я поступил так, — часто думал он, — или по — другому? Что бы это изменило?» И не находил ответа. Не было его. Оставалась одна горечь от прошлого.
— Пусть трое из ваших сходят посмотрят на танки, а я с Буром обегу тылы. Куда‑то же всё‑таки они стреляли?!
— Ну да… — после некоторой паузы согласился Гаврилов, — стреляли… Может, вам ещё пару человек взять? — предложил он.
Его беспокойство проистекало не из‑за сложности ситуации, а из‑за того, что следовало действовать стандартным, то бишь, надежным путём: в разведку всегда и везде идут не меньше трёх человек, один из них пулемётчик — для придания группе огневой мощи, чтобы убивать врага прямо сквозь стволы деревьев, лучше даже гранатомётчика прихватить. Так спокойнее и надёжнее. Впрочем, при встречном бое в лесу шансы уцелеть у тех, у кого лучше реакция, кто раньше начнёт стрелять. Так что Берзалов с этой точки зрения ничего не проигрывал и ничего не выигрывал.
— Да нет никого ничего, — беспечно ответил он, как будто Спас, у которого внезапно прорезался голос, не подавал сигналы, как заклинания: «Опасно, опасно, идиот!» Переклинило Берзалова, сделался он глухим к знакам, а может, просто устал слушать Спаса. — Сбегаем глянем, — сказал он, — и вперёд через мост. Мост‑то, кажется, цел?
— Цел, — подтвердил Гаврилов.
Спас прокомментировал: «Полный отстой!»
СУО уже выдала на экран соответствующую информацию и даже параметры написала: пролёт сто двадцать пять метров. Заложена в неё была всякая информация: грузоподъемность, характеристики покрытий и даже год строительства, чтобы, не дай бог, кто‑нибудь не воспользовался им, окажись он в ветхом состоянии. Кроме всего прочего, сразу за мостом начинался сорок третий квадрат. Чепуха, на одном дыхании проскочим туда, куда нам нужно, решил Берзалов. Но вначале надо было выяснить, куда, а главное, по кому стреляли «абрамсы».
