Борис Сапожников - Наука побеждать
— Вот значит как, — вздохнул я. — А имуществом моим кто заведует?
— Опять же, никто, — ещё больше смутился фельдфебель. — Его это, ну, по традиции…
— Понятно, — кивнул я. — Понятно. Меня и со счетов списали, и отпели даже, и имущество разделили, по традиции. А палаш мой у кого?
— Палаш, вашбродь? — переспросил Ермолаев.
— Меч, — ответил я, — что я под Броценами взял. Кому он достался?
— Да вроде прапорщику Кмиту.
— Спасибо. Спасибо тебе, фельдфебель, большое спасибо. Ты, верно, один был рад мне во всём взводе.
Я нашёл Кмита на плацу, где он гонял половину взвода, состоящую как из новобранцев, так и старослужащих. Строевая подготовка равно хромала и у тех, и у других. Когда я здоровался с ним, только придя в полк, он был ровен в общении со мной, хотя ранее отношения у нас были более доверительными.
— Прапорщик, — обратился я к нему, — подойдите.
— Унтер Мохов, принимайте командование, — бросил он и подошёл ко мне.
— Тот палаш, — сказал я ему, — что я под Броценами взял. Он у вас.
— Так точно.
— Верните. Как бы то ни было, я живой. И второй «Гастинн-Ренетт».
— Есть.
Мы долго смотрели друг другу в глаза, казалось, ещё секунда — и между нами молния сверкнёт.
— Проклятье! — не удержался я. — Да что стряслось с вами?!
— Не могу знать.
— Прапорщик! — рявкнул я. — Я сейчас вам в морду дам!
Он промолчал. А что можно ответить на такие слова?
— Друзьями мы не были, — сказал я, — однако и под Шодровичам, и на борту «Гангута», и на британском дредноуте, вы вели себя иначе.
— Вы пропали на несколько месяцев, — ответил Кмит. — Вас похоронили и отпели, пускай и не зная истинной вашей судьбы. И вот вы вернулись, однако за вами тянется шлейф слухов и недомолвок. Будто вы шпион, а то и вовсе французский или испанский офицер.
— Так оно и есть, Кмит, — кивнул я. — Я был лейтенантом французской армии, пока служил в Уэльве — это город в Испании — и, как оказалось, ещё и полковник армии испанской. Но это не значит, что предал Россию. Воевал я против испанских мятежников и немного против немцев. Скрывать не стану, мне предлагали остаться на французской службе, но я отказался.
— И всё же, господин поручик…
— Штабс-капитан, — поправил его я, — если вы не заметили.
— Штабс-капитан, — поправился Кмит. — Не доверяют вам пока в полку. Тем более что вы пока и не вернулись к нам. Говорят, вас у себя при штабе оставил генерал-лейтенант.
— Мне в полку командовать некем, — усмехнулся я. — Слава богу, офицеров пока хватает. Идёмте, прапорщик. У меня не так много времени.
Располагался прапорщик в большом доходном доме, полностью снятом для офицеров экспедиционного корпуса. Комнату он делил, по традиции, с прапорщиком второго взвода нашей роты. Он вынул из шкафа баскетсворд и кобуру с дуэльным пистолетом.
— Знаете что, прапорщик, — неожиданно сказал я. — Забирайте себе и второй «Гастинн-Ренетт», думаю, мне он не пригодится в ближайшее время. Думаю, покойный поручик Федорцов, не возражал бы против этого.
Я снял с пояса двойную кобуру с пистолетом и протянул Кмиту.
— Пользуйтесь.
Я забрал у него палаш и вышел из комнаты.
Глава 14, В которой происходит грандиозное сражение
Корпус Барклая де Толли выступил на юго-восток спустя два дня после моего возвращения в армию. Двигались мы, что вполне закономерно, по той же дороге, что мы с Ахромеевым ехали в Шербур. Передвигаться в штабе корпуса было совсем не то, что маршировать вместе с солдатами. Отчасти это изрядно радовало меня, но, как бы то ни было, я был пехотным офицером. И хоть и сменил белые рейтузы на серые штаны штабного офицера с леями, однако когда замечал марширующих солдат в знакомых цветах моего полка, то сердце моё обливалось кровью. Возвращаться к своим, как бы ни тянуло, я не стал. Слишком уж холоден оказался приём, оказанный мне в первый раз. Даже былые верные друзья, с которыми, казалось, прошёл огонь и воду и пуд соли съел, были мне совсем не рады.
В то время я впервые стал по-настоящему страдать от одиночества. В детстве надо быть очень уж замкнутым ребёнком, чтобы остаться одному, в кадетском корпусе попросту некогда раздумывать над подобными вещами, в армии же у меня всегда были друзья-приятели, вроде соседа по палатке Петьки Большакова или первого командира — покойного поручика Федорцова. Теперь же я остался один. Совершенно один. Офицеры штаба, зная о моём временном статусе, несколько сторонились меня и не заводили близкого знакомства, про офицеров моего полка я уже довольно сказал, в общем, я оказался в совершенном одиночестве. Поручений от генерал-лейтенанта было немного, какие могут быть дела на марше, так что я оказался предоставлен самому себе.
Много времени я посвящал упражнениям со шпагой и палашом, а также вольтижировке и стрельбе из короткоствольных драгунских пистолетов, купленных мною у квартирмейстера. Это было оружие хорошей работы со стволами воронёной стали, оправленными в серебро. Били они не так точно и далеко, как «Гастинн-Ренетты», однако управляться с ними, сидя в седле, было куда удобней, нежели с длинными дуэльными пистолетами.
Дни шли за днями, корпус двигался на юг, огибая Париж, навстречу армии Священной Римской империи под командованием епископа-генерала Иоганна-Иосифа фон Лихтенштейна. Кроме того, с нами на соединение шёл генерал Гебхарт Леберехт фон Блюхер со своей сорокапятитысячной армией из Пруссии и Рейнской конфедерации. Неподалёку от столицы нас ждал сам Бонапарт во главе Императорской гвардии и линейных полков, расквартированных на севере Франции. Гражданская война, набиравшая обороты ещё несколько недель назад сейчас оказалась совершенно сведена на нет, благодаря усилиям французской жандармерии, сформированной Наполеоном по образу и подобию жандармерии испанской, показавшей себя с самой лучшей стороны. Нам противостояли не только цесарцы, но и британские полки, точнее, Ост-индской компании. Они высадились на юге Италии и присоединились к армии, вторгнувшейся во Францию.
Грядущая битва грозила стать просто грандиозной. Соединившись с Бонапартом, мы быстрым маршем направились к Труа, где она и должна была состояться.
Мы встали в двух десятках вёрст от Труа. Совместный российско-французский штаб располагался на холме, откуда было отлично видно всю долину, где должны были сойтись в смертельной бою армии. Немцы же расположились дальше на левом фланге, на предложение объединить штабы Блюхер ответил отказом.
— Тоже нашёлся, гений гордости, — прокомментировал его депешу Наполеон Бонапарт. — Передайте генералу Блюхеру, что мы и без него побьём цесарцев с британцами, — бросил он вестовому, молодому адъютанту в егерском мундире.
— Я не был бы столь неосмотрителен, маршал Бонапарт, — сказал ему Барклай де Толли.
Наполеон с самого начала попросил его обращаться к нему именно так и никак иначе.
— Здесь я военный, — объяснил он, — а не император и обращаться ко мне надо соответственно.
— Оставьте, генерал, — отмахнулся Бонапарт, — мы, действительно, справимся без них. Кто стоит против нас? Колониальные войска из Индии, что воевали до того только с раджами, не знающие, что такое настоящая дисциплина.
— Но солдаты Священной Римской империи одни из лучших в Европе, — сказал Барклай де Толли.
— Вот только вооружены отвратительно и, пари держу, генерал, со снабжением у них очень плохо. Как бы ни был гениален ваш Суворов, однако, на дворе век девятнадцатый — одним штыком много не навоюешь.
— Зато у сипаев Ост-индской компании с порохом и пулями всё в порядке. Они вполне могут поделиться со цесарцами. И поделятся.
— Да никуда эти пруссаки не денутся! — вскричал явно раздражённый доводами Барклая Бонапарт. — Они же сюда воевать пришли, а не стоять!
Возражать ему дальше генерал-лейтенант не стал. Я был свидетелем этого исторического разговора, как и все штаб-офицеры, старавшиеся держаться поближе к командирам.
— Войска построены, — сказал генерал-лейтенант Барклай де Толли. — Пора начинать.
— Вперёд! — воскликнул разом повеселевший Бонапарт. — Начинаем!
Заиграли трубы, загремели барабаны, запели флейты. Наша линейная пехота центра и флангов пришла в движение. Немногим позже навстречу ей двинулась пехота противника. А вот в стане немцев было тихо. Не было слышно военной музыки, ни один солдат или лошадь не пошевелили ногой. Прав был наш генерал. Ох, прав. Но сейчас думать об этом было некогда.
Я глядел на сближающуюся пехоту в зрительную трубу, также купленную у маркитанта. Поле боя затянуло сизым дымом, до холма донёсся гром артиллерийской канонады. На долгую артподготовку, какие очень любил Бонапарт, времени не было. Ему нужно было как можно скорее покончить с епископом-генералом фон Лихтенштейном, ведь ему шли на помощь войска из Восточной Европы, которыми командовал монсеньор-генерал Микаэль фон Кинмайер. И вот теперь войска сближались на дистанцию выстрела под интенсивным огнём артиллерии с обеих сторон. Немцы, что удивительно, оказали нам помощь, хотя бы в этом — их пушки стреляли наравне со всеми, изрядно потрепав правый фланг цесарцев.
