Осколки легенд. Том 2 - Андрей Александрович Васильев
– Три дня. – Павла затушила папиросу. – Мало. Да еще фора по времени у него… Ладно, поглядим. Вот только мне, Виктор Семенович, кое-что понадобится.
Абакумов глянул на нее, после залез в сейф, стоящий у него под столом, лязгнув его дверцей, и достал оттуда прямоугольную красную книжечку и пистолет в кобуре.
– Это имеете в виду? – показал он извлеченные из сейфа предметы Веретенниковой. – Да?
– Именно, – глухо ответила та, узнав свое удостоверение и оружие, изъятые у нее четыре года назад.
– Берите. – Абакумов положил их на стол и легким тычком отправил по направлению к собеседнице. – Выполните задание – сдадите обратно. И еще – то, что я вернул вам удостоверение, не означает, что звание и связанные с ним полномочия снова ваши. Просто вы на три дня сменили место отбытия срока за совершенные вами преступления с Кольского полуострова на Москву. И не более того. Понимаете, о чем я?
– Предельно, – кивнула Павла, встала со стула и жадно цапнула оба предмета. – Разрешите приступить к выполнению задания?
– Приступайте, – кивнул хозяин кабинета и взялся за трубку телефона. – Житомирскому позвоню, обо всем предупрежу, людей он выделит. И еще – сейчас отдам распоряжение, чтобы вас переодели. Нельзя по городу в таком виде ходить, вас первый же патруль остановит и в комендатуру препроводит, несмотря на ваши документы. Да, вот что еще… Хотя нет, идите. Три дня у вас, помните! И не подведите меня. Я лично за вас перед наркомом поручился.
Павла поняла, что он хотел спросить у нее напоследок. Ему было любопытно, почему она не поинтересовалась о том, что с ней будет после успешного выполнения данного поручения. Провал задания в данном случае не рассматривался, там все было предельно ясно, он имел только один возможный вариант развития, связанный с прогулкой на Никольскую, 23. Ну или где там сейчас у них приговоры в исполнение приводят? Да и то при условии, что Павла к тому времени живой останется.
А вот в случае успеха, наверное, она могла бы что-то себе попросить. Смягчение приговора, улучшение условий заключения, повторный пересмотр дела, наконец. Но ведь ни слова не произнесла, даже ни на что не намекнула, и это Абакумова, возможно, удивило.
И еще одно она поняла: этот человек очень хорошо изучил ее биографию, хоть и делает вид, что понятия не имеет ни о ней, ни о работе отдела Бокия. Мало того – он с кем-то о ней говорил, и этот кто-то ее, Павлу Веретенникову, отлично знает. Иначе ни документов, ни тем более оружия ей бы не видать. Впрочем, эти мысли она довольно быстро выбросила из головы, благо ей было о чем поразмыслить.
– Я рад, что ты жива, – сообщил женщине, которая теперь тоже смотрела на карту Москвы, Житомирский. – Правда рад. Скажу честно – мне тебя не хватало. Причем тебя особенно. Ветераны все ушли, кто при исполнении служебных обязанностей, кто… По-другому. А у меня в отделе в результате один молодняк работает. Самый старый сотрудник, получается, Толя Ликман, которому тридцатник не стукнул.
– Не наговаривай на ребят, – посоветовала ему Павла. – Что до Ликмана – я сама его натаскивала, потому помню, что он парень толковый и цепкий, если ухватит кого – не отпустит. Ты мне другое скажи – есть какие-то мысли по поводу Функе? Как думаешь, чего ему в Москве понадобилось?
– Вообще никаких мыслей нет. – Житомирский уселся за стол и снова взялся за курительную трубку. – Или, наоборот, их настолько много, что непонятно, какая из них верная. Ясно одно – ему обычная диверсионная деятельность без надобности, для подобного есть агенты абвера и те шкуры из наших, тех, кого до войны не успели вычистить. Но и без этого разброс возможных целей огромен. Может, он собирается с вурдалаками договориться о том, чтобы те начали панику сеять, может, собирается проконтролировать, чтобы ценности из Москвы не вывозили или, наоборот, зафиксировать, куда именно их эвакуировать станут. Сама же знаешь, эти ребята до разных артефактов сильно жадны, особенно тех, что связаны с дохристианскими временами. Или вообще планирует наше здание заминировать и взорвать, чтобы отдел у Аненербе под ногами не путался. Ясно же, что мы в любом случае на месте сидеть не станем, костьми ляжем, а им поперек дороги до последнего вставать будем. К тому же мы два десятка шпионов только за последнюю неделю на Лубянку сдали, правда, из них пяток в виде трупов.
– Да ладно?
– Представь себе. Некоторая нежить оказалась вполне сознательной, не желает она, чтобы немец нашу землю топтал, потому с великой охотой нам их диверсантов передает. Правда, не всех живыми, но это уже условности.
– Молодцы. – Веретенникова не отрывала глаз от карты. – Они, выходит, получше иных людей. Потому что что? Правильно, Петрович, потому что среди людей куда больше сволочи, плюющей на принципы и приспосабливающейся к ситуации, а нежить, да и нечисть, всегда тверда в своих убеждениях и предпочтениях. Помнишь, как ведьма из молодых да ранних нам сказала? Ну, та, которая в тридцать пятом свою подругу в колодце утопила за то, что ей глава ковена симпатизировала на капелюшку больше, а после следы замела так, что любо-дорого смотреть?
– А, ты о Марфе Иволгиной? – понимающе кивнул начальник отдела. – Да, помню. «Живем по-старому, как мать наставила», так вроде. Кстати, трех диверсантов как раз ведьмы из этого ковена нам доставили. Двое из них наши, твари продажные, а один – немец, офицер абвера. Так-то.
– Обратно молодцы. – Веретенникова взяла из коробочки, стоявшей на полке под картой, несколько булавок с флажками. – Или молодицы, не знаю уж, как правильно. Петрович, мне нужна машина и пара парней. Коли не жалко, дай мне Ликмана и того, щекастого, который Швец. Вроде неплохой паренек. Прокачусь я с ними кое к кому из старых знакомых, повидаюсь, побеседую душевно о всяком разном.
И она воткнула булавки одну за другой в карту так, что они образовали некоторую геометрическую фигуру в самом центре города.
Глава
