Террариум 3 (СИ) - Гром Макс

Степан подошёл к нему и обнял. Парень был холодным как лёд.

Пришлось помогать ему снять лыжи, усаживать его к костру и заставлять Шарика сесть к нему на колени, дать обнять себя.

Шарик был не доволен, но кто его в этой ситуации слушать станет. Джонатану нужно было тепло.

Степан достал из вещмешка Джонатана миску и наложил в неё горячую похлёбку.

— Вот держи. Ешь потихоньку. Не обожгись. — Джонатан принял из рук Степана миску и не спеша начал есть, хорошенько дуя на еду, потому что уж слишком сильно она обжигала промёрзшие, потрескавшиеся губы.

Шарику тоже был брошен кусок сваренного жира, чтобы пёс не лез в миску к человеку.

Степан хлебал еду прямо из котелка.

— Когда мы разделились, я думал, что всё, конец. В меня стреляли. В мешок вон попали. Но не понятно каким чудом выбрался. О-о, боги как же долго я брёл по этому грёбаному лесу. Думал уже развести костёр, но увидел свет, а потом и тебя. — Сказал много слов Джонатан и положил в рот ещё похлёбки.

— Надо было давно костёр развести. — Сказал Степан, отдавая псу немного мяса.

— Я боялся, что за мной до сих пор гонятся, что свет заметят.

— Да кому мы на хер нужны? Эти ежкисты уже давно плюнули на нас.

Джонатан помолчал немного и спросил:

— А есть ещё похлёбка?

— Нет. Это всё. Остальное осталось у ежкистов.

— Ничего страшного. У меня есть немного колбасы и буханка хлеба, ну и соли чуток.

— Растянем как-нибудь на завтра. До Сталинграда осталось немного. — Степан лёг на разложенные по снегу ветки.

— И сколько же нам осталось идти? — Спросил Джонатан, смотря на стволы огромных деревьев, вершины которых терялись в темноте.

— Дня два, если всё хорошо пойдёт. — Ответил Степан, вглядываясь в темноту над головой.

— Тогда нужно молится, чтобы остаток пути выдался хорошим. У вас вообще принято молится? Ну, у коммунистов. Я слышал у вас с этим не очень.

— С недавних пор можно. Раньше запрещено было. Теперь если

захочешь можешь в церковь пойти. У нас только, у церкви никакой власти нет. Она ничего не решает и на политику страны не влияет. Поэтому и церкви у нас все простенькие, Деревянные всё в основном, без золота и прочей дряни.

— А раньше почему была запрещена?

— Ну, как почему, ну, коммунизм, церковь наш враг и всё такое. Я тебе сейчас марксизм-ленинизм разъяснять не буду. Просто скажу, что с незапамятных времён, ещё при Ленине и Сталине велась страшная борьба с церковниками, что пили они кровь у рабочих и крестьян не хуже буржуев. Это война настоящая была. Где кровь проливалась. Святоши на наших как в средние века, крестовыми походами, фанатиками, а мы им силой коммунизма отвечали.

— Ты так говоришь, словно агитацию проводишь. — Подметил Джонатан. — Издержки профессии?

— Как в учебнике истории было написано, так и говорю. Правда то или нет, я не знаю, других учебников у меня в школе не было. А в них говорилось так, что война, что фанатики и много крови пролилось. А у вас чего в учебниках?

— У нас ничего такого нет. Про Россию там мало чего есть. Всё в основном про Францию.

— И чего там, про Францию говорят? — Степан привстал.

— Ну, там, революция описывается, наполеоновские войны, много чего ещё.

— Понятно. А про холодную войну, что-нибудь есть? — Степан опять прилёг.

— Есть. — Джонатан начал и себе собирать лежанку из веточек. Разогрелся парняга, раскраснелся. — Что Франция в ООН была и сражалась с агрессоров, СССР. Там тоже много крови пролилось.

— Чужой правда.

— Много чей.

— И сейчас много проливается. Как и тогда Джонатан. Люди убивают людей за разные мерзкие и недостойные причины, прикрывая это всё идеологией и религией. И это никогда не закончится.

— Может и закончится? Вот сейчас на нас орда идёт. Такую силу не победить СКГ, или НРИ. Только все вместе они победят. Так может и объединятся?

— Мы же только что про холодную войну говорили. Перед ней ведь другая война была. Сам знаешь какая. Все объединились против общего врага, скрыли общее омерзение друг к другу и победили вот такую же орду. И долго потом продлилось их объединение? Да оно сразу же развалилось.

Джонатан лёг, подложив под голову мешок и отогнав от него ещё голодного Шарика.

— А если на этот раз всё будет по-другому? — Спросил Джонатан после долгого молчание.

— Зачем гадать? Потом сами узнаем. — Степан закрыл глаза.

Шарик патрулировал освещённый участок местности.

Джонатан не спал, боясь будущего.

Глава 10: Не время

Не только Джонатан боялся будущего.

К концу первого дня Степан и его напарник встретили промысловиков, которые везли в Сталинград пушнину.

Дед — глава промысловиков — так же боялся будущего, надвигающейся катастрофы. От него Степан и Джонатан узнали, что столица Французской Колонии разрушена и теперь орду от границ СКГ отделяют сотня километров, да редкие очаги сопротивления французов. Из-за чего мобилизация прошла с ускоренными темпами. И вот теперь промыслом приходится заниматься совсем молодым юнцам, бабам и старикам.

В группе промысловиков и правда не было видно ни одного мужчины призывного возраста. Все ушли на призывные пункты с повестками на руках.

Молодые парни и женщины выглядели не очень аутентично в промысловых комбинезонах, с ружьями и винтовками, с ножами и револьверами. Но такова уж их участь. Тот, кого не заберёт фронт будет вкалывать до потери сознания, чтобы их близким в траншеях всего хватало. Такой мобилизации страна ещё не видала. Даже в самые страшные периоды войн с империалистами и буржуями столько людей не уходило на фронт одномоментно. Грядёт, что-то жуткое, что-то страшное, такое, что зальёт всю землю кровью.

Орда сошла с ума. Вожди орды пуще прежнего захотели человечий крови. Степан не понимал, как они решились собрать такую силу и повести её на людей. Они же такого не делали никогда. Да даже люди в новейшей истории такого не делали. Даже «чистые».

— А вы зачем в Сталинград? Тоже на фронт? — Спросил молодой парень с горящими глазами. Ему видать тоже хотелось на войну. Посмотреть на неё хоть одним глазком. Он, наверное, и промысловики то подался только потому что здесь пострелять дают.

— Да парень. Так и есть. Сделаем дела и пойдём с другом. — Ответил Степан улыбаясь. Не стал говорить пацану про ужасы войны, про то что не надо ему туда лезть. Не нужно вечер этим портить.

Парень заулыбался ещё сильнее и ещё более старательно начал чистить свой револьвер. Штучка кстати была для него великовата, «наган» промысловый, или «зверь» как его ещё кличут. Калибр 357 магнум. В принципе от обычного «нагана» мало чем отличается. Только размерами, количеством патронов и калибром. В Армии точно такой же используется, только 44-го калибра. Вещь и на фронте, и на промысле не заменимая. На фронте, если патроны в автомате закончились, а враг ещё прёт и прёт. А на промысле, если зверюг на твою группу набежало и из ружьишка в них особо не постреляешь. Собственно, «зверь» только для защиты от животных и использовался, а не для самой охоты.

— Ты с такой игрушкой то справишься? — Спросил у пацана Степан. Было парню от силы лет шестнадцать.

— Справлюсь. Я из неё уже стрелял. Дед подтвердит.

— Да стрелял. Волка убил. — Сказал глава группы. — Он у нас такой. Меткий, зоркий как орёл.

Утром они выдвинулись к Сталинграду. В единственной стоящей на пути деревне, не остановились. Припасов было в достатке, да и что там делать в Шараевке, у углежогов? Они там целыми днями уголь производят. Все перепачканные и дымом пропахшие, и только вечером, после работы собирающиеся выпить их собственного варева. А ждать до вечера танцев, музыки и кушанья нет никакой мочи, как и времени. К тому же какое щас веселье? Мужики, наверное, на фронте. Все лишние припасики там же. Война ещё и не началась, а уже всё портит. Забирает у бедных крестьян последние радости жизни.

До Сталинграда добрались только к вечеру. Тогда уже похолодало не слабо и стемнелось, стало темно как ночью. С неба попадал мелкий снежок и люди, укутавшиеся в одежду так, что даже глаз не было видно, подошли к городским стенам уставшие и изрядно оголодавшие.